- Таллан, - сипло произношу я, пользуясь небольшой паузой в монологе местного старожила и памятуя о том, что первым должен представляться и более молодой, и тот, кто входит в помещение, в котором есть незнакомцы.
- Да-да, знаю-знаю! И спешу заверить, что искренне рад! Когда-то я был гордым носителем очень длинного родового и кланового имени, но теперь с радостью буду откликаться, если Вы будете звать меня просто Эд. Договорились?
- Значит вы Красный? – почему-то посчитал я себя обязанным уточнить вполне очевидную вещь.
- Как вареный рак! Может даже еще краснее! – раздалось из все еще темного угла сдержанное хихиканье.
И только тут, вложив в уме всю имеющуюся информацию, ваш покорный слуга задался вопросом: а не сумасшедший ли сейчас со мной общается?
От этой мысли мгновенно стало не по себе, поскольку мое нынешнее положение голого прикованного к стене человека оставляло мне не слишком много шансов на, скажем так, охрану своего личного пространства со всеми вытекающими из этого последствиями.
- В уже упомянутые мной «лучшие времена» я был умопомрачительно силен и амбициозен. Это может прозвучать, как пустое бахвальство, но, уверен, что мог бы какое-то ощутимое время противостоять любому из Белых, которых я знал. Да-да, я был безмерно силен. А теперь, вот, извольте видеть, не могу покинуть темницу, которую сам же и проектировал.
- Да уж, неосмотрительно было не предусмотреть лазейки отсюда для себя или близких, - поддакнул я, больше для того, чтобы порадовать истосковавшегося по общению соседа, чем на что-то надеясь.
- Почему же? – издал явно нервный смешок Эд. – Отнюдь! Нет ничего проще, чем выйти отсюда с гордо поднятой головой! Все, что для этого нужно: просто полностью раскаяться в своих прегрешениях. И, тем не менее, вы все трое не поверите, но живым за всю историю существования этой камеры, живым отсюда еще никто не уходил! Если честно, я сильно удивлен, что брат той страдавшей душевным расстройством мертвой девушки, что частично нашла себе приют внутри арендуемого тобой тела, посчитал своей победой то, что ты сейчас здесь…
- Да Вы насквозь меня видите, как я посмотрю, - попытался я скрыть за плохеньким каламбуром свою возрастающую озабоченность текущим положением дел.
- О, поверь, за те года, что мне пришлось здесь провести, я разговорил каждый камень, из которого созданы эти стены. Неужели ты думаешь, что можно было удержаться от общения с почти полноценными личностями? А частичка кошки с родовым именем? Такого не было даже на моей памяти! А ведь Белые тогда творили все, что только могли придумать! Одушевленные предметы встречались чуть ли не на каждом шагу. А у меня был врожденный талант: я слышал их чувства, и они там, как я сейчас медленно сходили с ума. Нет, некоторые делались с умом и состраданием: одушевленность проявлялась в них лишь изредка, когда того требовали обстоятельства, но были среди Белых и такие «кое-какеры», что делали постоянно бодрствующие одушевленные вещи. И чувствовать боль этих созданий было ужасно. Поэтому я еще в детстве начал мечтать положить конец этому самоуправству…
Что ж, это очень хорошо, что местный старожил просто треплется, а не предпринимает никаких попыток к другого рода контактов. Радует, что у него нет желания, например, попробовать меня на вкус, или воочию узреть, тех существ, что живут внутри меня.
А слушать некогда великого, а ныне – сумасшедшего мага, я могу без особых волнений, думая, как освободиться от оков.
- …я, знаешь ли, всегда был против того, что живых существ лишают свободы, при том, что их провинность далеко не столь страшна, - продолжал тем временем Эд, - взять, к примеру, тебя: ты ведь получил билет в один конец просто из-за очередной интриги глав кланов. Твоей истиной вины не хватит даже на то, чтобы висеть на цепях в обычной камере. Я, если честно, вообще не вижу в них смысла: ты ведь не представляешь опасности ни для меня, ни для себя. Тогда зачем они здесь: там, откуда не выйти? Что скажешь, Таллан?
- Все просто: раз они не для того, чтобы уберечь, значит, они ограничивают возможность сбежать.
- Наверное, я неясно выразился, отсюда не сбежать, пока искренне не раскаешься. Искренне – это значит от всей Души – объяснил мне Эд таким тоном, словно среди нас двоих проблемы с ясностью ума были у меня.
- Ты же сам сказал, что моей вины в сложившейся ситуации – кот наплакал! – возмутился я, невольно проникаясь темой беседы.
- Вот! – довольно громко воскликнул старый обитатель зачарованной камеры. – Именно так я и думал, заходя сюда во время жаркого спора с Элом! Ну, с Эллисом. Теперь его, думаю, никто не называет Элом…
- Вы хотите сказать, что наказания без вины не бывает? – вспомнил я замечательный многосерийный фильм с Высоцким и Конкиным.
- Именно! Юноша, именно! И это лишь первая из истин, которые открылись мне за время, проведенное наедине с самим собой. А ведь когда я создал это узилище совести, сам не понимая, что творю. Это шедевр, можно сказать, что чудо света!
- Вот только света мы с Вами теперь и не увидим, особенно, если я не избавлюсь от этих оков.
- Оковы ерунда! – сказал Эд, и я прямо-таки почувствовал, как он пренебрежительно машет при этом рукой. – Даже ты, мой сокамерник, легко можешь от них избавиться, не говоря уже обо мне. Все дело, повторюсь, в этой камере. Как ты не можешь взять себе этого в толк?!
- Оковы мешают? – вкрадчиво намекнул я. – Просто привык как-то последовательно решать проблемы…
- Так сними же их, парень! Что ты такой тугой на голову?! Или ты все еще пытаешься меня обмануть, и дальше выглядя беспомощным? Тогда зря. Я прекрасно вижу твой потенциал. Он ведь не меньше, чем у того бедняги, чье тело ты донашиваешь. Хочешь – пользуйся его ресурсами, хочешь – подключай свои. Призови, наконец, силу того неумелого Белого, что оставил свой отпечаток на твоей Душе. Уж перед его возможностями эти золотые побрякушки точно не устоят.
- Дело в том, что для этого у меня нет теоретической подготовки. Все, что я делаю с Даром, происходит случайно, интуитивно или благодаря рефлексам доставшегося мне тела, - признался я.
- Скажи что-нибудь новенькое, - усмехнулся Эд, - опыта у тебя более, чем достаточно: он есть у тебя в мышечной памяти, в памяти сумасшедшей девицы, что будет сидеть в тебе, пока ты не уничтожишь всех пауков в джунглях, как обещал, а еще я точно вижу, что какие-то уроки ты все-таки когда-то прослушал! Так что не морочь мне голову и избавляйся от цепей. Считай, что нотации – мой посильный вклад в твое освобождение. Больше я ничего не скажу, потому что пока только поверхностно ознакомился с той информацией, что вытянул из твоего внутреннего зоопарка. Сам понимаешь: мне тут сидеть еще целую вечность – нужно же будет чем-то себя развлекать.
- А если я открою тебе всю свою память, ты сможешь поделиться со мной своими знаниями о Даре и этом мире?
- Я бы поделился всеми своими знаниями в обмен на один свежий анекдот, а не то, что всей памятью такого неординарного человека! И когда же приступим к взаимообмену?
- Да прямо сейчас. Только у меня просьба: начните, пожалуйста, с того, как избавиться, от кандалов – жмут, заразы!
Он меня не послушал. Казалось, Эд просто вежливо ждал разрешения, чтобы просто выжать мою память, как домохозяйка со стажем выжимает воду из тряпки: быстро, буднично и – сразу насухо.
В тот момент я познал, что значит вакуум. Но длилось это ощущение недолго. Почти сразу же в меня заструились ручейки обратной связи. Информация от Эда впитывалась мной со скоростью воды, уходящей в сухой песок. Причем старый мудрый сумасшедший колдун не просто делился знаниями, он вплетал свой жизненный опыт в мой собственный, проводя аналогии между нашими жизнями, знаниями, опытом, мыслями. Гигантскую часть информации я получил от него уже как бы усвоенной мною самим, но задним числом. Мне сложно это объяснить вам, но еще сложнее понять это самому. Понять и принять. Дело в том, что я теперь помнил события из жизни Эда так, словно сам их проживал, но при этом, не теряя собственного Я. И в тоже время все это не было похоже на сон или на просмотр сериала длиною в жизнь.
В общем, передо мной был действительно великий маг. И теперь я точно знал, почему он не может покинуть своей личной темницы. Я понимал это так же отчетливо, как понимал это и сам Эд.
Не придавая особого значения тому, что делаю, я просочился сквозь сдерживающие меня кандалы и растер запястья, более подражая героям из фильмов, чем реально испытывая в этом нужду. Щиколотки тоже требовали нормализации кровообращения, но там я справился быстрее и лучше при помощи Дара.
Затем я развеял мрак в углу, подошел и уселся рядом с Эдом, обнимая колени руками и прижимаясь спиной к холодным камням стены. Подбородок я устроил у себя на коленях, а взгляд устремил на сокамерника. То, что я видел, никак не соответствовало тому, что я «помнил». До слез не соответствовало. Стало понятно, почему он держал этот мрак в своем углу. Передо мной была развалина – жалкие остатки, по которым никак нельзя было опознать былого исполина.
Теперь, когда мы знали друг о друге все и видели друг друга насквозь, общаться, как ни странно, стало еще сложнее. Но я решил лишний раз не заморачиваться, а просто действовать медленно, но верно и неотвратимо.
Первым делом я самовольно убрал запах. Обвиняющий себя во всех смертных грехах одновременно маг довел свое тело до такого состояния, что, как говорится: краше в гроб кладут. Так, наверное, выглядят индийские йоги, когда их извлекают на свет из пещеры, где те десятилетиями сидели вроде бы как без воды, пищи, движения и внешних контактов.
Потом я небрежным движением протянул руку ладонью вверх в сторону бесполезных золотых цепей. Мне нужен был металл. Золото для моих целей подходило не слишком хорошо, но особого значения это не имело.
Тускло поблескивающие ножницы из желтого металла плюхнулись в подставленную ладонь.
- Не поверишь, Эд, но в моем мире считается, что одно из лучших мест для непринужденной беседы – это парикмахерская. Можно было бы привести тебя в человеческий вид в один миг, но порой достижение цели куда важнее, чем сама цель. И я постараюсь сейчас тебя в этом убедить!