– О чем, миссис Биттон?
Ее поведение отчасти напоминало о решимости и повелительности, прежней независимости и цинизме.
– Ах, не стоит молчать. Я имею в виду, о нас с Филом. Вы должны были об этом узнать.
Доктор Фелл слегка наклонил голову:
– Вам не следовало проникать в эту квартиру, миссис Биттон. Вас видели.
Она пропустила это мимо ушей:
– Я так и думала. У меня был ключ, но я сломала дверной замок долотом, который нашла в квартире, чтобы изобразить взлом. Но мне это не удалось. Впрочем, не важно. Я хотела сказать вам только одно… – Говорить она не смогла – только смотрела то на одного, то на другого, крепко сжав губы.
Последовала длительная пауза.
– Мэм, – проговорил доктор, опираясь на трость. – Я знаю, что вы хотели сказать. Вы только теперь поняли, как это прозвучало бы. Вы хотели сказать, что никогда не любили Дрисколла. Но не слишком ли поздно для такого признания?
Его хриплый голос звучал ровно и бесцветно, хотя он с интересом наблюдал за женщиной.
– Вы видели, что у него было в руке?
– Да, мэм… да, видел.
– Не пистолет! Я имею в виду другую руку. Он достал это из ящика. Это была моя фотография. – Она говорила спокойно, ее блестящие карие глаза смотрели твердо, губы не дрожали. – Я посмотрела на нее и вернулась к себе. И долго сидела в темноте и смотрела в окно… Напрасно вы думаете, что я пытаюсь как-то оправдаться. Но с того момента, как я увидела его лежащим там, на кровати, кажется, передо мной одно за другим возникали множество изображений. И все это был он. Я увидела всю свою жизнь с ним. Я не могу плакать. Сегодня, узнав о смерти Фила, я заплакала, а сейчас не могу. Я любила Лестера. Только потому, что наши представления о жизни были такими разными, мне пришлось доставить ему боль. Я не первая женщина, которая поступала глупо. Но я любила Лестера. Мне безразлично, верите вы мне или нет, но мне хотелось сказать вам об этом. А теперь я пойду. И может, я смогу заплакать.
В дверях она остановилась и провела по волосам дрожащей рукой.
– Правда, есть еще одно, – едва слышно проговорила она. – Это Лестер убил Фила?
Доктор Фелл, загородивший собой свет лампы, долгое время хранил молчание. Затем он кивнул.
– Но никому об этом не говорите, мэм, – сказал он.
Она вышла, беззвучно притворив за собой дверь.
– Видите? – почти шепотом произнес доктор Фелл. – Или вы не понимаете? В этом доме уже довольно трагедий. Я не хочу прибавлять к ним еще одну. Лестер Биттон мертв, и дело Дрисколла закрыто. Если Хэдли удовлетворен таким решением, то можно избежать огласки. Дело может быть отложено как «нерешенное». Лестер Биттон покончил с собой из-за финансовых затруднений, настоящих или воображаемых. И тем не менее…
Он стоял, погруженный в раздумья, под полками с книгами, когда в дверь постучал Хоббс.
– Простите, сэр, – сказал он. – Мне удалось разбудить сэра Уильяма. Ключ торчал изнутри, я позволил себе взять плоскогубцы и повернуть его в скважине снаружи. Он чрезвычайно расстроен, сэр, и не очень хорошо себя чувствует. Впрочем, это у него началось после смерти мистера Филипа. Но он скоро спустится, сэр. И еще дело в том, сэр, что…
– Да?
– У дверей двое полицейских, сэр, с ними наш недавний гость, – медленно, но выразительно сказал Хоббс, – мистер Эрбор. Он говорит, что ему велел прибыть сюда мистер Хэдли.
– Гм… Хоббс, у меня есть к вам доверительное поручение. Вы меня понимаете?
– Да, сэр?
– Отпустите этих полисменов, затем скажите мистеру Эрбору, что мистер Хэдли находится здесь, в библиотеке, и приведите его ко мне. А мистеру Хэдли пока ничего не говорите. Понятно?
– Да, сэр.
Во время короткого ожидания доктор Фелл тяжело хромал по комнате, что-то бормоча себе под нос, затем круто обернулся, когда дверь библиотеки распахнулась и Хоббс ввел Джулиуса Эрбора.
Глава 18МИСТЕР ЭРБОР СЛЫШИТ ГОЛОС
Рэмпоул ретировался к камину. Там все было в полном порядке, даже коврик у очага лежал точно на своем месте. К камину было придвинуто кресло в чехле, а на низком столике рядом стояла чашка с остатком какао. Здесь молча сидел Лестер Биттон, попивая какао и глядя в огонь, затем он поднялся к себе. Взгляд американца переместился с голубой чашки на человека, который вошел в библиотеку…
Мистер Эрбор уже немного успокоился, но все еще был не в своей тарелке. Он поднял глаза на портрет сэра Уильяма, светлеющий в сумраке комнаты, и его дискомфорт словно опять возрос. Он не позволил Хоббсу забрать свои шляпу и пальто, держась с большим достоинством. На смуглом лице вокруг рта залегли две глубокие складки, он то и дело мизинцем поправлял очки и приглаживал гонкие черные волосы, зачесанные с одной стороны черепа на другую.
– Добрый вечер, инспектор, – сказал он, освободил правую руку от шляпы, переложив ее в левую, и протянул для пожатия свою вялую ладонь. – Впрочем, правильнее было бы сказать «доброе утро». Я… э… признаюсь, инспектор, ваша просьба приехать сюда немного меня озадачила. Я… я даже хотел отказаться. Вы должны понимать, что неприятные обстоятельства…
– Присаживайтесь, – прервал его доктор, подводя к огню. – Моего коллегу вы, наверное, помните?
– Да. Э… да, конечно. Как поживаете? – растерянно проговорил Эрбор. – Простите, а сэр Уильям дома?
– Нет. Но садитесь же.
– Полагаю, его уже известили о том, что я приобрел эту рукопись? – спросил Эрбор, нервно поглядывая на портрет хозяина дома.
– Известили. Но сейчас это не имеет значения. Никто из вас ею не завладеет. Она сгорела.
Эрбор вскинул руку, придерживая очки:
– Вы хотите сказать… Он… Кто-то… то есть… – Он нелепо взмахнул рукой. – Как она была уничтожена? Но ведь это ужасно, инспектор! Я могу обратиться к закону, чтобы доказать…
Доктор достал блокнот, осторожно вынул сохранившийся фрагмент рукописи По и бережно положил его на ладонь, задумчиво разглядывая.
– Могу я… взглянуть, инспектор?
Дрожащей рукой Эрбор принял хрупкий листочек бумаги и поднес его к свету лампы. Тщательно изучив его, он поднял глаза на доктора Фелла:
– Несомненно, это он… Никаких сомнений! Но, инспектор, это возмутительно! Она принадлежит мне. Я…
– Сейчас она что-то стоит?
– Ну…
– Тогда я вижу для вас кое-какую надежду. Я скажу вам, Эрбор, в чем она заключается, – проговорил доктор в тот приводящего аргументы докладчика. – На вашем месте я забрал бы этот фрагмент, спрятал бы его в карман и на время о нем забыл бы. Вы и так в достаточно щекотливом положении, и вряд ли вам хочется его усугубить.
– В щекотливом? – с некоторым вызовом произнес Эрбор. Манера, с которой он держал частичку рукописи, напоминала манеру актера, волнующегося перед выходом на сцену и держащего перед собой написанную роль, – полное спокойствие, вот только руки дрожат.
– Знаете ли вы, – мило улыбаясь, сказал доктор Фелл, – что почти весь вечер я подумывал о том, чтобы поместить вас в тюрьму на пару деньков, с тем чтобы вы немного успокоились? Может, вы и смогли бы доказать свою невиновность, но публикации в газетах были бы весьма печальными для вас, друг мой. Очень печальными. Почему вы сбежали?
– Сбежал? Но, инспектор…
– Не пытайтесь меня обмануть, – зловеще произнес доктор голосом Призрака отца Гамлета. – Скотленд-Ярд все видит. Рассказать вам, что вы делали?
И он бегло описал все действия Эрбора после того, как тот покинул Тауэр. В деталях это был очень точный отчет, однако так тонко искаженный, что его поведение напоминало попытку виновного в нарушении закона избежать преследования.
– Вы сказали, – заключил доктор, – что располагаете какой-то важной информацией, которую желаете сообщить лично мне. Я готов вас выслушать. Но предупреждаю, что ваше положение весьма незавидное. И если вы расскажете мне не всю правду или у меня возникнут сомнения в ваших словах…
Тяжело дыша, Эрбор откинулся на спинку стула. Напряжение долгого дня, поздний час, его переживания с момента убийства – все это сказалось на его состоянии. То и дело поправляя очки, он неотрывно глядел на портрет сэра Уильяма, пока окончательно не пришел в себя.
– О да! – пробормотал он. – Да, я понимаю, инспектор, что стечение обстоятельств поставило меня в ложное положение. Я расскажу вам все. Я и раньше собирался это сделать, но теперь вижу, что у меня нет иного выхода… Видите ли, я чувствую, что оказался в положении вдвойне неловком и опасном. Мне угрожает не только полиция, но и какой-то преступник.
Он вынул свой изукрашенный резьбой портсигар и торопливо закурил, стараясь овладеть собой.
– Я… я книжный человек, инспектор. Я веду спокойный и размеренный образ жизни, можно даже сказать, безопасный и уединенный. Я не имею отношения с более… так сказать, бурным внешним миром. Вы, человек, обладающий жестоким жизненным опытом и привыкший то и дело сталкиваться с безнадежными и отчаянными преступниками, не поймете, какие чувства испытывал я, когда вдруг лицом к лицу столкнулся с невероятной проблемой криминального характера.
Все началось с этой проклятой рукописи. Сейчас мне нет необходимости вдаваться в детали, обо всем я уже днем вам рассказал. Я приехал сюда с целью получить от Биттона манускрипт. Вполне естественно, – он все больше раздражался, – я хотел завладеть своей собственностью. Но я не решался приступить к делу. Непредсказуемый характер сэра Уильяма поставил меня перед угнетающей дилеммой…
– Понимаю, – кивнул доктор Фелл. – Вы хотите сказать, что боялись Биттона, поэтому вам пришлось кого-то нанять, чтобы украсть ее для вас.
– Нет, что вы! – негодующе возразил Эрбор, вцепившись в подлокотники. – Это мне и в голову не приходило! Я боялся, что вы так подумаете, как сегодня подчеркнул один из ваших коллег. И я постарался довести до вашего сведения, что, если бы я это сделал, меня невозможно было бы привлечь к ответственности по закону. Но, инспектор, я этого не делал. Могу присягнуть. Признаю, что эта мысль приходила мне в голову, но я ее отверг. Это было бы нелепо и неразумно, и если бы меня обнаружили… Нет, нет! Я не нанимал вора. – Он развел руками. – Когда выяснилось, что рукопись украдена, для меня это было таким же потрясением, как и для сэра Уильяма. Я впервые узнал о краже, когда он позвонил моим друзьям, Спенглерам, в воскресенье вечером… чтобы убедиться, нахожусь ли я там. Но затем…