Мамаша Ложе резко поднимает голову:
— Кстати, я хотела вас видеть, — с угрозой говорит она.
— Знаю, — отвечает Клод, внутренне напрягаясь.
Мамаша Ложе обиженно надувает губы. Она невысокого роста, с одутловатым лицом, с седыми волосами, прилизанными на висках. Кто постарше, те рассказывают, что, когда она была молодая, патрон часто вызывал ее к себе отнюдь не по служебным делам, благодаря чему она и стала секретаршей. Клод положил накладные на край стола и ждет. Мамаша Ложе посмотрела на них с подозрением:
— Это сегодняшние?
— Да, — отвечает Клод.
— А вчерашние?
— Что вчерашние?
— Вы не приносили вчерашние, — говорит она, глядя Клоду в глаза.
— Вы спятили?
— Скажите, Майяр, нельзя ли быть повежливей?.. — Мамаша Ложе повышает тон.
— Повежливей? Что вы мне рассказываете про вчерашние накладные? Я положил их сюда, как обычно. Чего вам еще надо?
— Вы вчера не заходили сюда! — утверждает она с неприступным выражением лица.
— Это я не заходил сюда вчера?! — кричит Клод, выходя из себя. Он старался сохранять спокойствие, не обращать внимания на обвинение, но, несмотря на все усилия, голос дрожит.
— Нет, не заходили.
Клод точно помнит — вчера входил сюда, а следом шел Легран, который нечаянно толкнул его в спину, засмотревшись на кого-то во дворе.
— Со мной был Легран, когда я поднимался сюда, — говорит Клод, немного овладев собой. — Мы вошли вместе. Можете спросить у него.
Мамаша Ложе продолжает смотреть на него с яростью:
— Вы напрасно надеетесь, что я стану терять время и выслушивать ваших друзей, — говорит она презрительно и принимается что-то искать на столе. Затем замечает накладные Клода. Берет всю пачку и начинает сверять со своими документами, при этом кончики ее пальцев дрожат.
— Легран еще не вернулся, — Клод чувствует теперь себя сильнее, дождемся и спросим у него. — Мамаша Ложе не отвечает ему, Клод продолжает доказывать: — Мы положили их вместе на ваш стол.
— Нет! — Она резко ударяет по столу. — Этих накладных здесь никогда не было. Никто не приносил их в эту комнату. Я никогда здесь их не видела.
Машинистки за стеклянной перегородкой поднимают головы и с любопытством смотрят на Клода, думают, должно быть, что ему устроили разнос.
— Вы мне вообще осточертели!
Пораженная мамаша Ложе на мгновение замирает.
— Я не позволю вам так со мной разговаривать, — шипит она наконец. — Я позову хозяина.
— Давайте зовите. — Клод тут же осознает, что это конец. Но отступать поздно. — Прекрасно, я тоже хочу его видеть! И я ему постараюсь объяснить, что вы тут устроили.
— Очень хорошо! — произносит мамаша Ложе и стучит в дверь хозяина.
— Входите, — отвечает спокойный голос.
Она хочет закрыть за собой дверь, но Клод следует за ней, — мало ли что собирается она напеть хозяину.
Тот сидит за своим столом. У него полная фигура с выступающим вперед животом, серый костюм в полоску, из-под пиджака виден жилет. Хозяин переводит вопросительный взгляд с мамаши Ложе на Клода. Клод дает мамаше Ложе возможность начать первой.
— Вчера вечером, — начинает она дрожащим от волнения голосом, — Майяр не вернул мне накладные на поставки…
— Неправда, — перебивает он, — я положил их на ваш стол одновременно с Леграном. Можете проверить у него.
— Я уже просила вас разговаривать со мной повежливее.
— Дело не в вежливости, — говорит Клод, освоившись. — Я выполняю свою работу, выполняйте же вашу и не придирайтесь ко мне.
— Прошу вас, Майяр, ближе к делу, — внушительно заявляет хозяин, вступая в разговор. Он непринужденно сидит, удобно развалясь в своем кресле, не волнуется, полон уверенности в себе.
Клод вдруг почувствовал себя таким же несчастным и жалким, каких не счесть, и в памяти возник Токарь, шагающий к выходу тяжелой походкой обремененного лишним весом и многими годами человека. Клод сжимает кулаки. Но это нелепо, бесполезно. Он стоит перед хозяином, словно перед судьей, решать будет только хозяин, и никто другой. И этого захотел он сам, Клод настоял, чтобы идти сюда вместе с этой Ложе. Теперь его охватывает взрыв возмущения:
— Вы платите мне за работу, я ее делаю. Разве не так? В чем же вопрос?
— Вас не упрекают в том, что вы не делаете свою работу, — говорит хозяин. Он внимательно разглядывает Клода, напряженно сдвигает брови, пытаясь понять, куда тот клонит.
Но Клоду даже уже не хочется, чтобы его понимали. Он упрямо твердит:
— Я должен возить поставки, это я делаю и не слежу, как делают свою работу другие.
Хозяин молча рассматривает его, и Клод чувствует, что увязает, но уже не может остановиться:
— Но я не хочу, чтобы ко мне приставали. Когда мне надоедают, я даю сдачи.
Хозяин удивленно поднимает брови, на губах ироническая усмешка. Он поворачивается к мамаше Ложе:
— Объясните мне, что произошло.
— О, все очень просто, господин директор, — отвечает она, бросив злорадный взгляд на Клода. — Майяр не позаботился сдать накладные по возвращении из поездки вчера вечером, а теперь утверждает обратное.
— Вы уверены? — переспрашивает ее хозяин.
— Безусловно, — важно произносит мамаша Ложе, — он пришел вместе с Леграном, но в отличие от Леграна ничего не сдавал мне.
— Только что вы утверждали, что я даже не входил к вам в комнату, — заметил Клод.
— Я никогда не говорила этого, — пожала она плечами, не глядя на него.
— Что?! — воскликнул Клод.
Хозяин поднимает руку:
— Не кричите, Майяр. Может быть, вы их положили в какое-нибудь другое место? — миролюбиво спрашивает он.
— Я никогда не теряю документы, — с достоинством возражает мамаша Ложе. — С тех пор как я работаю у вас…
— Скорее наоборот, — произносит Клод дрожащим голосом, — и не стесняетесь солгать, даже когда это может причинить неприятности другим. — Мгновенно его охватило чувство стыда. Ему вовсе не хотелось искать защиты у кого бы то ни было.
Мамаша Ложе ничего не ответила.
— Оставьте нас в покое, Майяр, — сухо сказал хозяин.
Клод осекся.
Хозяин выпрямился в своем кресле.
— Вы везде смотрели? — спросил он секретаршу.
— Разумеется, — ответила она с обиженным видом.
— Посмотрите еще, — покачал головой хозяин. — Если не найдете, то проверьте, все ли грузы были доставлены. — Затем повернулся к Клоду. — А теперь я хотел бы поговорить с вами, Майяр.
Мамаша Ложе в замешательстве. Она смотрит на хозяина так, словно тот забыл что-то сказать. Но тот ограничивается только этим, показывая, что ждет, когда она выйдет. Она изображает на лице кислую мину и покидает кабинет.
Клод машинально взглянул на захлопывающуюся дверь. Он немного ошеломлен. От гудения грузового лифта дрожат стены. Небо за окном залито золотистым светом. День идет к концу. И непонятно почему, Клоду вдруг становится грустно.
— Вы заставляете много говорить о вас, Майяр, — вдруг заявляет хозяин. Он сидит за столом, наклонив голову, поставив локоть на стол, почесывает щеку, смотрит на Майяра.
— Почему? — спрашивает Клод несколько агрессивно.
— Я знаю, вы можете сказать, — улыбается хозяин, — что это вызвано определенными обстоятельствами…
— Какими обстоятельствами? — У Клода нет желания оправдываться. Он стоит, а хозяин непринужденно восседает в своем кресле, их разделяет стол. Что тут сказать? Так стоял он перед комиссаром полиции и перед капитаном, обвинявшим его в принадлежности к коммунистам. Клод вызывающе сует руки в карманы. — О каких обстоятельствах идет речь? Ваша секретарша потеряла накладные, а поскольку ей не хочется, чтобы ее отругали, предпочла заявить, будто я не вернул их. Вот и все. Это нетрудно понять. Но это подло. Мне не в чем оправдываться. Пусть она рассказывает что хочет. Плевал я. — Ему не удается объяснить свою мысль, и он повторяет с отчаянием: — Мне не в чем оправдываться.
— Речь идет не об этом, — покачал головой хозяин.
— Тогда о чем же? — Клод невольно подался вперед. Со стороны он, должно быть, похож на собаку, готовую укусить. Подонки!
— Заведующий гаражом сказал мне, что ваш грузовик в плохом состоянии.
— Ремонтными работами должен заниматься он.
— Согласен, — улыбается хозяин и опускает взгляд. Но в тот же миг его глаза вспыхивают. — Согласен, это его работа. И все же создается впечатление, что вы не очень-то заботитесь о машине.
— Это он вам так сказал?
Хозяин отрицательно качает головой.
Клод отказывается что-либо возражать:
— Мне все ясно, вы хотите выбросить меня.
— Совсем нет, — удивленно поднимает брови хозяин. Он кажется искренним. Затем, будто спохватившись, уходит в себя. Выглядит серым и массивным, полностью погруженным в свое молчание. Его молчание — это трюк, им же самим изобретенный, такой же, как и ширина письменного стола, который стоит между ним и работающими на него. Клод ждет, что будет дальше. Впрочем, так или иначе, рано или поздно, все равно придется уйти!
Гюнтер ВальрафСговор(нежелательный репортаж)
12 июля слесарь-ремонтник Гюнтер Баудер был уволен без предупреждения с фабрики металлической сетки Обердорфера в Хейденгейме. В подобных случаях ведомство по вопросам труда приостанавливает — обычно на восемь недель — вступление в силу решения администрации фирмы: в это время рабочему отказывают в праве на пособие по безработице, так как считается, что в своем увольнении он повинен сам и не заслуживает поддержки ведомства социального обеспечения; но, с другой стороны, рабочий имеет право хлопотать через суд по трудовым спорам о восстановлении на работе и в случае положительного решения ему может быть выдано задержанное пособие.
Хейденгейм — промышленный город с пятьюдесятью тысячами жителей, расположенный в центре Швабского Альба, удален от ближайших крупных городов: Ульмана пятьдесят километров. Штутгарта — на девяносто и Гейдельберга — на сто пятьдесят. Фабрикант Обердорфер здесь влиятельная персона. Фирма, где заняты примерно триста пар рук, специализируется на изготовлении мелкоячеистых металлических сит для бумажных