Это ему понравилось. Духовно он цвел, а вот ноги…
– Меня, – продолжала леди Констанс, – интересует эта книга.
– Ну! – одобрил сыщик, мягко улыбаясь. Что может быть лучше, чем поболтать о новых книгах с культурной женщиной. Он собирался об этом сказать, но взгляд его упал на четвертую графиню (Эмилия Джейн, 1747–1815), и она его так рассмешила, что, откинувшись в кресле, он вдоволь похохотал.
– Мистер Пилбем!
Прежде чем он объяснил, что графиня – вылитый Бастер Китон[12], леди Констанс заговорила.
– Я не понимаю, – звонко и властно сказала она, – что вы здесь делаете. И я, и сэр Грегори все вам объяснили. А где результаты? Сэр Грегори считает, что вы предприимчивы. На мой взгляд, в вас не больше предприимчивости, чем…
Она остановилась, подыскивая образ, и сестра подсказала: «В слизняке». Надо сказать, волнение ее прошло. Леди Джулия снова была сдержанна и саркастична. С любопытством глядя на Пилбема, она пыталась поставить диагноз, ибо явственно ощущала, что поведение его не соответствует норме.
– Да, – одобрила леди Констанс, – именно в слизняке.
– Я бы сказала, намного меньше, – присовокупила леди Джулия.
– Меньше, – согласилась ее сестра.
– Не может быть сравнения, – завершила дуэт леди Джулия. – Слизняки бывают очень проворными.
Пилбем терял задор. Он даже хмурился. Слабо владея разумом, он все-таки подозревал, что с ним не особенно любезны.
Пилбемы как таковые умели постоять за себя. Не трогай их – и они не тронут, но перейди черту – и жди страшной расплаты. Именно Пилбем, Эрнст Уильям, из Ист-Далиджа, подал в суд на соседа, который кидал улиток через изгородь. Другой Пилбем, Клод, отказался сдать шляпу и зонтик в Музее естественной истории. Перси был их достоин.
– Вы назвали меня слизняком? – проверил он на всякий случай.
– Это метафора, – сказала леди Джулия.
– А! – успокоился он. – Тогда ладно.
Леди Констанс снова приступила к обвинительной речи:
– Вы до сих пор не выяснили…
Пилбем игриво улыбнулся:
– Да? Не выяснил?
– А что? Выяснили?
– Еще как!
– Тогда почему вы нам не скажете? Где она? Вы говорили, что в столе ее нет. Что ж, Галахад ее отдал?
– Отдал. Ну, у вас такой Бич…
– Бич?
– Проникая вглубь, – подсказала леди Джулия, – я думаю, речь идет о Бидже.
Леди Констанс издала радостный вопль. На это она и не надеялась. Кто-кто, а дворецкий ей подчинялся.
– О Бидже? – Глаза ее загорелись. – Я его немедленно вызову!
Пилбем искренне рассмеялся:
– А чего звать? Толку не будет. Не-е-ет, не будет…
Леди Джулия диагноз поставила.
– Простите за нескромность, – сказала она, – вы, часом, не напились?
– Напился, – радостно ответил сыщик.
– Так я и думала.
Сестру ее занимало не столько его физическое состояние, сколько темнота его речей.
– Выпил, знаете, – развил тему Пилбем. – Шам-пан-нссс-и-ик! На голодный желудок.
– Тебя волнует желудок мистера Пилбема, Конни? – осведомилась леди Джулия.
– Нет, Джули, не волнует.
– Равно как и меня. Не отвлекайтесь, мой друг. Почему не будет толку, если мы вызовем Биджа?
– У него ее нет.
– Вы говорили – есть.
– Нет. Была. Отдал Ронни.
– Моему сыну?
– Ага. Я его зову Ронни.
– Как мило!
– Он хотел мне шею свернуть.
– Да, конечно, это сближает. Значит, рукопись у Ронни?
– Нет.
– Вы говорили – у него.
– Была. Дал Бонти Модкину.
– О, я не могу! – вскричала леди Констанс.
Пилбем огляделся, но не понял, что взволновало хозяйку. Видимо, померещилось.
– Да оставь ты его, – продолжала прекрасная леди, – он заговаривается.
– Постой, Конни. Может быть, я ошибаюсь, но что-то из этого выйдет. Рукопись передают по цепочке. Еще немного – и мы узнаем, кому ее вручил Бодкин.
Пилбем звонко рассмеялся:
– Вручил! Ловко, а? Вручил! Да я за ней ползал под кровать!
– Что?!
– Ударился.
– Вы хотите сказать, – осведомилась леди Констанс, – что все это время она у вас?
– Говорила я, Конни, что-то выйдет.
– Да, Конни, – отвечал Перси Пилбем, – у меня.
– Что ж вы сразу не сказали? Где она?
Пилбем игриво погрозил пальцем.
– Мистер Пилбем, – сказала леди Констанс со всей своей надменностью, – я требую, чтобы вы сообщили нам, где рукопись.
Это было неудачно. Сходство с подвыпившим эльфом мгновенно исчезло, сменившись угрюмостью и упрямством. Из маленьких глазок смотрел боевой дух Альберта Эдварда, который отказался платить штраф и просидел неделю в тюрьме.
– М-дэ? – сказал он. – Вот как, требуете? Легче на поворотах. Разрешите сообщить, что спрятана она в надежном месте. Там и будет, пока не отдам Тилбери. Так-то, любезная Конни.
– Джули, что он говорит? – растерянно спросила леди Констанс.
– Постой, постой, – сказала леди Джулия. – Я бы на вашем месте, мистер Пилбем, не связывалась с лордом Тилбери. Если подойти к делу разумно, мы можем договориться.
Пилбем, направлявшийся к двери, схватился за стол, чтобы удержать равновесие.
– Поздно, – отвечал он. – Поздно, меня оскорбили. Конни, видите ли! Кто ей позволил так разговаривать? Все. Отдаю Тилбери. Ждет в «Гербе», пока.
И Перси исчез.
Леди Констанс обратилась за разъяснениями к сестре.
– Не понимаю! Какой Тилбери?
– Издатель, мой ангел, издатель, с которым у Галахада контракт.
– Так он же ее опубликует!
– Естественно.
– Я не допущу!
– Как? У него – контракт.
– Что ж, ничего нельзя сделать?
– Ну, позвони сэру Грегори, пригласи его к нам. Кажется, он умеет обращаться с этим гадом. Хотя вряд ли. Он сейчас не в духе. Ах, Конни, иногда я мечтаю, чтобы ты была… попроще! Приятно видеть тебя в действии, просто слышишь рыцарские трубы – но все-таки немножко… обескураживает.
А в кабачке «Герб Эмсвортов» лорда Тилбери позвали к телефону. Это хлыщ Бодкин, предположил он, этот надломленный тростник, на который он чуть не оперся. С ним надо построже.
Еще тогда, после беседы в саду, магнат решил, что положиться можно только на одного человека, такого Пилбема, который когда-то издавал под его эгидой «Светские сплетни». Воровать в узком смысле слова шеф его еще не просил, но верил, что он на это способен, конечно – за хорошие деньги. Теперь, в виде сыщика, он даже теснее связан с таким видом деятельности. Словом, лорд думал о том, не решит ли все телеграмма в «Аргус».
Останавливало одно – как запустить Перси в замок? Сыщик не хорек, замок не кроличья нора. Именно это побуждало оставить мечты, а заодно прибавляло суровости, которую он и проявил, поднося к уху трубку.
– Да? – рявкнул он. – Кто там?
И услышал:
– Привет, Тилбери! Это я, Пилбем.
Глаза у магната вылезли, как у крупной улитки. Такие случайности, собственно, и называются чудесами.
– Говорю из замка, – продолжал голос.
– То есть как?
Трубка задрожала. Что это, прямой ответ на молитву или слуховая галлюцинация?
– Да, из замка, – подтвердил голос. – Эй, где вы? Тил-бе-ри! Ничего, что без лорда? Я, знаете, подшофе.
– Пилбем! – выговорил пэр. – Я не ослышался, вы в замке?
– Ну!
Человек, создавший издательство «Мамонт», не тратит время на пустые слова. Другой спросил бы: «Как вы туда попали?»; другой – но не этот. Все в свое время.
– Пилбем, – сказал лорд Тилбери, – это чудо! Езжайте немедленно сюда. Есть срочное дело.
– Дело?
– Дело.
В голосе появилась металлическая нота.
– А что мне с этого будет?
Лорд Тилбери быстро прикинул в уме.
– Сто фунтов, – ответил он и чуть не оглох от какого-то мерзкого звука. Видимо, это был саркастический смех.
– Двести!
– Слушайте, Тилбери, знаю я это дело. Одна рукопись…
– Да, да!
– Тогда разрешите сообщить, что мне предлагали пятьсот, предложат и тысячу. С вас больше не возьму. Думайте побыстрей. Тысяча – моя цена.
Лорд Тилбери подумал быстро. Мало кому во всей Англии становилось так худо при мысли о разлуке с деньгами, но сопоставлять он умел. Что тысяча фунтов в данном случае? Так, наживка для кита.
– Хорошо.
– Заметано?
– Я сказал, хорошо.
– Молодец! – одобрил голос. – Сидите там. Принесу, как говорится, искомое.
– Что?!
– Ис-ко-мо-е. Ладно, ариведерчи! Устал я. Пойду лягу. Пока! Пип-пип!
Судя по звяканью, Пилбем повесил трубку. Когда он уже засыпал, кто-то стал к нему ломиться. Он мрачно спросил:
– Это кто?
– Откройте, увидите!
– Галли, да?
– Я вам покажу «Галли»!
– Чего надо?
– Поговорить.
– Идите, идите, – сказал сыщик. – Некогда мне, сплю. Передайте, пусть к обеду не ждут. Устал, что ли…
– Вы у меня устанете!
– Как это «у вас»? – поправил сыщик. – Я у себя.
И, неназойливо радуясь своей находчивости, откинулся на подушки. Ручка крутилась всуе. Дверь трещала. Потом наступила тишина, прерываемая мирным храпом.
Глава XIII
Тьма окутала замок, ласковая тьма, которая к концу летних дней смыкается, как бархатный занавес. И алые, и белые цветы[13], естественно, уснули. Ухали совы; шуршали кусты, поскольку мелкие ночные твари спешили по каким-то своим делам. Запах влажной земли сливался с благоуханием штокроз и желтофиолей. Звездное небо просекали летучие мыши, а легкие мотыльки метались в золотом луче, вылетавшем из окна столовой. Был час, когда мы забываем свои заботы за пиршественным столом.
Но те заботы, которые терзали обитателей замка, не поддались бы яствам и питью. Суп ушел, как пришел. Ушла и рыба. Пришли предварения к жаркому и еще не ушли. Над столом, словно туман, висел покров скорби. Даже девятый граф, не склонный к унынию, ощущал, что обед испорчен присутствием сэра Грегори.
Что до самого сэра, недавние вести сокрушили бы для него и десять обедов. Как ясно выразил это в бессмертном труде былой приятель (см. гл. IV, VII, XI, XVIII), юность его была легкомысленной, но сейчас, уже в годах, он смотрел на жизнь очень серьезно. Серьезной была его тяга в парламент; а если Пилбем, выполнив угрозу, отдаст рукопись Тилбери, шансов практически нет. Кого-кого, а местный комит