Тишина сообщает о том, что мое предложение на рассмотрении.
Я готов рассечь кулаком воздух в тупом порыве радости, но, когда делаю несколько шагов вперед, между широких стеклянных дверей отдела оптики вижу вторую сторону переговоров… Таню.
Перекинув через локоть пальто и поднеся к уху телефон, она выходит из павильона. Ее волосы распущены и красиво обрамляют лицо, на котором вижу удивление.
В следующую секунду её взгляд скользит по моему телу, раздувая в крови тестостерон.
Я удивлен не меньше нее, и по моему выражению лица у Капустиной не должно возникнуть в этом никаких подозрений.
Эта встреча от начала до конца - случайность и, несмотря на мои развитые организаторские способности, лучше, чем эта случайность, я бы сам придумать не смог.
Не отводя взгляда от Тани, я предупреждаю в трубку:
— Я не имею к этому отношения.
Глядя мне в глаза, Капустина медленно подходит, и это отлично, ведь меня уже пожирает потребность быть к ней ближе.
Я демонстративно ощупываю ее фигуру голодным взглядом. На ней бесформенный свитер и широкие джинсы, скрывающие плавные женственные изгибы, которых под этой одеждой полно.
Подняв подбородок, она смотрит мне в лицо. Я смотрю на нее в ответ, убирая от уха трубку. Не её губы, которые произносят:
— И здесь ты тоже случайно?
— Представь себе, — отвечаю я. — Вчера ты сказала, что у тебя смена. Я собирался заехать за тобой в аптеку… — привожу железобетонный довод.
Оторвав взгляд от моих губ, Таня говорит:
— Наверное, что-то перепутала.
— Тогда понятно, — хмыкаю я. — Удивительно, что ты вспомнила свое имя … после третьего…
— Капустин… — шикает она и озирается по сторонам, чем вызывает на моем лице ленивую самодовольную улыбку.
Икс-эль, как и тупые спортсмены, тоже очень в её вкусе.
За её спиной, на периферии зрения я вижу знакомый силуэт. Моя мать уверенным шагом движется к нам, вовсю орудуя взглядом по девушке рядом со мной.
— Добрый вечер… — осматривая Таню с ног до головы, здоровается мама.
Таня поочередно смотрит то на нее, то на меня, отзываясь:
— Здравствуйте.
Теперь они разглядывают друг друга, и Капустина, уверен, догадалась о нашем родстве — основная часть генов досталась мне от матери.
Я почесываю пальцем кончик носа, чтобы скрыть веселье, ведь Таня внезапно становится похожа на школьницу, которую вызвали к директору, и тот в курсе, о чем только что мы шептались.
— Мам, познакомься, — откашливаюсь я, — это Таня. Таня Капустина.
Подведенные карандашом брови матери взлетают к потолку. Округлив глаза, она смотрит на меня обескураженно.
— Данила Андреевич? — ее голос приобретает оттенок растерянности. — Я чего-то не поняла…
— Данила Андреевич хотел сказать, что мы однофамильцы! — вклинивается в наш диалог Таня и посылает мне убийственный взгляд.
Брови матери взлетают ещё выше, я же получаю удовольствие и испытываю легкий азарт.
— Да, точно. Однофамильцы, — киваю.
Не отдавая отчета своим действиям, протягиваю руку и накручиваю на палец кудрявую прядку волос, лежащую у Тани на плече.
Щеки Капустиной заливает румянец.
Она отбирает у меня свои волосы, закусив губу.
— Как… интересно, — тянет мама, не спуская с Тани пристального острого взгляда. — Маргарита Эдуардовна. Женщина, которая подарила миру этого потрясающего мужчину, — указывает на меня раскрытой ладонью.
— Очень приятно, — тонко отзывается Таня, бросив на потрясающего меня быстрый взгляд.
— И мне.… кхм… — откашливается мама. — Я отвлеку тебя на секунду, Данила? — обращается ко мне.
— Конечно.
Таня делает вид, будто роется в сумке. Я прилагаю усилия, чтобы отвести от нее взгляд.
— Может, положить ещё салат? — предлагает мама. — Я тебе звонила, но у тебя было занято.
— Я не против, — отвечаю.
— Тогда подходи… минут через десять, — говорит она. — Ну, я тогда пойду — прыгает взглядом по нашим лицам. — И передай Марку, если он не заедет к нам до Нового года, я устрою ему “Тамару”! — грозиться.
Запрокинув голову, я смеюсь, растянув губы от уха до уха.
Ловлю взгляд Тани на своем лице, и он слегка затуманенный. Если она будет так на меня смотреть…
— Обязательно, — обещаю матери.
— Ну, хорошего вечера… — желает она, прежде чем удалиться.
Глава 23
Проводив мать взглядом до дверей ресторана, Таня возвращает глаза к моему лицу. Ее щеки безбожно цветут красным, она чертовски хороша…
— Вы похожи, — замечает Капустина.
— Что есть, то есть, — отзываюсь я. — Мы немного родственники…— топорно отшучиваюсь.
Снова подняв руку, я касаюсь большим пальцем ее щеки, на этот раз она не сопротивляется моим прикосновениям.
Центральной мыслью в голове является вопрос, как сделать так, чтобы она согласилась поехать со мной. Ко мне домой. Ведь какой бы кроткой Капустина не была в данную минуту, это ничего не гарантирует.
— Кто… такая Тамара? — скованно спрашивает Таня.
Убрав руку от её лица, я провожу ладонью по собственным волосам.
— Тамара… — тяну. — Тамара - первая и единственная женщина, из-за которой мы с Зотовым подрались.
Я вижу, как напрягается тонкая линия подбородка на красивом лице Капустиной, губы стягиваются в узкую линию…
— Ревнуешь? — хмыкаю.
— Размечтался, — задирает Таня нос.
Сдаю назад, поясняя:
— Тамаре было за шестьдесят, она была довольно… объёмной женщиной…
— Твои предпочтения в женщинах удивляют все больше, — царапается она.
— Мои предпочтения в женщинах с возрастом меняются. Тогда мне было пять лет и я считал, что идеальная женщина должна выглядеть именно так, как Тамара, моя нянечка в детсаду: пахнуть едой и подтирать задницу…
— И при чем тут Зотов? — вставляет Капустина.
Я вижу, что она сосредоточена на моем рассказе, как ребёнок, которому показали фокус, и в мыслях показываю средний палец ее дружку-умнику, ведь я тоже умею красиво лить в уши.
— На тот момент мы не были друзьями.
— Такое когда-то было? — иронизирует она. — Вы как будто из одного яйца вылупились…
— Марк пришел в мою детсадовскую группу в пять лет, а я уже тогда заприметил Тамару, — продолжаю.
— Боже.… — закусывает она губу. — И что же случилось дальше?
— Зотов слегка меня бесил и назвал Тамару бочкой. Я дал ему в рожу, — пожимаю плечом.
Таня округляет глаза. Качнув головой, произносит:
— Даже не знаю, что сказать…
— Мы колошматили друг друга, пока нас не разняла Тамара. Раскидала по разным углам за уши. Мы час так простояли в одних трусах, над нами долго ржали. “Устроить Тамару” - это вроде как устроить прилюдную порку или сильно наказать. Кстати, с того дня мы с Марком стали не разлей вода. Потом я притащил Зотова на хоккей в свою детскую команду, и он стал лучшим…
— Животрепещущая история.
— У меня таких много. Хочешь поехать ко мне и послушать?
Она вытаптывает на моем лице дугу взглядом. Топчется по мне, пока молча обдумывает предложение. И пока с нетерпением жду ответа, поверх макушки Тани в дверях ресторана замечаю мать.
— Секунду… — прошу и направляюсь к ней.
Капустина выглядит все такой же взвинченной, когда возвращаюсь и выставляю для нее локоть, дожимая:
— Здесь ужин на двоих.
Подняв руку, демонстрирую Капустиной пакет.
— Хочешь? — изображаю из себя голодного кретина.
— Не веди себя, как дурак, — говорит она с досадой. — Где ты живешь?
— Рядом. Пять минут по прямой.
Поправив волосы, Таня смотрит на пакет, потом на меня. Я встречаю её взгляд исподлобья на своих губах и отвечаю таким же.
Перебросив пальто на другой локоть, Капустина проталкивает руку под мой бицепс, и это выглядит так, будто мое предложение принимают.
Глава 24
Я знаю, что кончать раньше своей женщины, - моветон, но каждый изгиб и каждая реакция тела Капустиной на мои толчки сзади неумолимо подталкивают к краю.
Впечатываю её бедра в свои.
Я жру этот десерт, впитывая вкус всеми нервными окончаниями. Таня стонет в матрас, собирая в кулаки простыню. Она становится всё влажнее и влажнее. Сдерживаться становится невозможно.
Выхожу из неё и переворачиваю на спину. Забросив за голову руки, Капустина выгибается и разводит для меня бедра. Это моя финишная прямая. Я обхватываю ладонями её талию с впалым животом. Соединяю большие пальцы под пупком, и когда в нее возвращаюсь, знаю, чего ждать.
Своего имени, твою мать!
Потому что именно в этой позе мой XL нравится Капустиной особенно сильно.
По ее бедрам проходит дрожь.
— Данила-а-а… — стонет она, зажмурившись.
На грани потери гребаного контроля, я насаживаю ее на себя до тех пор, пока судороги не перерастают в оргазм, и как бы не хотела она в этот момент от меня избавиться, жестко удерживаю ее на месте, делая серию финальных ударов, чтобы кончить самому.
— М-м-м… — проваливаюсь.
Волна мощная, лишающая напрочь зрение. Я не против начать сначала тут же, не отходя от кассы, но это уже второй раунд, и не уверен, что потяну третий без небольшой передышки.
Коротко поцеловав Таню в живот, я отправляюсь в ванную, чтобы избавиться от презерватива и привести в порядок член.
На журнальном столе в гостиной наш бывший ужин. Тарелки пустые, всё-таки, против моего выбора Таня ничего не имела.
Была попытка посмотреть что-нибудь по телеку, но мы быстро с ней покончили. Как только Таня пустила в свой рот мой язык, ужин перетек в секс.
Я раздеваю Капустину второй раз в жизни, и с каждым разом мне все сильнее кажется, что от моих прикосновений ее просто, блядь, колбасит.
Это сносит мне крышу.
Когда я ее касаюсь, практически слышу запах ее возбуждения, будто он исходит от ее кожи. Как маньяк, я готов гнаться за этим фантомным запахом, выискивать его или добывать. И мне не приходится прикладывать никаких, абсолютно никаких усилий для того, чтобы сделать ее мокрой. Никаких. Нахрен. Усилий.