— Я воин, — набычился ньюмен, — но я помню, чему учила нас Змея. Несовершенные должны уйти, и чем меньше их останется на этой планете, тем спокойнее будет нам, индиго, за наших будущих детей. Неужели ты веришь, вождь Всеслав, что обезьяноподобных можно переделать? Подавляющее большинство из них мусор, на который не стоит тратить силы!
— Я не люблю слово «обезьяноподобные» — это во-первых. Во-вторых, ты назвал меня «вождь» — вы признали меня вождём, ньюмены! Серпента мертва — Всеслав жив. В-третьих, каждый из людей должен получить свой шанс — или ты считаешь себя богом, который вправе решать, кому жить, а кому умирать? Ты хороший воин, Роберт, но ты слишком жесток.
— Ты считаешь, — упрямо повторил ньюмен, — мы плохо справились со своей задачей?
— Вы хорошо справились, — устало повторил ведун, — даже слишком хорошо.
Заговор раскрыли давно, чуть ли не с момента его зарождения. Умение читать мысли сослужило людям-индиго неоценимую службу — у заговорщиков не было ни единого шанса. А нанесение удара по дому-крепости Всеслав доверил ньюменам — вождь Ищущих Ответы высоко ценил бойцовские качества бывших воинов Серпенты, закалённых в войне против генерала Блада, и был уверен: они справятся. И они справились — так, как умели.
— Ты отказываешь мне в доверии, вождь? — спросил Роберт.
— Нет, не отказываю. Больше того, у меня есть новое дело для тебя и твоих воинов. И очень важное дело.
Помрачневший было Роберт заметно оживился, и в глазах Нэнси, не проронившей за всё время разговора ни единого слова, вспыхнул интерес.
— Южная граница, — коротко пояснил Всеслав, предупреждая вопросы. — Ифриты — они могут быть как друзьями, так и врагами. Вы, ньюмены, отправитесь туда. Ваша боевая магия там очень пригодится — хотя бы для демонстрации силы, — но будет лучше, если вы сумеете найти с ифритами общий язык: так же, как нашли его с нами и с ортами. Нас, людей-индиго, мало — нам не нужна новая междоусобица, хватит и вражды с гремлинами. Ты понял меня?
— Я понял тебя, вождь, — сказал Роберт, вставая из-за стола, — и готов выполнить твой приказ. Пойдём, Нэн, — время уже позднее.
— Иди, — отозвалась девушка, — а мне надо сказать пару слов Всеславу. Подожди меня в нашем отсеке, Роб. Иди, я скоро приду.
Ньюмен недоумённо посмотрел на подругу, потом на вождя ведунов, пожал плечами и пошёл к выходу. Но уже открывая тяжёлую бронированную дверь, он вдруг задержался и сказал, обращаясь к Всеславу:
— Ты хороший воин — я видел, как ты бился на берегу реки, — и достойный вождь. Но ты никогда не будешь великим вождём, каким была Серпента. Власть требует жестокости — у тебя её нет, русич. Нет, есть, но её мало — слишком мало.
С этими словами он повернулся и вышел.
Люди-индиго умели говорить друг другу правду в глаза — какой смысл таиться, если собеседник может ненароком прочесть твои приоткрытые мысли?
— Гхм, — прокашлялся Всеслав, когда дверь за Робертом автоматически закрылась. — И что же такого тайного ты хотела мне сказать?
— Во-первых, — деловито начала Нэнси, — Канада.
— Канада?
— Канадские леса. Там укрылось немало ньюменов, спасавшихся от преследований. Это наши собратья и твои союзники, вождь Всеслав, — они могут стать твоими союзникам, если с ними поговорить. И с ними поговорю я — они меня знают. Я полечу в Канаду и найду укрывшихся там «истинных новых людей». А затем — может быть, нам удастся найти подход и к тем ньюменам, которые перешли на сторону лорда-протектора. Почему нет? Мы ведь тоже были сторонниками генерала Блада, а теперь мы с тобой, вождь.
— Дельная мысль… — задумчиво проговорил ведун, с уважением глядя на девушку. — Что ж, действуй. Роберт нужен мне на юге, но я дам тебе в помощь пару моих людей — из лучших. Добрыню, например, или…
— Не надо, — Нэнси покачала коротко стриженой головой. Девушки ньюменов не любили длинных причёсок — волосы могут быть помехой в бою. — Я справлюсь сама. Одной мне будет даже легче — меньше ненужного внимания.
— Как знаешь. Но зачем тебе понадобилось говорить об этом с глазу на глаз? Это что, секрет от Роберта и других?
— Это — не секрет. Секрет другое, которое во-вторых.
Она встала, обошла стол и наклонилась к Всеславу — так, что ведун отчётливо увидел её загадочно мерцающие глаза.
— Я хочу тебя, вождь, — без обиняков заявила Нэнси, — хочу здесь и сейчас. Я захотела тебя ещё тогда, у реки. Я видела, как ты рубил гремлинов, и подумала: «Этот воин наверняка так же яростен в любви, как и в сече. И я обязательно отведаю его любви». Возьми меня — я с тех пор не нахожу себе места, вождь… Я полетела в эту страну за тобой — только за тобой…
Девушка раскрыла молнию на своём тёмном глухом комбинезоне — тревожное время не позволяло носить наряды — и перетекла-присела на колени ведуна так, что её обнажённая грудь оказалась на расстоянии ладони от лица русича. От тела Нэнси исходил тонкий аромат молодой и здоровой женщины, жаждущей любви, и Всеслав почувствовал, как у него начала кружиться голова. Вождь Ищущих Ответы сжал талию ньюменки, силясь удержать Нэнси на расстоянии, хотя ему очень захотелось коснуться губами её вызывающе вздёрнутых сосков.
— Послушай, — пробормотал он, пытаясь найти подходящие слова, — у тебя же есть Роберт. Он ждёт тебя, а ты…
— Ну и что? У нас, ньюменов, свобода любви и свобода выбора — я ведь не возражала, когда Роб тискал молоденьких орт по закоулками Катакомб. Мы новые люди, и мораль у нас тоже новая. Мы самодостаточны, и мы все — и мужчины, и женщины, — ищем тех, кто станет нашей второй половинкой. А всё остальное — неважно… — голос Нэнси упал до шуршащего шёпота. — Возьми меня, мой вождь… Возьми…
— Но у меня уже есть моя вторая половинка! — Всеславу удалось сдержаться, хотя это было не легче, чем схватиться врукопашную с десятком чёрных индиго.
— Твоя жена далеко, — шёпот девушки завораживал, — а я рядом — вот она я…
Наташа действительно была далеко — в Новосибирске, где дочь Диего руководила новым центром для детей-индиго. Там было безопаснее, чем в столице, и к тому же работа с детьми с головой захватила молодую ведунью — она чувствовала себя на своём месте.
— Она не узнает… — шептала Нэнси, прижимаясь к Всеславу. — И никто не узнает…
«Ты мужик или колода деревянная? — мелькнуло в голове русича. — Девка сама под тебя подкладывается, а ты… Да завали её, и всё — делов-то! Жалеть ведь потом будешь…»
Похоже, Нэнси перехватила его мысль — на её лице появилась торжествующая улыбка победительницы. Она по-змеиному ловко выскользнула из комбинезона, словно цветок из тугого бутона, непостижимым образом умудрившись при этом освободиться от всей прочей одежды, и торопливо зашарила подрагивающими от желания пальцами по комбинезону Всеслава, расстёгивая на нём «молнию».
— Возьми меня…
— Нет, — резко сказал вождь ведунов, мягко, но непреклонно отстраняя ньюменку. — Нет, Нэнси. Ты красива, и я даже хочу тебя — ты и сама это знаешь. Но у меня есть Наташа — неважно, что она далеко, важно, что она есть. Я нашёл свою половинку — желаю тебе найти свою.
Глаза девушки зло сверкнули. Она соскочила на пол и оделась едва ли не быстрее, чем разделась. Всеслав видел её полыхающую ауру, однако Нэнси тоже была индиго, и тоже умела держать себя в руках. И лицо её было бесстрастным, а голос спокойным, когда она, направляясь к двери, бросила небрежно и холодно:
— В Канаду я поеду — не будем путать дела с любовными утехами. Ты хороший воин и достойный вождь, русич. Но ты никогда не будешь великим вождём, каким была Серпента. Власть требует умения наслаждаться властью — у тебя этого умения нет. Нет, есть, но его мало — слишком мало. А ещё… Впрочем, сам догадайся — если сможешь.
«Глупо получилось… — размышлял Всеслав, оставшись один. — Обиделась… Надо было её пригреть, тело-то у ней — аж голова кругом идёт… Нет, не надо было — как я потом посмотрел бы в глаза Наташе? Да и пустое это всё — до того ли сейчас?»
Вождь ведунов ещё не знал, что сегодня он совершил большую ошибку — точнее, даже две ошибки. Это только таланты и сверхспособности даются от рождения, а жизненный опыт приходит с годами.
Река напоминала кривой клинок, брошенный на пыльный ковёр земли, прокалённой солнцем. Когда-то здесь была пограничная застава, и жили люди, но годы и политические перемены сделали своё дело: люди ушли, и пришёл песок пустыни, неспешно и неумолимо завладевший полуразвалившимися строениями и заселивший их скорпионами, ящерицами и змеями. Иногда покинутые здания служили пристанищем контрабандистам, доставлявшим с севера на юг оружие, а с юга на север наркотики, но обычно тут не было никого, кроме теней прошлого да тишины, древней хозяйки мёртвых руин Востока.
Гревшаяся на солнце ящерица привыкла к этой тишине, и поэтому насторожилась, заслышав шорох песка, потревоженного осторожными шагами. Сюда шли люди, и ящерица шустро юркнула в щель между камнями растрескавшегося фундамента — от людей добра не жди. Тем более что эти люди, как подсказывал ей инстинкт, были какими-то странными — с такими она никогда раньше не встречалась.
Из-за угла приземистого дома с выбитыми окнами и просевшей крышей вышли двое в песочного цвета комбинезонах и надвинутых на глаза панамах — солнце палило вовсю.
— Никого, — сказал один из них, оглядевшись по сторонам. — Странно… Опаздывают наши гости.
— Нет, — отозвался второй, — они не опаздывают. Они уже здесь — смотри.
На гребне щербатой саманной стены, ограждавшей занесённый песком двор, появился человек в сером от пыли халате и чалме.
— Мы пришли, — отрывисто произнёс он. — Нас одиннадцать. А вас?
— И нас одиннадцать — мы держим слово. Зови своих джигитов — будем говорить.
Рассаживались в тени бывшей казармы, неторопливо и основательно, приглядываясь и примериваясь друг к другу. Смотрели не только глазами — в этом пустынном и забытом богом месте встретились люди-индиго: ифриты Джелаля ас-Масуда и ведуны Всеслава, и от исхода этой встречи зависело многое. Встреча на высшем уровне, с соблюдением протокола, с журналистами и обозревателями, с интервью и с итоговыми заявлениями — это на публику из числа тех, кто ещё не окончательно одичал в хаосе глобального посткризиса и не утратил интерес к творящемуся в мире. Внешнюю — хотя