— Самого Даггера Блэйда. Вот, погляди, — он достал перстень и протянул его жене.
— Злая штука, — сказала ворожея, рассматривая одиннадцатилучевую звезду. — Ох и злая… Её за семью наговорными замками держать надо — за ней и придти могут. А просто спалить — не дело: в ней зло пленённое, нельзя его снова в мир выпускать.
— Ну, это мы ещё посмотрим.
Маги встретили Всеслава сдержанно — не к лицу вождям выражать буйный восторг, — но было видно без всякой магии, что все они рады его возвращению из пекла.
— Так вы, значит, сами справились, — сказал русич, выслушав их рассказ, — выходит, зря я своих воинов погубил.
— Не зря, князь, — возразила ему Ата Ли. — Я не была уверена, что справлюсь, иначе с самого начала попыталась бы это сделать. Кое-кому из элов удалось бежать, но Даггер Блэйд умер, и его злой амулет — у нас. Ты не зря ходил, северянин, и твои воины пали не зря.
Пожары в Городе шли на убыль. В Городе было очень много ценного, и победители гасили пламя — дети магии не чурались техники и собирались воспользоваться богатым техническим арсеналом Хозяев. Тысячи ортов деловито сновали по разрушенным ярусам, растаскивая обломки. Они подбирали раненых и сгоняли пленных, большинство из которых составляли жертвы ментальных атак призраков — беспамятные брели туда, куда их вели, не обращая никакого внимания на раны и ожоги и не делая ни малейших попыток бежать или сопротивляться.
— Ваше теперь дело, целители, — проговорил Всеслав, провожая взглядом длинную колонну захваченных биороботов. Лишённые памяти и даже простейших инстинктов клоны двигались неуверенно, и сопровождавшие колонну воины-орты не столько охраняли бывших врагов, сколько следили за тем, чтобы эти абсолютно беспомощные существа не переломали себе конечности в каменном хаосе у подножья мёртвой горы. — Может, какой толк с них ещё будет. А то перебить их — как-то не по-людски, живые всё-таки. Там среди них и гейши есть — тоже безмозглые, почти все. Но они и раньше, говорят, не сильно были умом богаты. Зато красивые — зачем таких убивать? Пусть живут.
— Красивые? — сердито фыркнула Наташа. — Так, может, ты там в развалинах с такой вот безмозглой красавицей сознание потерял, пока я тут с ума сходила? И утешал бедняжку — не бойся, мол, красна девица, ведуны тебя убивать-казнить не будут, они тебя для других нужд приспособят. Или ифриты к себе в гарем возьмут — тоже неплохо. Красивые… Я у тебя самая красивая! Или не так?
— Так, так, — ведун поднял вверх руки, сдаваясь на милость разгневанной ворожеи. Он улыбался: если Наташа ревнует — даже в шутку, — значит, боль уже отпустила её сердечко, и она окончательно свыклась с мыслью, что её единственный жив и даже не очень изранен.
Муэт смотрела на Наташу и Всеслава без зависти. «Слава Внешним, что он вернулся с самого края Бездны, — думала она. — Меньше горя останется в этом Мире, и меньше слёз будет пролито теми, кто оплакивает павших».
Союзники — восточные орты и орты Катакомб — торжествовали победу: над Городом дрожала ликующая аура. И только Бестелесные не принимали участие в этом ликовании: они были мертвы — все до единого. Под магией элов и лучемётами штампов погибло не так много взбунтовавшихся клонов — оружие фантомов не давало осечек, — не слишком большой урон понесли они и при взрыве стартового комплекса — Главный Источник штурмовали ифриты Джафара и даосы Чэнхошана, — и тем не менее, до полной победы не дожил ни один призрак. Их искусственное вселение в тела клонов было недолговечным — это слабое подобие жизни прервалось, как только фантомы свершили то, зачем пришли — то, что давало им силы: месть. И тысячи тел выходцев из Инкубатора, большинство из которых лишь отдалённо походили на людей, усеяли галереи и отсеки Гнезда Зла. Орты надеялись, что души людей, сгоревших когда-то в Адском Огне, смогут теперь обрести покой, хотя даже самые мудрые из потомков людей-индиго ещё слишком мало знали о законах Тонкого Мира.
Светало. Багровый свет начал тускнеть — огонь уступал место дыму, затягивавшему руины Города подобием погребального савана, — и каменные обломки, усыпавшие подножие горы, стали пепельно-серыми.
— Мама!
Муэт обернулась и увидела Лаэ и Кондора. Девочка смотрела на мать, а Кондор — на Город, на его развалины, на серый дым, ползущий длинными лентами по разбитым ярусам Гнезда Зла. «Ну да, конечно, — вспомнила Мать-Ведунья, — ведь я сама велела привести сюда самых смышлёных подростков, как только всё кончится. Дети должны это увидеть, чтобы потом рассказать своим детям и внукам. И Гата в точности выполнила мой приказ».
Кондор с живейшим интересом рассматривал скопище глайдеров и боевых дисков, высыпавшихся наружу из распоротого ангара кучей дохлых жуков. Глаза мальчишки горели от восторга — ему очень хотелось оказаться там, среди этого железа, чтобы посмотреть на него вблизи и собственными руками потрогать некогда грозные боевые машины врагов. А Лаэ подошла к матери и взяла её за руку.
— Война кончилась, мама? — спросила она. — Вы убили змею, и теперь вы больше не будете убивать друг друга?
Лаэ требовательно смотрела на мать, и Муэт поразило выражение горькой мудрости в голубых глазах дочери. «Великие боги звёзд, она смотрит на меня так, как будто прожила долгую-долгую жизнь и знает гораздо больше меня! Что происходит? Сначала Сирин с Роем, а теперь моя собственная дочь! Не удивлюсь, если она сейчас начнёт воскрешать мёртвых!».
И словно в ответ на её мысли, в сотне шагов от того места, где они стояли, там, где заканчивалось ущелье, ставшее братской могилой воинов племени гор, зашевелилась земля, и из пепла поднялась человеческая фигура. Муэт мгновенно подобралась, готовая тут же сжечь это существо, если оно окажется врагом, но это был воин-орт — ауры не обманывают. Что это сородич, Старшая поняла почти сразу, но не смогла его узнать: орт был обожжён до неузнаваемости, от одежды остались горелые лоскуты, и с ног до головы воин был покрыт слоем сажи — на чёрном лице проступали одни лишь глаза, горевшие неукротимым огнём. На миг магине почудилось, что это Осо, но нет, этот воин был стройнее плотного и кряжистого Отца-Воеводы. Орт шёл к ней, с трудом передвигая ноги, и когда он приблизился, Муэт узнала в нём Лобо.
Как он выжил, почему силовые коконы всех остальных воинов штурмового отряда лопнули мыльными пузырями под напором потока испепеляющей энергии, а его кокон спас своего хозяина, Лобо не знал. Его далеко отбросило, он потерял сознание, пролежал в пепле всю ночь, но остался в живых — единственный из всех ортов, ушедших с Отцом-Воеводой. К нему кинулась Гата — Лобо еле держался на ногах, — но он жестом остановил целительницу: воин племени гор не будет перевязывать раны, пока не расскажет Старшей, как погибали на его глазах орты Катакомб, прокладывая путь к победе.
«Чудеса не бывают случайными, — думала Муэт, глядя на молодого орта. — Он выжил, потому что сумел победить самого себя — так, как он сделал это на Празднике Цветов. Народ гор будет жить, пока его женщины будут рожать таких воинов. Да будет счастлива та, кто разделит с тобой ложе…».
Лобо остановился перед Матерью-Ведуньей. Его спёкшиеся губы шевельнулись, и он еле слышно проговорил-прошептал:
— Старшая, я… — Налитые болью глаза Лобо внезапно расширились от изумления, а Муэт почувствовала, как дрогнули на её запястье тонкие пальчики Лаэ.
— Мэй…?
— Хайк…
— Мэй… Мэ-э-эй!
— Ха-а-а-а-йк!!!
Лаэ метнулась к Лобо вспышкой живой огня и слилась с ним — их ауры образовали единое целое.
— Мэй… ты вернулась… Мэй…
— Я же обещала тебе, что вернусь…
— Как же я сразу не догадался… — пробормотал Диего-Рой, а Сирин-Мерседес только улыбнулась светло и тихо.
«Мэй вернётся, — очень отчётливо прозвучало в сознании Наташи. — Это будет не сейчас и не здесь, но она вернётся». «Откуда это? — ошеломлённо подумала ворожея. — Где я это уже слышала?». Но она никак не могла вспомнить, что сама сказала эти слова Хайку-Волчонку у могилы Мэй — в другой Реальности: в той, которой уже не было.
— Я не понимаю Дагабура, — задумчиво сказал Теллиар, глядя на звёздное небо сквозь прозрачную оболочку дозорного поста Базы. Слежение за происходящим в звёздной бездне вели приборы, но зримая величественная панорама космоса, по мнению психологов флота Дальней Разведки, способствовала единению наблюдателя со всей Вселенной и обостряла его восприятие.
— Я тоже его не понимаю, — отозвался Квинт. — Темнит что-то наш третий адмирал — так темнит, что сам весь почернел.
«Интересное замечание, — подумал мичман. — А ведь и верно: такое впечатление, что вокруг Дагабура образовалось какое-то тёмное облако. И аура у него странная — изувеченная, что ли…».
Впрочем, для недоумения, которое испытывал весь личный состав экспедиции, не нужно было углубляться в тонкие материи — поведение адмирала было труднообъяснимым с позиций простой логики. Галактиане внимательно следили за Третьей планетой, непонятным образом изменившейся за одну ночь, и установили, что она далеко не мертва, а достаточно густо населена, и что города её, за малым исключением, отнюдь не разрушены. И на планете шла война, причём с применением таких средств, которых у её аборигенов и в помине не было всего несколько лет назад, до ядерной катастрофы.
Это вызывало массу вопросов, однако Дагабур категорически запретил все полёты скаутов к Третьей, мотивируя это своё весьма странное, мягко говоря, решение туманными соображениями «общей безопасности». «Будем ждать!» — приказал он с таким выражением лица, что никому из его подчинённых не захотелось с ним спорить.
В поведении адмирала были и другие странности. Все участники экспедиции, за исключением узкого круга Технократов-руководителей, были полностью лишены какой-либо информации о происходящем в центре Галактики — Дагабур опечатал своим личным кодом станции гиперсвязи Базы и флагмана, крейсера «Обстоятельный», не допуская к ним никого, кроме избранных — офицеров, преданных ему лично. Других чрезвычайных мер не было — пока? — но и этого хватило, чтобы вызвать глухое раздражение людей.