Вглядевшись, Могутченко узнал в возчике Петрована. Значит, операция Алешки помогла. Стыд оказался сильнее суеверного страха.
Дождавшись, когда возчик свалит на лежаки бревно и повернет свою лошаденку к штабелю, Могутченко окликнул его.
— Петрован? Здоров, браток!
— Никак это вы, товарищ начальник?— спросил возчик, вглядываясь в подходившего к нему Могутченко.
«Хитришь, салага,— подумал начальник отдела, подходя к возчику.— Сейчас тебе балачки со мной разводить — нож вострый. Ты бы рад сейчас сигануть крепче, чем вчера, от мертвяка».— Но ничего этого Могутченко не сказал, а, наоборот, прикинулся удивленным.
— Вот не ждал тебя увидеть здесь,— сообщил он, здороваясь с Петрованом.— Я ведь слышал, ты на лесовозке был.
— Был, а сейчас сюда подался,— ответил Петрован, делая вид, что его очень заботит, в пору ли лошаденке хомут, не жмет ли где.
— А грошей здесь гуще дают или как?— поинтересовался начальник отдела.
— Пока не знаю, артелью работаем,— ответил Петрован.— Веселее здесь, на народе, поэтому и пришел сюда.
— Вот это ты, браток, правильно сообразил,— с полной серьезностью ответил Могутченко,— на народе веселее, а здесь главное и светлее. Живого человека с мертвяком никак не спутаешь.
— Попался бы мне этот сукин сын еще раз,— вдруг с яростью проговорил Петрован.— Я бы из него мартышек понаделал. Вся деревня зубы скалит...
— Если бы понаделал,— с ехидным укором посочувствовал Могутченко.— А то ты, говорят, так дернул с переезда, что на полчаса раньше всех в деревню примчался. А ведь твои дружки тоже не зевали, погоняли лошадей в хвост и в гриву. Но догнать тебя не могли. Где им, лошади-то у них заморенные, не тебе чета.
Петрован угрюмо посопел носом и, глядя в сторону, проговорил:
— Вы-то вот смеетесь, а мне любому каждому, кто в черной бекешке ходит, морду набить хочется.
— Ты хоть рассмотрел мертвяка-то как следует?— смеясь, спросил Могутченко.
— Где там,— махнул рукой Петрован.— Первым-то Иван Егорович, он на головных санях ехал, голос подал. Визжит, как охрипший петух, с перепугу, должно быть: «Чур! Чур меня!.. Данило Романович! Сгинь! Сгинь!.. Рассыпься!..» Выглянул я, глядь: и впрямь Когут ко мне направляется. Ну я и рванул. Не успел даже сообразить, что к чему, а ноги уже сами на галоп перешли.
— Схватить бы тебе того мертвяка, для успокоения души накостылять ему шею, а затем к нам притащить,— сквозь смех выговорил Могутченко.
— Если бы успел сообразить,— сокрушенно ответил Петрован.— А теперь хоть из деревни беги. Смеются все. Еще этот Алешка. Так разрисовал меня девкам, что те только взглянут на меня, так и валятся с хохоту. Вот ему, стервецу, я наверное накостыляю. До свиданья, товарищ начальник. Если где увижу этого прохвоста с деревяшкой, до полусмерти изобью, а потом к вам представлю.
Он отъехал, а Могутченко пошел к станции.
VIII Допрос Кабелко
Двухчасовой «Москва — Пермь» запаздывал. Иван, словно бы случайно встретивший Кабелко у дверей его «багажки», успел уже о многом переговорить с ним, пожаловаться на свою обострившуюся болезнь и теперь с нетерпением поглядывал на часы. Стрелки показывали пять минут третьего, а станционный колокол, обычно оповещавший о выходе поезда с соседней станции, все еще не звонил. Кабелко, невысокий, тщедушного телосложения юноша с нездоровым, одутловатым лицом, на котором, несмотря на трещавшие на дворе морозы, пестрели веснушки, был явно польщен тем, что с ним беседует сам командир охраны.
Он уже успел рассказать Полозову, что ждет с двухчасовым кровать с никелированными спинками и блестящими шариками. Такие кровати были предметом самых горячих мечтаний всех женихов и невест. Кровати эти готовились частными предприятиями, во множестве созданными нэпманами, и высылались только наложенным платежом по объявлению.
— Я и вам очень советую следить за объявлениями,— алчно поблескивая бусинками глаз, рассказывал Кабелко.— Сейчас только по объявлениям и можно приобрести ценную вещь для устройства удобной жизни. Сейчас я послал заказ на лампу с абажуром и швейную машинку фирмы «Зингер». Очень нужные вещи.
— А сколько стоит кровать?— поинтересовался Иван.
— Тридцать рублей,— ответил Кабелко и, значительно поджав тонкие губы, помолчал, ожидая со стороны собеседника выражения удивления. Иван, хотя его и действительно поразила высокая цена, не сказал ни слова. Он только прикинул в уме, что за эту цену, мужик мог бы купить трех хороших коров. «Откуда этот хлюст достал такие деньги?— подумал Иван.— Да еще зингеровская машина и лампа с абажуром тоже недешево стоят. А Кабелко получает всего семь рублей в месяц».
— С панцирной сеткой, вся никелированная, на спинках четыре больших шарика и десять маленьких,— начал расписывать свое приобретение Кабелко, думая, что Иван молчит, потому что поражен, и, понизив голос, добавил:— Двухспальная.
— Ну, раз двухспальная, тогда, конечно, и машина швейная нужна и лампа под абажуром,— улыбнулся, подмигнув, Иван.— Значит, дело к свадьбе идет. С самим начальником станции породнишься.
Кабелко густо покраснел, но решительно опроверг догадку Ивана.
— Нет уж! Что уж тут! Начальник станции только на станции начальник. А сейчас каждый молодой человек должен перспективу иметь. Нет, вы об этом деле и не подозревайте.
С перрона донесся отрывистый звон колокола, и Кабелко оживился.
— Подходит. На двадцать минут запоздал. Извините, мне надо к багажному вагону.
Полозов вместе с Кабелко вышел из «багажки».
— Митрофан! Эй, Митрофан! Куда ты провалился,— кричал Кабелко, разыскивая угрюмого, всегда хмельного мужика, работавшего на станции сторожем и одновременно грузчиком.
— Здеся я. Чего орешь?— прозвучал непочтительный ответ из-за угла.
— Беги прямо к багажному,— приказал Кабелко.
— Когда подойдеть, тогда и побегим,— не покидая облюбованного места, ответил Митрофан.
Подошел поезд. Прислонившись плечом к стене «багажки», Полозов наблюдал, как дюжий Митрофан тащил, взвалив на спину, два больших плоских тюка, зашитых в плотную рогожку.
Кабелко шагал следом, готовый подхватить своими немощными руками дорогой груз, если у Митрофана не хватит сил.
Горина Иван увидел, когда он уже у самой «багажки» заговорил с Кабелко.
— Вы Кабелко?
— Я Кабелко,— ответил тот, недовольный, что его отвлекают.— Вам что? Коли грузы, то с этим поездом не уйдут. Надо было раньше позаботиться.
— Да нет, не груз. Просто мне надо поговорить с вами.
— Поговорить?— Кабелко настороженно уперся взглядом в Горина.— Я сейчас на работе. Если разговор служебный...
— Да, служебный. Мы закроемся в вашей «багажке» и поговорим. Вот мой документ,— протянул Горин удостоверение.
Пока шел этот разговор, стоявший неподалеку в позе праздного наблюдателя Полозов определил, что Горин здесь не один. Два молодых, кряжистых парня лет по двадцати определенно приехали с ним, хотя и держались вдали от него. Оба по одежде походили на лесорубов, и ни у кого на станции не могли вызвать подозрения. Но наметанный взгляд чекиста подсказал Полозову, что эти еще чужие и незнакомые парни в нужную минуту могут стать ему крепкими и надежными помощниками.
Между тем Кабелко, прочитав поданный ему Гориным документ, весь сразу сникший, с посеревшим лицом, испуганно лепетал:
— Я, право, не понимаю... у меня все дела в порядке... грузы и прочее...
— Обо всем этом мы поговорим в вашей конторке,— прервал его лепет Горин.— Пойдемте. Хотя нет. Надо, чтобы кто-нибудь присутствовал при нашем разговоре. Кого бы пригласить?
Ближе всех к Горину и Кабелко стоял Полозов. Ему явно было нечего делать. Горин, сделав вид, что впервые видит Полозова, позвал его.
— Товарищ! Можно вас на минуточку?
Через десять минут допрос Кабелко в запертой «багажке» шел полным ходом. Исподволь, без нажима, Горин заставил Кабелко повести рассказ обо всем, что произошло с ним прошлым летом. Кабелко, поначалу струсивший, почувствовал, что следователя интересуют только люди, с которыми ему довелось встречаться прошлым летом, осмелел и начал держаться свободнее. Он описал всех, с кем имел дело за последние месяцы, и каждому из них дал свою оценку. Все оценки были пренебрежительными. Даже предмет своих увлечений и страданий — двух дочерей начальника станции — и тех не пощадил язвительный Кабелко. Но вот он припомнил, что примерно в середине июля несколько дней помогал Когуту пилить дрова.
— Подработать решили?— полюбопытствовал Горин.
— Что вы,— возмутился Кабелко.— Заработаешь у такого. Он если полтинник заплатит, то на два рубля поту выжмет.
— Да, здоров был покойник,— согласился Горин.— За ним в работе не угонишься. Как же вы целых пять дней держались?
— Свой интерес имел,— уклончиво ответил Кабелко.— Для вас он бесполезен.
— Сердечные дела,— понимающе произнес Горин, лукаво подмигнув, спросил:— Ну как?
— Все шло как по-писаному,— самодовольно улыбнулся Кабелко.— Да старый хрыч вдруг взбеленился.
— Здорово вам влетело?— сочувственно осведомился Горин.
— Разве я позволю такое с собой?— снова, но не столь уж искренне возмутился Кабелко.— Я ушел и все.
Но эта не очень приятная для юноши деталь не заинтересовала следователя. Он снова вернулся к первым дням знакомства Кабелко с Когутом. Выяснилось, что Кабелко не раз бывал в домике Данилы Романовича, выбирал книги, даже подолгу сидел у книжных полок.
— Я ведь не всякую книгу читать буду,— разъяснил Кабелко.— Я сначала обязательно в конец загляну. Есть ли про счастливую любовь и свадьбу? С десяток книжек полистаешь, пока решишь, какую взять.
— И Когуты ждали, пока вы копались в книгах?— удивился Горин.
— Совсем даже нет. Бывало, Когут в обход, Галина в магазин на станцию, а я все сижу, просматриваю.
— Ждете, пока хозяева вернутся?— уточнил Горин.
— Да нет. У них в сенях дверной крючок сам закидывается. Поставишь его на попа, дверью хлопнешь — и готово.