Сотрудники музеев в Пушкине[7] работали день и ночь. Двадцать тысяч экспонатов в кратчайшие сроки было упаковано и вывезено в Ленинград. Здесь под куполом Исаакиевского собора нашли прибежище и несколько экспонатов из Янтарного зала, включая одну янтарную панель облицовки вместе с чудесным окантовочным орнаментом. Демонтировать и вывезти весь зал сотрудницы музея – а это были женщины – конечно, не могли. И когда в середине сентября в Пушкине появились оккупанты, в музеях и запасниках дворцов оставалось еще несметное множество сокровищ.
Слово очевидцу (Ганс Хундсдёрфер из ФРГ): «Двигаясь к Ленинграду в составе 6-й танковой дивизии, я побывал в Царском Селе в тот день, когда его заняли наши войска. Пораженный, я бродил по чудному парку и вошел в замок. Он был почти не поврежден. Лишь одна граната, попав в потолок большого зала… повредила дворец – на полу валялись осколки мрамора. По-видимому, Советы предполагали эвакуировать произведения искусства, которые можно было увезти, но наше стремительное наступление помешало им выполнить свое намерение. Все же полы в некоторых залах были засыпаны слоем песка, а большие китайские вазы стояли, наполненные доверху водой. Наши утомленные соотечественники немедленно расположились в залах замка со всеми возможными удобствами и, к сожалению, без особого респекта перед дивной обстановкой. Повсюду можно было видеть солдат, уснувших на драгоценных диванах и кушетках прямо в своих грязных сапогах. На роскошных дверях были приколочены грубые доски с надписями: “Занято подразделением №…” Я дошел до Янтарной комнаты. Стены в ней были заклеены толстым картоном и загорожены щитами. Я видел двух своих соотечественников, они– любопытства ради – отдирали от стенки картон. Картон был содран, и показалась дивно сверкающая янтарная панель, она обрамляла мозаичную картину. Когда солдаты стали вытаскивать штыки, чтоб выломать несколько “сувениров на память”, я вмешался.
В следующий раз я видел Янтарную комнату уже в более жалком состоянии. Картон был содран во многих местах, рельефы оббиты, осколки янтаря покрывали пол вдоль стены».
Разумеется, с первых же дней оккупации в Пушкин наведывались и представители органов культуры. Осматривали дворец, регистрировали ценности, но не могли их вывезти: нужно было специальное разрешение главнокомандующего 18-й армией; из-за упорных боев получить такое разрешение никак не удавалось.
Для нас очень важно установить как можно точнее: когда было получено разрешение на отправку ценностей – ведь тот, кто отдал такое распоряжение, мог знать и о дальнейшей судьбе Янтарной комнаты. Даже если бы люди уже не могли (или не хотели) сообщить нам что-то важное, определенную информацию можно было бы найти в архивах конкретных воинских частей. Однако наши предположения колебались между осенью сорок первого и летом сорок второго, а за это время во дворце побывало много всяких воинских соединений.
Несколько косвенных доказательств, несомненно, указывало на конец 1941 года.
Во-первых, опубликованные показания захваченного в плен в 1942 году оберштурмфюрера СС Нормана Фёрстера. Он очень подробно описал, как происходил вывоз ценностей из Екатерининского дворца, категорически, впрочем, отрицая свое участие в этом деянии. Однако сведения Фёрстера об устройстве дворца были настолько точны, что, скорее всего, они основывались на личных впечатлениях. С января 1942 года и на момент пленения Фёрстер возглавлял команду «культур-грабителей» в составе группы армий «Юг», и, следовательно, в Пушкине он мог находиться лишь до этого момента.
Вторым косвенным доказательством стал каталог вывезенных из СССР предметов искусства, который выпустило министерство иностранных дел Иоахима фон Риббентропа в марте 1942 года,– в нем упоминались предметы из Екатерининского дворца.
И наконец нам повезло: мы нашли документ, отметавший все сомнения. Когда в ноябре 1942 года ТАСС распространил в Европе информацию, полученную от военнопленного Фёрстера, общественное мнение было очень возбуждено, и фюрер затребовал разъяснений от министерства Риббентропа. И вот это разъяснение найдено!
Читаем: «Из Екатерининского замка в безопасное место осенью 1941 года был вывезен Янтарный кабинет, подарок сына Фридриха Вильгельма I Петру I, причем были вынуты отдельные детали. Кабинет временно разместили в Кенигсбергском замке. Таким образом, это уникальное произведение искусства сохранено от разрушения. Тогда же помимо того было вывезено 18 грузовиков наиболее ценной мебели и др. произведений искусства, и прежде всего картин… в Кенигсберг для их лучшей сохранности».
Итак, сомнений нет – осень сорок первого.
Кстати
В эти дни Гитлер терялся в догадках: сумеют ли Советы вывезти из Ленинграда шедевры Эрмитажа? 22 сентября за обедом он вновь заговорил о музеях в Ленинграде и его окрестностях. Кто-то напомнил ему о фонтане «Нептун» в Петергофе (Петродворец) – нюрнбергская работа, XVII век! Немедленно последовало указание в группу армий «Север», и ротмистр резерва граф Эрнст-Отто Солмс-Лаубах (искусствовед по специальности) приступил к демонтажу бронзового фонтана. Заодно, правда, демонтировали и увезли знаменитую статую Самсона, как и остальные скульптуры Большого каскада, которые не имели к Нюрнбергу никакого отношения. Все это не найдено и по сей день. Один лишь фонтан «Нептун» удалось обнаружить – он оказался в Нюрнберге, в Национальном немецком музее.
А граф Солмс надолго задержался в пригородных ленинградских дворцах. По всей вероятности, приказ начальства не ограничивал деятельность этого ценителя культуры исключительно Петергофом: в документах 18-й армии мы обнаружили запись о том, что графу Солмсу предоставляются рабочая сила и грузовые машины для вывозки особо ценных вещей из дворца в Пушкине. Но какие это были вещи?
В 1966 году граф Солмс-Лаубах, директор музея художественных промыслов во Франкфурте-на-Майне, во всеуслышание заявил, что он в самом деле занимался «эвакуацией» ценностей из Екатерининского дворца и, в частности, Янтарного зала: «Отдельные детали Янтарной комнаты были тщательно упакованы в ящики и через Плескау (Псков) отправлены в Ригу, они должны были там оставаться нераспечатанными до конца войны. В конце концов эти ящики каким-то образом попали из Риги в Кенигсберг, где по приказу гауляйтера Эриха Коха их противозаконно вскрыли».
Из досье историков: вывоз награбленного
Надо сказать, что показания очевидцев всегда довольно противоречивы. У нас, например, были такие свидетельства о том, кто и как вывозил награбленное из дворца:
а) облицовку Янтарного зала демонтировали солдаты, они сняли двери и вынули паркет, работой руководила группа специалистов в военной форме;
б) главную роль в ограблении Янтарного зала из дворца сыграл «Штаб Розенберга»;
в) дворец очистили эсэсовцы (и в этом нет сомнений: особая команда министерства иностранных дел, чье разъяснение мы цитировали выше, носила форму СС);
г) в Пушкине в это время видели Нильса фон Хольста, и свидетели полагали, что руководил операцией именно он (Хольст действительно был назначен—это произошло 26 сентября 1941 года – присматривать за сохранностью награбленного в пригородах Ленинграда, «а затем и в самом Петербурге»).
И тем не менее вопрос – Кенигсберг или Рига? – оставался пока без ответа. Не удавалось найти и точную дату отправки Янтарной комнаты из Пушкина. В документах 18-й армии мы не нашли больше никаких упоминаний об эвакуации предметов из дворца. Это было очень странно и не походило на аккуратное немецкое делопроизводство. Мы продолжали «раскапывать» архивы, и наша настойчивость была вознаграждена: оказалось, что в Пушкине стояло еще одно армейское соединение – 50-й армейский корпус! И вот: «1.10. Красногвардейск. Для обеспечения сохранности предметов искусства в район действий корпуса прибыли ротмистр граф Солмс и гауптман (капитан) Пенсген.
14.10. Красногвардейск. Транспортировка экспертами по искусству ротмистром графом Солмсом и гауптманом Пенсгеном предметов искусства из Гатчины и Пушкина, среди них облицовка стен Янтарного зала из замка в Пушкине (Царское Село), в Кенигсберг…
16.10. Красногвардейск… Ротмистр граф Солмс и гауптман Пенсген, завершив свою деятельность (сохранение предметов искусства), покидают штаб корпуса…»
Важность этого документа из архивов 50-го армейского корпуса чрезвычайна! Во-первых, мы получили дату – 14 октября 1941 года. Во-вторых, не лишен интереса тот факт, что лишь Янтарная комната названа конкретно, – значит, господа знали об особой ценности этого произведения. В-третьих, указано место назначения – Кенигсберг. Выходит, командованию 50-го армейского корпуса известно то, о чем не знал сам Солмс?..
Однако, как выяснилось, и сообщение Солмса – хотел ли он нас обмануть или нет – тоже имело определенную реальную основу: Кох (хоть и косвенным образом) все же принимал участие в вывозе Янтарной комнаты. Дело в том, что Кох предоставил 18-й армии большую колонну грузовых машин, подвозивших на фронт боеприпасы, а обратно в Пруссию эти грузовики в сентябре—октябре 1941 года возвращались с грузом награбленного музейного имущества.
Известно много версий о том, что Янтарной комнатой – после того как ее вывезли из Пушкина – мог завладеть тот или иной человек или группа людей. На наш взгляд, все свидетельствует об обратном: Янтарная комната не должна была попасть в частные руки. Еще ни одному историку или искусствоведу не удалось доказать это документально, мы попытаемся с помощью косвенных доказательств показать максимальную вероятность нашей версии.
Итак, первое. Сама уникальность объекта обусловливала его особую ценность, а следовательно, на него должна была распространяться «Прерогатива фюрера».
Второе. Гитлер лично направил фон Хольста в Ленинградскую область следить за сохранностью «эвакуированного». Очевидцы в Пушкине отмечали, что Хольст пользовался особым авторитетом среди прочих экспертов. Как представитель верховной власти он подробно информировал фюрера о том, какие произведения искусства попали в его поле зрения.