– Вот они, хулиганы! – выкрикнул мужичок. – Держите их!
Почему-то один из полицейских первым делом схватил Макеева. А этот усатый и слова против не сказал! Я в возмущении выкрикнула:
– Вы не того взяли! Вот они украли мой рюкзак!
Я указала рукой на главаря банды. Тот по-прежнему сидел на коленях на полу, ухватившись за одну из скамеек. Поезд продолжал стоять, и меня посетило неприятное тяжелое предчувствие.
– Он мне челюсть сломал, дяденька полицейский, – жалобно проговорил один из парней. Тот, что прыщавый. Из его глаз потекли слезы. И только сейчас до меня дошло, что эти отморозки младше нас на пару лет. Все, кроме главаря. Тому на вид – лет девятнадцать. А остальной шпане не больше пятнадцати.
– А тебе, девочка, как не стыдно, – обратился вдруг ко мне мужичок. Я окончательно растерялась. – Посмотри, на кого ты похожа!
Я не могла знать, как выгляжу со стороны, но тут же перепугалась, что встречу Новый год с синяком на лице.
– Вы что, не слышите? – рявкнула я. – Они – воры! Они украли мой рюкзак! А там – телефон и деньги.
– Вы с самого начала едете в этом вагоне? – начал свой допрос полицейский.
Мужичок же посмотрел на нас с подозрением и первым ответил.
– Да, этих я здесь тоже видел! Шпана.
Я задохнулась от возмущения. Поезд дернулся и покатился. Я только растерянно посмотрела в окно на удаляющийся перрон и вновь замелькавшие деревья. Полицейский продолжал держать Макеева за куртку. Прыщавый плакал. Все происходящее было похоже на сюр. Я молча подошла к скамейке и взяла свой рюкзак.
– Я сейчас вернусь, – сказала я Макееву. – Приведу сюда Антона Владимировича.
Тимур молча пожал плечами.
– Девушка, стойте! – одернул меня один из полицейских. – Мы еще ничего не выяснили.
Но я упрямо направилась в вагон, где расположился наш класс. Однако там никого не обнаружила. Вагон был заполнен другими, незнакомыми людьми. Они весело общались, пели песни и разливали спиртные напитки по стаканчикам. Похоже, кто-то решил встретить Новый год прямо в электричке. Поначалу я даже решила, что просто перепутала вагоны. Но потом я поняла: предчувствие меня не подвело. Из-за всех этих разборок мы с Макеевым пропустили нашу остановку. Поезд стоял недолго, и наверняка в суматохе о нас просто забыли. Ветер засыпал окна снежной крупой. Строения за окнами вскоре исчезли. Остался только лес. Бескрайний, темный, снежный. Точно такой же, как в моем сне.
Глава двадцатая
Когда я вернулась в вагон за Макеевым, дело сдвинулось с мертвой точки. Мужичок наконец разобрался, кто на самом деле является злоумышленниками, и Тимура отпустили.
– Понадевают черных курток, – проворчал мужичок. – Этот, – он кивнул на Тимура, – самым крепким из них кажется. А вообще, все они хулиганы… Шпана. Что с них возьмешь?
Пока выясняли все обстоятельства, поезд продолжал стучать по рельсам, а я, после того как проверила содержимое рюкзака, с волнением уставилась в окно. На горизонте дымились гигантские трубы. Наконец, когда нас с Макеевым отпустили, а за нетрезвых малолеток взялись органы правопорядка, я встревоженно шепнула Тимуру:
– Мы проехали нашу станцию.
– Я уже понял, – откликнулся Макеев. – Выйдем на ближайшей и пересядем.
В итоге мы сошли на незнакомой пустой станции. Поезд ушел, и вокруг стало тихо-тихо. На высоком бетонном перроне никого больше не было. Тимур с озадаченным видом осмотрел закрытую билетную кассу. А мне и вовсе разреветься от обиды захотелось. Из-за пьяных уродов в Новый год мы очутились непонятно где. Ладно хоть рюкзак удалось отвоевать. Если бы я осталась без телефона…
Тут же потянулась к рюкзаку.
– Кому собираешься звонить?
– Кому-кому? Антону Владимировичу. Он ведь нас наверняка уже потерял.
Тимур внимательно посмотрел на меня, но промолчал. Я думала, он снова заведет старую песню о том, что я без Золотка никуда, но Макеев сдержался.
– И ты ничего не скажешь по этому поводу? – искренне удивилась я.
– Ты ведь сказала, что только я тебе нужен. У меня нет оснований тебе не доверять.
Я улыбнулась. Как же это хорошо, когда тебе наконец верят. Нет ничего хуже, чем начинать отношения со лжи.
Однако в следующую секунду мое довольное выражение исчезло с лица. Айфон страшно глючит от холода. Единственное, что мне удалось сделать, – отправить сообщение Золотку о том, что мы заблудились. Батарея тут же вырубилась. У Тимура телефон и вовсе здесь не ловил связь. Мы немного постояли на платформе, но приближающейся электричкой и не пахло.
– Что будем делать? – устало спросила я, ежась от холода. Стоять на пустынной, слабо освещенной платформе и ждать чуда свыше было глупо. Кто знает, когда придет электричка? Так и окочуриться недолго. Встретить Новый год здесь? Конечно, это лучше, чем отпраздновать его в отделении полиции, куда тебя загребли за компанию с хулиганами… Хотя кто знает. В отделении хотя бы тепло.
– Идем обратно, – наконец принял решение Тимур.
И мы зашагали по шпалам.
– Ты все-таки знаешь дорогу? – спросила я.
– Был там несколько раз, – нехотя признался Тимур. – Правда, давно. Совсем мелким. От станции до Васильево недалеко, главное – на нее выйти.
Я осторожно с опаской осмотрелась.
Мы брели вдоль путей. Тимур отобрал у меня рюкзак и теперь нес сразу два.
– Мы помирились с Алиной, – сообщила я.
Фонари освещали железнодорожные пути. Снова повалил снег. Крупный и мокрый. Вдалеке показались огни, и это меня немного успокоило. Цивилизация близко. Мы не в непроглядной заснеженной глуши, не замерзнем насмерть, и нас не съедят волки. Единственное, что омрачало, – здесь не ловила сеть. А ведь я обещала позвонить родителям, как только мы доберемся до места. И Антон Владимирович вместе с остальными наверняка нас потеряли. Я уже представила, какую тревогу забил географ, обнаружив потерю и получив мое сообщение.
– Здорово, – откликнулся Тимур. Он шагал впереди. Снег скрипел под ногами. Луна в черном небе светила ярко, словно прожектор. Вокруг – ни души. Только сонные елки, облепленные снегом.
– Мы поговорили, – продолжила я. – Раньше между нами не было таких близких разговоров. Я даже не знала, что после них бывает так хорошо.
– Очень рад за вас. – Тимур обернулся и слабо улыбнулся мне.
Некоторое время я шла молча, слушая скрип снега под ногами. Потом все-таки решилась:
– После того как мы поссорились, я приходила к тебе. Антон… Владимирович не говорил об этом?
– Мы не так часто общаемся, – ответил Тимур. Улыбка тут же исчезла с его лица.
– Он ночью написал мне, когда ты пришел. Я волновалась.
– Это было благородно с его стороны.
– Я не знаю, что происходило между вами все эти годы, но почему ты не дашь ему шанс? – не отставала я. – Шанс заслуживает каждый. И ты не представляешь, какое это облегчение – наконец помириться с близким человеком.
– Ты действительно не знаешь, что происходило между нами, – ответил Тимур. – И с чего ты взяла, что мы близкие люди?
– Он сказал, что любит тебя, – растерялась я. – Неужели он тебя в детстве бил?
– Нет, конечно, – усмехнулся Тимур. – Пусть только попробовал бы. Угнетать можно не только физически, но и морально. Особенно младших.
– Вы оба были мальчишками. А ты им так и остался, – сердито сказала я.
– Скоро должна быть станция, а там – тропинка к поселку. Не пропустить бы, – сказал Тимур, оглядываясь. Он явно переводил тему. Я поняла, что к этому разговору Макеев больше возвращаться не хочет. В конце концов, я действительно не знаю, что пережил в детстве Тимур. С такой ситуацией в семье ему все-таки не позавидуешь.
Я думала, мы больше не будем говорить на эту тему, но Тимур вдруг признался:
– Возможно, я его простил. Где-то в глубине души. И готов как-нибудь поговорить как взрослые люди.
– Это было бы здорово, – вздохнула я. На первом шаге я настаивать не хотела. Решила, что и без меня рано или поздно разберутся.
– Замерзла? – спросил Макеев.
– Немножко, – призналась я.
Как назло, в такой критической ситуации мне тут же захотелось есть и пить. Но я стеснялась признаться.
Мы прошли уже приличное расстояние. Вдалеке помигивал семафор. На железнодорожных откосах – глубокие сугробы, в которых я тотчас бы утонула. Да, не так я представляла встречу Нового года.
Спасательные огни становились все ближе. Впереди – станция. Я уже потеряла счет времени. Мне казалось, что уже давным-давно наступила глубокая ночь.
– Кажется, пришли, – сказал Тимур.
Мы свернули на еле заметную протоптанную тропинку. Тимур подсвечивал наш путь фонариком на телефоне. Нас тут же обступили облепленные снегом елки. Постепенно становилось еще темнее, а лес – гуще.
– Ты уверен, что мы выйдем к людям? – озабоченно спросила я.
Тимур что-то неразборчиво промычал, отчего я пришла к выводу, что он, как и я, ни в чем не уверен.
– Другой протоптанной дороги я не видел, – сказал Макеев.
Что ж, логично. А если мы в темноте ее просто пропустили? Но я решила не паниковать раньше времени. Тем более что рядом с Тимуром мне не было страшно. Он уверенно шел вперед, и я послушно плелась за ним. Но вскоре протоптанная дорожка как-то резко оборвалась. Снега становилось все больше, идти было все сложнее, и тут я все-таки запаниковала.
– Тимур! Мне страшно, – призналась я. – А если здесь волки?
– Вполне возможно, что они на самом деле здесь есть, – немного озадаченно отозвался Тимур. Теперь, когда и он был не уверен в том, в какую сторону нам идти, мне стало по-настоящему тревожно.
– Может, вернемся к той станции и все-таки дождемся поезда?
– А если он приедет только завтра? Или вообще по праздникам не будет ходить? Мы с тобой окоченеем. Нет, Наташа, нам нужно выйти к людям. Я уверен, что где-то здесь поблизости есть населенный пункт. Мы не могли уехать далеко.
Я прислушалась. И снова – ничего, кроме пугающей тишины. Такой, что от нее в ушах зазвенело. Вскоре тишину прервала лесная птица. Она вспорхнула с ветки, и с высоченных сосен посыпался снег.