Андрей, который в это время все еще держал мои пальцы в своей руке, прокомментировал не без иронии:
– Интересно, почему с этими двумя я всегда чувствую себя третьим лишним?.. Вы позволите, Лидия Гавриловна?
С этими словами он отпустил наконец мои пальцы и сделал шаг к Ильицкому.
В подтверждение слов Андрея они лишь чинно пожали друг другу руки, что считалось куда приличней для высшего света, но на фоне бурных приветствий с князем выглядело несколько прохладно. Впрочем, не успела я и подумать об этом, как Миллер вдруг резко притянул к себе Ильицкого и похлопал по спине.
– Полноте, Евгений Иванович, – сказал он несколько театрально, – не то дамы подумают, будто мы с вами в ссоре!
– Да с вами невозможно поссориться, Андрей Федорович. При всем желании, – в тон ему ответил Ильицкий.
Он тотчас широко и вполне искренне улыбнулся, и они обнялись уже куда радушнее.
После Ильицкий провел друзей в гостиную, где в кресле с высокой спинкой восседала его маменька. Обычно в это время дня Людмила Петровна находилась в комнатах больного брата, но в этот раз отчего-то пренебрегла традициями. Должно быть, причиной тому был приезд молодого князя. Она не сводила глаз с Михаила Александровича и даже этих своих намеков в стиле spontaneite russe[12] отпускала гораздо меньше, чем обычно.
Мадам Эйвазова тоже находилась в гостиной: одетая в светлое шелковое платье она сидела на софе и держала на коленях вертлявую болонку, которой обычно внимания уделяла куда меньше. Да и вот так, сидящей без дела, я видела Лизавету Тихоновну едва ли не впервые как приехала, потому что-то в ее поведении мне показалось искусственным. Хотя, скорее всего, она просто старалась произвести благоприятное впечатление на гостей. Тем более что один из них имел княжеский титул.
– Безумно рад вас видеть, Лизавета Тихоновна. – Князь Орлов склонился над ее ручкой. А потом потрепал по загривку болонку: – Неужто это Касси так выросла? Когда я ее к вам привез, она на ладони умещалась.
– Так вы, почитай, уже года два в наших краях не были, Михаил Александрович, – немного с обидой произнесла Эйвазова, после чего подала руку Андрею. – А вот Андрей Федорович нас не забывает.
Мне показалось, что Миллеру она улыбается несколько холодней, чем князю. Похоже, в этой семье все мечтают заполучить Орлова в зятья. Это и неплохо, наверное, – лишь бы Натали была счастлива.
Я окинула их обоих взглядом: Натали и князь стояли совсем рядом, то и дело тайком поднимали друг на друга глаза. Однако оба смущались и тут же отводили взгляды. И даже не разговаривали совсем, за исключением приветственных слов еще в холле.
– Лизавета Тихоновна, – обратился теперь князь к Эйвазовой, – мы с Андреем хотели бы выразить почтение Максиму Петровичу. Он сможет принять нас?
– Позже, друзья мои, – отозвалась та, – Максим Петрович сейчас отдыхает.
– Ему хуже? – обеспокоился Миллер.
– Нет, напротив, Максиму Петровичу гораздо лучше. Я смею надеяться, что кризис миновал. – И добавила веско: – На все воля Божья. Думаю, сейчас вам лучше отдохнуть с дороги, а через два часа будет ужин…
– Да полно вам, Лиза! – невежливо перебила ее Людмила Петровна. – Отдыхать! Князь и Андрюша не старики пока, чтоб отдыхать-то… наоборот, почитай, ноги затекли после стольких часов в поезде да карете. Пускай вон лучше в парке прогуляются с нашими барышнями.
Похоже, я поспешила хвалить сегодня Людмилу Петровну – elle joue son emploi[13]. Ненадолго повисло молчание, но Андрей быстро нашелся.
– И действительно – мы с Мишелем ничуть не устали! – заверил он. – И погода сегодня отличная, грех дома сидеть… Лидия Гавриловна, вы составите мне компанию?
– С большим удовольствием! – Мне и в голову не пришло отказаться.
Князю Орлову ничего не оставалось, кроме как последовать примеру Андрея и подставить Натали свой локоть, а та улыбнулась и покорно оперлась на его руку.
День и правда сегодня был отличный: май еще не закончился, но можно с уверенностью сказать, что лето давно вступило в права.
Мы шли большой компанией, все вчетвером, а позади, чуть отстав, шагали под руку Лизавета Тихоновна и Ильицкий: видимо, сочли, что как ни далеки их нравы от столичных, но позволять барышням гулять наедине с молодыми людьми все же неприлично.
Разговор поддерживали в основном только мы с Андреем, причем несколько раз я, к стыду своему, вовсе забывала, что рядом есть кто-то, кроме него. А однажды очнулась, лишь когда поняла, что мы с Андреем отстали от наших друзей на приличное расстояние. Мне сразу стало не по себе, ибо месье Миллер с его волнующим взглядом явно не из тех мужчин, с которыми стоит забываться.
Я тогда смешалась, замолчала на полуслове и, недовольная собой, начала разглядывать брусчатку под ногами.
– Нам лучше прибавить шагу, Лидия Гавриловна, мы совсем отстали от наших друзей, – сказал Андрей, уловив, видимо, мой настрой.
– Да-да, – охотно согласилась я и, помолчав, добавила: – Только очень прошу вас звать меня просто Лиди… Я француженка по рождению, и отчества не совсем привычны для моего слуха.
– Вот как? Не зря мне показалось, что в вас есть что-то… нездешнее. – Андрей со смесью удивления и восторга взглянул на меня, и я отметила, что он снова замедляет шаг. – А я ведь тоже не переношу, когда меня зовут Федоровичем… Мой отец, Фридрих Миллер, родился и вырос в пригороде Гамбурга, но в России, разумеется, стал Федором!
Андрей рассмеялся, и я вслед за ним. Но разглядывала я его в это время со всевозрастающим интересом.
– Так вы тоже здесь чужой… – констатировала я. – Андрей, а вы скучаете по родине?
Тот пожал плечами и ответил не сразу:
– На самом деле я бывал в германских землях лишь однажды. Мой отец давно обрусел, я родился и вырос здесь, в России, и считаю себя русским.
Сказав это, Андрей неожиданно серьезно посмотрел мне в глаза и, наверное, понял все то, о чем я умолчала. Что это я ужасно скучаю по родине и мне плохо и тоскливо в этой стране.
Но я была благодарна, что он не стал ничего спрашивать. Вместо этого Андрей кивнул на шагающих впереди Натали и князя и, вернув беззаботность в голос, спросил:
– Как вы думаете, о чем они говорят без нас?
Я тоже все время поглядывала на шагающую впереди парочку.
– Думаю, они молчат, – отозвалась я. – Натали ни разу не подняла головы, вы не заметили?
– Пожалуй… Миша никогда не отличался разговорчивостью и робок сверх всякой меры. А сейчас тем более: этой зимой умер его отец, и он до сих пор не может оправиться. Я едва вытащил его сюда, к Эйвазовым, зная, что Наталья Максимовна наверняка приедет навестить больного отца. Каюсь, я хотел, чтобы они встретились, – Мишелю это должно пойти на пользу. А он ни в какую не желал ехать: вбил себе в голову, что Наталья Максимовна и не вспомнит его.
Я не сдержала улыбки, потому что вчера у Натали только и разговоров было о том, что князь давно о ней забыл и вообще, скорее всего, уже помолвлен с какой-нибудь великосветской красавицей.
– Андрей, вы давно знаете князя Орлова и… Евгения Ивановича? – спросила я.
– С Мишей мы знакомы со времен учебы в академии Генштаба, – охотно начал он, – а с Евгением еще с Константиновского училища.
– Вот как? – не могла не изумиться я.
Выходит, перед тем, как Эйвазов пристроил Ильицкого в академию Генштаба, тот отучился еще и в Константиновском военном училище. Похоже, все-таки Евгений Иванович решился связать свою судьбу с военным делом давно и вполне осознанно. Но академию все же бросил. Почему, интересно?
– Да, – продолжал тем временем Андрей, – нам с Ильицким было тогда по четырнадцать.
– И что же – маменька Евгения Ивановича вот так просто отпустила его в Петербург? Одного и в столь юном возрасте?
Я улыбнулась, и Андрей тоже рассмеялся.
– Вижу, вы успели познакомиться с особенностями характера Людмилы Петровны, – отозвался он, не без опаски оборачиваясь назад, где вышагивал Ильицкий. – Редкая женщина, редкая… Меня, разумеется, здесь не было, когда Евгений собирался в училище, да и сам он об этом никогда не распространялся. Однако мой батюшка, который частично и повинен в отъезде Евгения, рассказывал, что это было нечто… Людмила Петровна ни в какую не желала отдавать сына. Столько слез было, что отец извел месячный запас успокоительных капель на нее.
– Ваш батюшка тоже врач?
– Да, он начинал земским врачом в этом уезде и знал Эйвазовых с тех самых времен, когда они только въехали в усадьбу. Они были очень дружны в те времена, и именно отец, видя, как Людмила Петровна губит сына своей сумасшедшей любовью, начал разговоры о том, что Евгению необходимо обучаться военному делу.
– И у него это вышло, насколько я вижу.
– Да, он ее убедил. И не зря, как оказалось: Ильицкий был лучшим на курсе. С отличием окончил училище, выдержал экзамен в Николаевскую академию… Сколько себя помню, отец ставил мне его в пример.
Чем больше я слушала Андрея, тем более портилось мое настроение, потому что я понимала, что ошиблась в Ильицком. А ошибаться я не любила.
– И что же произошло потом? – продолжала расспрашивать я. – Насколько знаю, Евгений Иванович так и не окончил академии, несмотря на свои блестящие успехи.
Андрей снова посмотрел на меня удивленно:
– А вы что же – не знаете? Он вам не рассказывал? В конце семьдесят шестого Ильицкий, как и я, поступил в Николаевскую академию… но он был постоянно недоволен всем. Ему казалось, что он и так знает о военном деле достаточно, а в академии лишь теряет время. В апреле семьдесят седьмого, как вы знаете, началась очередная Русско-турецкая кампания на Балканах – и к концу мая он не выдержал. Выпросил назначение в четырнадцатую пехотную дивизию, которой командовал генерал Драгомиров. Вся академия была в шоке: лучший из слушателей – и учудить такое!