Короче, вернул я курсантов домой с горящими глазами и морщинами на гладких до этого переносицах. Народ усиленно размышлял над тем, как полученные знания изменять привычную для них манеру ведения боя без оружия.
Бойцов у меня перехватил хмурый и неразговорчивый Седьмой.
Как я почти сразу же понял, он был кем-то вроде диверсанта. Обучал молодняк скрытому перемещению и бесшумному умерщвлению. Особенно мне понравился прием, где Седьмой показывал, как в прыжке ломать шею полностью экипированному стражнику. На манекене был шлем, крепившийся к голове ремешком, протянутым через подбородок от уха до уха. Инструктор с грацией большой кошки прыгал за спиной манекена и резко дергал шлем на себя. Край шлема впивался в шею так, что я охотно верил – редкая шея выдержит такую нагрузку.
Интересно, кого здесь готовят из этих ребят?
Вопрос был важным, и за ответом я отправился сразу. Старика искать не пришлось. Он сидел на лавке у входа в дом и вертел в руках уже знакомые мне по приключению в поле металлические предметы.
- О, - проговорил я, - накопытники! Что с ними случилось, помялись?
- Как говоришь? – улыбнулся старик. – «Накопытники»? Что ж можно и так их назвать. Нет, знак, который дает им большую прочность я нанес чуть ли не в первую очередь. Теперь вот думаю, как сделать, чтобы конь с их помощью мог не впадать в ступор, чтобы больше не вышло, как тогда при ментальной атаке Загонщиков.
- Лошадиный аналог сапог-скороходов сделать хочешь? – всплыла из подсознания информация о сказочных предметах. – Чтобы они сами несли лошадь куда следует?
- Как вариант, - кивнул старик, - а тебя не удивляет это мое желание?
- Желание – нет, - усмехнулся я, - у меня у самого желаний – хоть отбавляй. Меня больше волнуют пути их воплощения.
Старик молчал и выжидательно смотрел мне прямо в глаза.
Я быстро проанализировал все, что вчера и сегодня со мной происходило (благо не так давно все эти события уже пролетели у меня перед глазами) и пришел к выводу тут творится какая-то чертовщина.
Тренировочные штаны не скрывали место укуса, но следов клыков Загонщика я не видел. Взглянув на свой правый бок, я убедился, что рана затянулась, и шрама уже практически не видно.
Может я брежу после того самого укуса? Хотя, и до него со мной происходили не слишком объяснимые вещи: когти, вырастающие из моих пальцев, мерцающее стекло, которое удалось миновать только благодаря этим подкопытникам…
- Тогда, в поле, - наконец, проговорил я, - это ведь было не стекло?
- Да, - кивнул старик, - я буду говорить с тобой начистоту: ты для меня запертый сундук, и что выскачет наружу, когда этот сундук откроется, никому не известно. Но, раз мне суждено было тебя найти, я сделаю все для того, чтобы ты раскрылся.
- Тогда начни, пожалуйста, с рассказа о том, почему твои ученики меня чуть не убили?
Старик не удивился: обмен информацией у них тут явно был поставлен на поток.
- Все те вопросы, на которые ты не можешь найти ответы, - начал рассказ старик, - так или иначе связаны либо на прямую с Даром, либо с его проявлениями. Как правило, все, что кажется выше человеческих способностей или природных явлений – итог использования Даром. Ты понимаешь, как должны работать сапоги-скороходы, о которых ты только что говорил?
Я кивнул, не слишком понимая, к чему ведет разговор мой собеседник.
- Так вот, - продолжил он, - а принцип их работы должен быть основан на Даре.
- Ты про волшебство? – автоматически уточнил я и тут же почувствовал, что произнося это слово, едва не вывихнул себе язык.
В разговоре повисла пауза.
- Что ты только что произнес? – первым нарушил молчание старик. – Чей это язык?
Я молчал, повторяя про себя это слово и постепенно понимая, что оно никак не отторгается моим сознанием, что это нечто естественное и привычное. Если не языку и голосовым связкам, то моей потрепанной памяти.
- Не помню, - честно признался я. – Значит, в мире есть Дар и с его помощью все умеют творить чудеса?
- Не совсем так, - поправил меня непонятно от чего напрягшийся старик, - очень небольшая часть людей может оперировать Даром. Это одновременно и спасение, и проклятие нашего общества.
До общественных проблем мне дела не было, меня больше интересовало собственное здоровье, поэтому я напомнил про попытку убийства меня любимого.
- Да же к тому и веду! – слегка даже возмутился старик. – В обществе всегда было расслоение на владеющих Даром, их непосредственных приближенных и остальных. А ты увидел, как представитель третьей самой многочисленной и социально незащищенной группы применяет Дар. Пускай и делает это на запредельно низком уровне.
- Значит, колдовать могут все, а не только элита? – догадался я.
- Нет, - охладил мой пыл собеседник, - колдовать, как ты выразился, могу здесь только я. И благодаря моему исключительному таланту, ребята усилием воли могут теперь ненадолго становиться прозрачными, передавая эту способность вещам, к которым в тот момент прикасаются.
- А меня ты сможешь научить быть невидимым? – не без надежды в голосе уточнил я.
- Прозрачным, - поправил меня Учитель, - невидимость – это просто обман зрения, а прозрачность – способность пропускать свет сквозь себя. Для этого нужно просто научиться быть чистым душой. Тот ученик, что не может получить от меня подобный дар, прекращает обучение и приносит пользу нашему общему делу иными способами.
Старик сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня.
Его немой вопрос понятен, но я сам не могу ответить: хочу ли я знать, что это за их общее дело. Откуда-то мне абсолютно точно известно, что чем меньше ты знаешь, тем крепче спишь. И моя пятая точка подсказывает мне, что я очень хочу крепко спать.
- Те, кто послал нам наперерез Загонщиков, не придут сюда за нами? – спросил я у старика совсем не то, что он собирался услышать.
- Если и придут, то не сразу, - почти полностью скрыв удивление, ответил Учитель, - ты, когда на поле храпеть начал, не всех тварей успел убить. Мне пришлось прервать маскировку и заговорить, чтобы обезопасить нас от Загонщиков, а заодно и от их хозяев. Все, кто попытается пройти по нашим следам, идти будут мучительно долго и уйдут очень далеко отсюда.
- Ты не можешь колдовать молча? – искренне заинтересовался я.
- Не совсем, - отчего-то скривился старик, - оперирование Даром – это как шестое чувство. Если ты его прячешь, то должен пожертвовать и еще одним из базовых пяти. Обычно я стараюсь жертвовать обонянием, но в тот раз Дар согласился заснуть только со вкусом, практически полностью парализовав мне язык.
Сколько же у меня вопросов! А старик ждет только одного – чтобы я поинтересовался делом всей его жизни… Но я уже из принципа заговариваю о своем.
- То есть, там, в роще, меня могли зарезать только потому, что ты не хотел сохранить свое инкогнито?
- В бору, - скрипнув зубами от досады, поправил меня Учитель, - это был сосновый бор. К тому же нас тогда повязали такие восторженные раздолбаи, играющие в матерых лазутчиков, что я просто не успел просчитать их действий, так как не ожидал подобной некомпетентности.
- Некомпетентности? – возмутился я. - Да еще полсекунды промедления, и их командир меня бы убил!
- В этом, в том числе, и была его некомпетентность, - заумный Учитель явно оседлал любимого конька, - подчиненных он инструктировал в процессе нашего пленения, хотя времени до этого было достаточно, чтобы тихо подрубить сосну, пытал тебя неправильно, даже на мужское достоинство не покусился, убивать решил раньше времени…
- Согласен, согласен, - прервал я раздухорившегося старикана, - но моему горлу было бы безразлично: профессионал его перерезал или дилетант!
- Очень странно слышать подобные высказывания от высококлассного профессионала, пускай и совсем непомнящего себя, - нахмурился старик.
- Вот именно об этом мне и нужно было с тобой поговорить, - оживился я, - обычно, когда моей жизни или здоровью угрожала прямая опасность, у меня отрастали пугающие даже меня своими размерами и остротой когти. Сегодня же, когда один из учеников ковырял ножом в моем боку, мне пришлось самому выкручиваться из опасной ситуации, и в этот момент вся известная мне жизнь промелькнула у меня перед глазами.
- И? – заинтересованно вклинился в монолог Учитель.
- И помимо куцых воспоминаний, промелькнуло что-то неясное, но смутно знакомое. Словно память попыталась вернуться, но сил у нее на это не хватило.
Учитель прикрыл глаза и какое-то время сидел молча. Потом на его лице заиграла сначала слабая, а потом уже и широкая озорная улыбка, делающая старика моложе сразу лет на двадцать.
- Я придумал, как затормаживать твои когти, и к кому обратиться за помощью в вопросе подвергания твоей жизни опасности! – самодовольно заявил нахальный старец.
- Четвертая! – негромко позвал я приглянувшуюся мне девушку. – Учитель хочет, чтобы ты устроила на меня пару-тройку покушений!
Свист воздуха, рассекаемого быстро летящим острым предметом, послужил мне ответом на необдуманно брошенную фразу.
В последнее мгновение я отдернул голову в сторону, и небольшой метательный снаряд пролетел мимо.
- Если Четвертая специально не промахнулась, то это невменяемая особа хотела отрезать мне ухо! – возмутился я, апеллируя к старику. – У меня итак на голове довольно бедная обстановка, куда мне еще и без уха?!
- Это еще что! – уже во все крупные белые тридцать два зуба улыбался Учитель, наслаждаясь моим неподдельным возмущением. – Сейчас мы еще тебе на руки эти вот накопытники наденем!!!
Я хотел, было, возмутиться и перейти на личности, и даже пошире открыл для этого рот, но мгновенно изменившееся лицо Учителя заставило меня передумать и резко обернуться, чтобы проследить направление его взгляда.
Вдалеке виднелись клуб пыли, а над ними возвышалось что-то вроде необычно массивного знамени.
- Снова эти твари висельника к нам везут… - каким-то дрожащим, что ли, голосом произнесла Четвертая.