И всё-таки все они — и ведуны, и даосы, и ифриты, и орты далёких от Храма-на-Горе Катакомб, — шли одной дорогой, хотя и с разной скоростью. И вожди всех ветвей восточных ортов это понимали — иначе их встреча в горном храме была бы попросту невозможной. Но понимали они и то, что путь к согласию усеян камнями, — слова, прозвучавшие в храмовом зале, не были пустым сотрясением воздуха, — и что убрать эти камни не так просто.
— Змея, — медленно проговорил вождь ведунов, следя за выражением лиц даосов и особенно ифритов, — готовится ужалить. И яд её смертелен — для всех нас.
— Поясни, северный князь, — чёрные глаза Мухаммада недобро блеснули. — Что значат твои слова? О какой змее ты говоришь?
— О той, чьё гнездо за океаном — в Городе. О той, что следила немигающим взором за нашими войнами и исподтишка помогала и вам, — Всеслав кивнул в сторону даосов, — и вам, — сказал он, переводя взгляд на ифритов, — лишь бы мы продолжали убивать друг друга.
— И вам тоже, — заметил Чэнхошан. — Во время Сибирской войны.
— Было, — князь кивнул. — Но всегда и везде элы преследовали только свои цели.
— Но ведь они тоже орты, — негромко и мелодично сказала-пропела Ата Ли. — Разве не так? Значит, они идут той же дорогой, только… немножечко своей.
— Нет, — вмешался Лама, — они не орты, они — элы. И их путь ведёт в другую сторону — в противоположную. Они дети древнего проклятья, проникшего в этот Мир извне, — дети разрушения. Они Зло — мы, Созерцатели, знаем.
— Мы разрушили гораздо больше, чем они, — возразила Хафиза. — Мы воевали между собой — элы жили там, далеко, управляя своей страной так, как они считали правильным. Можем ли мы советовать путнику или заставлять его сменить обувь или дорогу, по которой он идёт?
— Не так, — Вышата покачал головой. — Если ты идёшь, не мешая другим, — скатертью тебе дорога. Но если ты норовишь подставить подножку…
— Это обвинение, боярин, — внушительно произнёс Джафар. — Ты можешь доказать правоту своих слов?
Ито промолчал, но было видно, что он согласен с бейлербеем.
— Я могу доказать, — спокойно сказал Всеслав. — Вернее, княгиня Наташа.
— Твоя жена? — в голосе Мухаммада сквозило недоверие. — Эстер и генерал Блэйд не принимают гостей — они не поддерживают постоянных отношений ни с вами, ни с нами, ни с даосами. Или для твоей супруги, чьи таланты равны её красоте, было сделано исключение?
— Моя жена была в Городе, правда, — князь усмехнулся, — не совсем официально. И ей помогли туда попасть её таланты, о которых ты говорил, почтенный сардар. У моей Наташи есть и другое имя — Говорящая-с-Духами. Покажи нам, ворожея, то, что ты видела.
В воздухе сгустилась картина видения, и все увидели мужчину и женщину, которых они без труда узнали, а потом и услышали то, о чём говорили Хозяева Города. Подлинность явленного не вызывала никаких сомнений — сильнейших магов Юга и Востока не обмануть иллюзиями.
— Но как…?! — пробормотал ошеломлённый Мухаммад, но Лама уже понял.
— Ты умеешь творить эфирные дубли… — полуутвердительно-полувопросительно произнёс он, с уважением глядя на ведунью. — Магия Внешних — могучая магия…
— Умею, — невозмутимо подтвердила ворожея — так, словно речь шла о заживлении ранки на пальце. — Это было не самым трудным — проникнуть под купол Города оказалось куда сложнее. Элы боятся Бестелесных — в систему обороны Города входят гоуст-детекторы. Хорошо, что эти «обнаружители призраков» десятки лет не выдавали тревожных сигналов — за годы бездействия системы из-за неизбежных неполадок в ней появились технологические щели. Через них я и прошла, и вот результат, — она кивнула на чёткую картину видения.
Ифриты и даосы молчали — теперь они поняли, как эта молодая русоволосая магиня оказалась в составе делегации северян.
— Сородичи-орты, — вождь ведунов выделил слово «сородичи», — вы видели, и вы слышали. Послушайте ещё раз — меня.
Всеслав внимательно посмотрел на ифритов и продолжал:
— Эскадра вышла вчера. Сейчас там ночь, а к утру «Карфаген» будет в Центральной Атлантике. Я спрашиваю вас, посланцы халифа: вы знали, что находится на борту крейсера и кому оно предназначено?
— Мы не собирались обнажать Меч Демонов! — с вызовом ответил сардар. — Но между нами не было прочного мира, северянин, — разумно ли быть слабее того, кто всегда может стать твоим врагом?
— Не собирались обнажать… Об этом позаботились Хозяева! Мобильные пусковые установки автономно запрограммированы — они самостоятельно произведут залповый пуск ракет с Адскими Зёрнами по заранее выбранным целям по всему Восточному полушарию сразу же, как только будут выгружены и доставлены на позиции. И чем это кончится? Скажи мне, ифрит! Четыреста мегатонных боеголовок, — глаза русича метали молнии, — что будет со всеми нами, с нашими городами, с нашими детьми?
— Ас-Масуд… — прошептала Хафиза. — Неужели он знал?
— Есть одна древняя легенда, — Всеслав взял себя в руки, — про то, как жители одного осаждённого города втащили в свою крепость деревянного коня, в брюхе которого засели вражеские коммандос. Элы подарили вам именно такого коня, сардар, и он плывёт сейчас к вашим берегам. А ты, целительница Ата Ли, по-прежнему будешь говорить о немножечко не той дороге, по которой идут элы?
Даоска молча опустила голову, а Мухаммад решительно встал, подошёл к Всеславу и протянул ему руку.
— Я был не прав, северный князь, — сказал он, — прав был ты. Отныне мы идём вместе — одной дорогой.
Вождь ведунов пожал руку сардара — крепкую руку воина, — а пару мгновений спустя к рукопожатию присоединились Чэнхошан, Джафар и Такео Ито. Вышата последним накрыл своей широкой пятернёй пять мужских рук, отличавшихся только цветом кожи.
— Да будет так! — торжественно произнёс Лама. Он слегка прикрыл глаза, и в центре зала начали возникать блюда и сосуды с напитками.
— А что мы будем делать с троянским конём? — спросил Всеслав, усаживаясь на своё место.
— Лошади умеют плавать, — бесстрастно произнёс Чэнхошан. — Лошади переплывают реки, но океан — это очень широкая река. Кажется, в Атлантике есть наши корабли, адмирал?
Сёгун Островов молча кивнул, до предела сузив свои и без того узкие глаза, а вождь ведунов спросил Вышату:
— Кажется, наши корабли там тоже есть?
— Так, князь. И на орбите тоже кое-что есть… кажется.
Появлению Диего и Мерседес никто не удивился. Их приветствовали на Вече как равных среди равных — и только. «А чего ты ждал? — размышлял Рохо, занимая своё место, так хорошо знакомое ментору по прозвищу Призрак. — Орты Катакомб — орты будущего, сородичи Муэт, — хорошо знают эрудита Роя и целительницу Сирин — почему они должны удивляться их появлению? Да и ты сам — разве ты тот Диего, который уснул вчера в пещерах Миктексиуатль? Ты Рой-Призрак, современник Вестников, и твоя память, опыт и навыки — это память и умения старого орта, учителя и воспитателя из племени гор. А Диего — он тоже здесь, но он ушёл в тень твоего сознания. Писатель Диего Рохо смотрит, подмечает различия, сравнивает, но он всего лишь наблюдатель — говорит и действует Рой, и никто иной — это его мир. А Мерседес — то есть Сирин, Сирин, Сирин, — она что, чувствует то же самое?».
Диего-Рой чуть повернул голову и посмотрел на сидевшую рядом целительницу. Она выглядела совершенно спокойной, и всё-таки Рохо, двадцать лет знавший свою жену, понял — в мыслях Мерседес царит такой же сумбур, как и у него самого. «Да, — думал Диего, — сначала попасть в отделившуюся Реальность, а потом вообще оказаться непонятно где — это многовато для одной человеческой жизни. Ведь эта Реальность — это не мир моего романа, то есть не совсем тот мир. Муэт — да, она именно такая, какой она являлась мне в моих вещих снах из будущего, но что-то неуловимое отличает эту Реальность от той, о которой я писал в своём романе… Чаша! Чаша Равновесия из Катакомб моего Мира — её не было в Мире Муэт и Хока! Я много раз видел этот зал и помню его до мелочей! Здесь не было этой чаши — она была там, в моей прежней Реальности, то есть в той, которая сменила ту Реальность, где я родился…». Он пригляделся к стенам зала, смутно проступавшим в полумраке, и различил на них причудливый узор, словно тут ползали тысячи змей, а потом окаменели. И Диего-Рой знал, откуда взялся этот узор — здесь, в Большом зале, был бой, жестокий и яростный бой, и высвобожденная энергия плавила камень, и текли по этим стенам потоки каменного огня…
«Так что реально и что призрачно? — смятенно подумал Диего, чувствуя, как у него кружится голова. — И где я проснусь завтра?! Или я просто сошёл с ума?». К счастью, ментор Призрак всё уверенней оттеснял пришельца из другого времени и пространства на задворки их общего сознания. Роя не интересовали загадки прошлого и будущего — он жил заботами дня сегодняшнего. И Диего отступил, понимая, что это отступление для него спасительно.
— Слушайте, старейшины племени гор, — услышал он голос Муэт. — Змея проснулась — это война. Но есть и другие новости: новости с востока — хорошие новости.
Всходило солнце. Океан порозовел, а потом выползающий из-за горизонта жёлтый шар выплеснул светящую дорожку, золотым клинком рассекшую серую водную гладь. Зыбь, оставшаяся от вчерашнего шторма, медленно и лениво раскачивала корабли, шедшие на юго-восток, к мысу Доброй Надежды.
Тяжёлый многоцелевой крейсер «Карфаген», самый крупный корабль флота Города, внешне походил на огромный глиссер. Его носовая часть плавно приподнималась, перетекая в надстройку, увенчанную боевой рубкой: в динамическом режиме, на скорости двести сорок узлов, ураганный встречный воздушный поток сомнёт любую конструкцию, нарушающую зализанные обводы, и пушинкой сдует за борт любого неосторожного. Орудийные эмиттеры и детекторы системы дальнего обнаружения были утоплены в корпусе крейсера и прикрыты обтекателями, закрытой была и кормовая двухъярусная полётная палуба. «Карфаген» мог в течение минуты поднять в воздух тридцать два боевых аппарата, выбросив их веером при помощи электромагнитных катапульт, а для посадки дисков не требовались аэрофинишеры наподобие тех, которые применялись на старинных авианосцах. Возвращаясь на борт крейсера, летатели зависали над палубой, и силовое поле втягивало их внутрь. «Карфаген» олицетворял собой грозную и соразмерную разрушительную мощь, совершенствовавшуюся тысячелетиями и прошедшую путь от неуклюжих галер до атомных ракетоносцев. И эта мощь давила и реза