Подождав, когда угаснет очередная ракета, они рывком поднялись из воронки и бросились вперед, но в этот миг шальная автоматная очередь прошила воздух над их головами. За спиной у Виктора раздался сдавленный вскрик, и Горин рухнул на землю.
— Бегом! Не останавливаться! — подстегнул его окрик Петренко. До гитлеровских окопов оставался один шаг.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Экземпляр единственный
Оперативная и личная характеристика на Северова
Бутырин Виктор Яковлевич, оперативный псевдоним Северов, 1913 года рождения, уроженец д. Висунск, Николаевской области, русский, беспартийный.
(Вычеркнуто цензурой.)
Контрразведывательную работу любит. Проявляет находчивость и инициативу. Хорошо ориентируется в самой сложной обстановке. Успешно участвовал в серьезных агентурных мероприятиях. Восемь раз выполнял разведывательные задания за линией фронта, в т. ч. связанные с внедрением в гитлеровские разведорганы.
По личным качествам — волевой, энергичный, дисциплинированный. Всесторонне развит.
Может быть использован для выполнения серьезных заданий.
Начальник УКР СМЕРШ НКО
Ленинградского фронта Быстров
Глава 10
Назначенный несколько дней назад на должность начальника «Абвергруппы 102» капитан Мартин Рудель не успел еще толком осмотреться на новом месте, как на него одна за другой обрушились неприятности. Заброшенные накануне в тыл к русским группы Петренко и Коляды, на которые полковник Штольце возлагал большие надежды, долго не продержались. Первой сгорела группа Коляды. Он успел сообщить о приземлении, но после этого его рация ни разу не вышла в эфир.
У Петренко первоначально все складывалось гораздо удачнее. Вместе с радистом и заместителем он незаметно покинул место приземления, пробрался в район крупного железнодорожного узла, на станцию Льгов, и неподалеку от него разбил в лесу оперативную базу. Спустя сутки радист передал «Пантере», в «Абвергруппу 102», первую информацию о воинских перевозках русских на южном участке Центрального фронта. На вторые сутки Петренко восстановил связь с оставленным в Льгове на «глубокое оседание» агентом Абвера Потаповым. Тот занимал далеко не последнюю должность в администрации и сообщил ему ряд ценных сведений.
Весьма обнадеживающие результаты отодвинули на второй план провал Коляды. Группа «Лиса» на глазах расширяла свою агентурную сеть. На третьи сутки в нее влились дезертиры. Опытный вербовщик Петренко быстро подобрал ключ к возглавляющему их Горину и перетянул его на свою сторону. У того оказался полезный знакомый на центральных армейских складах, имевший доступ к документам по перевозкам в полосе 60-й армии Центрального фронта, и это еще больше расширило оперативные возможности группы.
Все это было высоко оценено не только в Запорожье подполковником Гемприхом, но и в Берлине. Полковник Штольце распорядился передать личную благодарность Петренко и пообещал похлопотать за него перед Канарисом о присвоении ему офицерского звания. Обещание еще больше подхлестнуло честолюбие резидента, и теперь он из кожи лез вон, чтобы выслужиться. Однако чрезмерная активность все же вызывала озабоченность у осторожного Руделя. Группа работала на грани расшифровки и в любой момент могла попасть под колпак русской контрразведки.
Совещание высших руководителей РСХА у рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера
Двадцать первого мая, во время очередного сеанса радиосвязи с «Пантерой», Петренко получил категоричный приказ: снизить интенсивность работы в эфире, перебазировать группу на новое место — в леса под Комаричи — и там подготовиться к приему новой группы агентов. В тот же день инструкторы «Абвергруппы 102» Бокк и Самутин в спешном порядке занялись подбором кандидатов для заброски в тыл к русским, а на секретном аэродроме под Винницей экипаж принялся срочно готовить самолет к вылету. Но двадцать второго мая все планы рухнули. Вечером от Петренко поступила внеочередная радиограмма — это скорее был крик отчаяния. «Веду бой. Погребинский убит. Рацию и шифроблокноты уничтожаю. Прорываюсь к линии фронта», — сообщил радист, после чего связь прервалась.
Рудель до последнего отказывался верить в худшее и требовал от радистов непрерывно вызывать на связь «Лиса». Прошли сутки, за ними вторые, но на сигналы «Пантеры» никто не отвечал. Вскоре всем, даже далекому от разведывательных дел ефрейтору Шойриху, стало очевидно, что и эта группа перестала существовать. Похоже, окончательно поставили на ней крест и в Запорожье. Гемприх больше не звонил Руделю, и тот ходил словно в воду опущенный — так и не начавшаяся карьера на Восточном фронте грозила рухнуть в любой момент. После блестящей работы в Варшаве здесь, в Вороновицах, его с самого начала преследовал злой рок. За провалом Коляды и Петренко последовало новое ЧП в самой разведшколе — неожиданно повесился агент. И этой цепи происшествий, казалось, не будет конца, но сегодня наконец впервые поступили хорошие новости.
Ранним утром из штаба Второй армии сообщили о поимке в районе небольшого городка Рыльска двух русских перебежчиков. На первый взгляд в этом дежурном докладе ничего необычного не содержалось: десятки дезертиров ежедневно оставляли свои окопы, бросали оружие и сдавались в плен. Внимание Руделя привлекла короткая фраза, сказанная одним из задержанных: «Дойч 1Ц, дивизион 102».
Это был пароль, который называли агенты «Абвергруппы 102», возвращавшиеся после выполнения задания. Какое-то внутреннее чувство подсказывало Руделю, что перебежчик, назвавший пароль, был не кто иной, как Петренко. Он поспешил проверить свою догадку и попытался связаться со штабом, но телефонист в далеком Глухове так и не смог соединить его ни с отделом СД, ни группой тайной полевой полиции. В телефонной трубке раздавался один только треск, но потом и он пропал — русская авиация начала бомбить позиции на линии фронта.
Под ударами тяжелых авиабомб земля гудела и стонала, как живое существо. Деревянные перекрытия убежища трещали, ходили ходуном и готовы были вот-вот похоронить под собой русских перебежчиков — Петренко и Бутырина, а вместе с ними и гестаповцев из местного отделения СД, которые до налета в течение трех с лишним часов с особым пристрастием вели допрос. Угроза близкой смерти на несколько бесконечных минут стерла между людьми все различия, но стоило только отгреметь последним взрывам и затихнуть грозному гулу самолетов, как в рыжем обер-штурмфюрере снова проснулся гестаповец. Он решил сполна отыграться на перебежчиках за перенесенные страхи, и если бы не посыльный из штаба, им пришлось бы совсем туго. Руделю удалось дозвониться, и обер вынужден был сбавить обороты. Скрипя зубами от досады, он отпустил Петренко. Виктор, оставшийся один, теперь отдувался за двоих. Удары грубых армейских сапог невыносимо острой болью отзывались в поврежденном еще два года назад при высадке под Лугой позвоночнике. Вскоре он перестал что-либо ощущать, потеряв сознание.
Пришел он в себя от холода. По лицу и груди ручьями стекала вода, перед глазами уродливыми масками плыли, покачиваясь, физиономии гестаповцев. Обер снова и снова задавал вопросы. Виктор, сплевывая сгустки крови с разбитых губ, продолжал упорно твердить вызубренную назубок легенду, но дотошного служаку она не убедила, засевший в его мозгу идефикс — разоблачить агента СМЕРШ — распалял все больше и больше, и наконец, потеряв терпение, он схватился за кобуру. Холодно поблескивающее дуло парабеллума взметнулось на уровень груди. С приглушенным скрежетом сложился, приподнявшись горкой вверх, и разложился затвор, загоняя патрон в казенную часть ствола. Виктор мельком взглянул в налившиеся кровью глаза, вытянулся по стойке «смирно» и, стараясь сохранять выдержку, произнес по-немецки:
— Майор Гофмайер, заместитель начальника 501-й группы тайной полевой полиции. Свяжите меня с ним! Господин оберштурмфюрер, сделайте это незамедлительно!
Невесть откуда появившийся командный тон, приличный немецкий язык и главное — фамилия майора заставили разъяренного обера остановиться. В его налитых кровью глазах появилось осмысленное выражение. Пистолет вновь занял свое место в кобуре. Гестаповцы молча переглянулись, прервали допрос и, вызвав конвой, отправили перебежчика под арест. Бутырина почти вынесли, ноги плохо слушались, но на душе его стало легче. Теперь надо было ждать.
Здесь, в полуразрушенной школе, в классе, где, видимо, проходили уроки химии, о чем напоминали вытяжка в стене и искореженные каркасы стеллажей, он, несмотря на маячившего за окном часового, почувствовал, что ситуация постепенно меняется к лучшему. Его даже покормили постным супом с хорошей пайкой хлеба и прислали фельдшера, чтобы обработать ушибы и кровоподтеки.
Перекусив, Виктор пристроился у стены и на какое-то время впал в забытье. Короткий сон придал ему силы. Понемногу приходя в себя, он встал у окна и стал наблюдать за тем, что происходит на улице и площади перед штабом.
Во дворе шевелился человеческий муравейник. После недавней бомбежки солдаты зарывали воронки и наводили порядок на позициях зенитных батарей. В какой-то момент Виктору показалось, что в этой серой мышиной толпе промелькнул Петренко. Он присмотрелся и убедился в том, что не ошибся. Рядом с машиной в окружении трех гитлеровцев стоял именно Петренко, уже переодетый в немецкую форму. Он что-то оживленно говорил, самодовольно улыбаясь, и Виктора передернуло от ненависти к предателю. Потом плотный капитан похлопал Петренко по спине и подтолкнул к машине. В нее они сели вместе, и через мгновение «опель» скрылся в клубах пыли.
Виктор с ожесточением ударил кулаком по стене. Так тщательно готовившаяся операция по внедрению в Абвер через Петренко в самом начале дала сбой. Теперь он остался один на один с гестаповцами, и даже прошлая связь с Гофмайером вряд ли что могла изменить. В лучшем случае, если он и вернется в тайную полевую полицию, его ожидает роль «подсадной утки» в камере с арестованными подпольщиками или внедрение в партизанский отряд.