Пролетка остановилась у желтого, с аляповатыми колоннами здания. До войны там был заводской клуб, а ныне — второразрядное казино для младших чинов немецкой армии. Туда же допускались полицейские, чиновники из городской управы, спекулянты «черного рынка», картежники и проститутки — неизменная публика злачных мест.
Дуайт сунул мужику смятую купюру и подтолкнул Виктора к подъезду. Судя по тому, как их встретил швейцар, он был здесь частым клиентом. По запутанным темноватым коридорам он уверенно провел Виктора в зал.
В этот час в зале было немноголюдно. Оркестр на эстраде лениво исполнял фокстрот, и две пары вяло выписывали замысловатые па. Передние столики занимали немецкие унтеры из комендатуры, ближе к стенам жались полицейские и прочая разномастная публика. В отдельном кабинете за неплотно задернутой портьерой сидели офицеры.
Николай не стал проходить в глубь зала, выбрав столик по соседству с компанией разбитных девиц. Сделав заказ официанту, он вступил в перестрелку взглядами с томной пышногрудой брюнеткой и вскоре отправился с ней танцевать.
Виктор остался за столиком и, медленно потягивая из бокала вино, разглядывал публику. Его не оставляла надежда найти того, кто со временем мог бы стать ему помощником. Среди официантов наверняка каждый второй состоял осведомителем. Полицаи? Смешно! Артисты? А почему бы и нет? На роль связника они подходили почти идеально, а место работы являлось лучшей «крышей». От раздумий его оторвала подсевшая к столику проститутка. Пустая болтовня этой девицы вскоре опротивела ему хуже горькой редьки, но Николай, разгоряченный танцами, как назло, не возвращался.
Тем временем народу в казино прибавилось. Пьяные крики и женский визг порой заглушали звуки оркестра. Десятки полуобнаженных тел извивались на площадке перед эстрадой, и Виктор на какое-то время потерял Николая из виду. Внезапно в зале прогремел выстрел, музыка тут же стихла, публика завертела головами. Взгляды всех присутствующих обратились к кабинету.
Из него вывалилось пятеро немецких офицеров, они с трудом держались на ногах. Толстый приземистый капитан-пехотинец, своим обличьем напоминающий танк, бросил презрительный взгляд на притихшую толпу и, потрясая пистолетом, ринулся к оркестру. Ухватив за рукав трясущегося от страха скрипача, он что-то гаркнул ему. Тот вжал голову в плечи, на негнущихся ногах просеменил к пианисту, и спустя минуту под сводами зала нестройно грянул фашистский гимн. Когда наконец эта какофония стихла, толстяк, дирижирующий пистолетом, приказал оркестру играть фокстрот, а сам налившимися кровью глазами уставился на пары. Те, подгоняемые бешеным ритмом, нервно задергались, не решаясь покинуть площадку.
Внимание капитана вдруг привлекла пышногрудая брюнетка, с которой танцевал Николай. Сметая все на своем пути, он двинулся на них. Виктор невольно приподнялся над стулом — его охватило предчувствие надвигающейся беды.
События на танцевальной площадке между тем развивались с ужасающей быстротой. Музыка снова стихла — артисты не решались играть, но капитан, казалось, не замечал этого. Широко расставив ноги-тумбы и набычив голову, он уже стоял перед Николаем и брюнеткой. Тот, побледнев, отступил назад, но даму из рук так и не выпустил. Толстяк что-то яростно крикнул, схватил Николая за плечо и отшвырнул от брюнетки. Сосед Виктора споткнулся о чью-то ногу, потерял равновесие и, переворачивая стулья, грохнулся на пол. Толпа, ахнув, шарахнулась от него в стороны, а капитан, сграбастав потерявшую от страха голову брюнетку, поволок ее к эстраде. Оркестр снова вдарил фокстрот.
Виктор поднялся и, пробиваясь сквозь танцующих, поспешил на помощь Дуайту. Но тот, похоже, в его помощи не нуждался. Смахнув с рассеченной брови кровь, он ненавидящим взглядом отыскал немца и, расталкивая пары, двинулся к нему. Наткнувшись на чей-то стол, он зашарил по скатерти в поисках ножа, но Виктор в последний момент успел схватить его за плечи. Взбешенный Дуайт вырывался, желая непременно отомстить гитлеровцу. Ярость придала ему дополнительные силы, и если бы не подоспевший официант, то Виктор бы с ним не справился. Вдвоем они оттащили его в туалет и сунули головой под кран.
Холодная вода понемногу остудила Николая, в зал он уже не рвался, но клокотавшая в нем ненависть прорывалась наружу отборным матом.
— Я — русская свинья! Я… — Он задохнулся от возмущения. — Сука толстомордая! Этот жирный боров еще сосиски в Мюнхене жрал, когда я в Риге работал с Абвером! Арийцы сраные! Только глотки драть умеют. Я этих красных комиссаров не в кино, как эта тыловая сволочь, видел, я их на мушке держал! У меня пять забросок, и не в бордель на Унтер-ден-Линден, а в тыл к русским! Я там…
— Коля, хорош, угомонись! Поехали отсюда! Ну их на… — настойчиво уговаривал его Виктор, потихоньку подталкивая к выходу.
Тот продолжал бушевать, но все-таки поддался уговорам. Спотыкаясь на ступеньках, они с трудом выбрались на улицу. Там им быстро подвернулся извозчик, и Виктор не мешкая усадил Николая на заднее сиденье. Забившись в угол, тот до самых ворот разведшколы не проронил ни звука. В комнате он, швырнув на спинку стула пиджак, полез в шкаф, достал из-под вороха белья непочатую бутыль с самогоном и предложил выпить. Виктор, не отказываясь, отыскал в тумбочке засохшую краюху хлеба и выставил на стол стаканы. Горлышко бутыли крупной дробью застучало по кромке. Мутноватое, отдающее запахом горелой полыни пойло шибануло в нос, но они, морщась и задыхаясь, выпили все до дна. Потом Николай налил еще по стакану, Виктор пропустил, а его сосед, задрав голову, одним махом опустошил содержимое. К подсунутой Виктором краюхе хлеба он даже не притронулся.
С трудом приподняв голову, он заплетающимся языком произнес:
— А ты не фуфло, как они! — И дальше его прорвало: — Никому здесь не верь! Тут одни сволочи и стукачи ссучившиеся! Продадут самих себя и тут же купят на месте! Все дерьмо и мразь!
— Коля, а где сейчас лучше — везде война, — обронил Виктор. Пока он не мог понять, то ли это очередная проверка, то ли действительно Дуайта понесло.
— Война?! — взорвался тот. — Так это они, сраные фюреры, ее заварили, а расхлебывать дерьмо нам с тобой придется! Что бы там ни верещал этот психопат Геббельс, а Сталин все равно свернет башку Гитлеру, но пока красные до него доберутся, нас уже на столбах вздернут.
Дуайт сорвался на крик. Досталось от него не только Гитлеру с Геббельсом, но и Курмису с Боссом. Виктор пытался уложить соседа в постель, но тот с пьяным упорством твердил:
— Наливай, Витя. Давай еще по одной.
Последний стакан самогонки наконец утихомирил Николая. Виктор кое-как перенес его на кровать, затем разделся сам и лег спать.
На следующий день он с трудом продрал глаза. От выпитой накануне самогонки голова гудела как пустой котел. На ватных ногах он доплелся до умывальника. Теплая, отдающая болотом вода не принесла облегчения: перед глазами по-прежнему рябило, а в ушах жужжал комариный писк. Не лучше чувствовал себя и Дуайт, но невесть откуда взявшийся огуречный рассол немного облегчил их мучения. На завтрак они не пошли и до развода продолжали отлеживаться в комнате. Здесь их и нашел запыхавшийся Глазунов.
— Бутырин, ты чего разлегся?! Бери ноги в руки и бегом в штаб — тебя уже Курмис ждет!
— Ну вот, Витя, ты и дождался! — заключил Николай. — Только воевать с большевиками не рвись — там и без тебя дураков хватает.
— Хватит трепаться! — поторапливал Глазунов.
Виктор вскочил, причесал пятерней разлохмаченные волосы, обильно облил себя одеколоном, на ходу надел пиджак и, едва поспевая за Глазуновым, поспешил в штаб. У входа их поджидал Босс; так, все вместе, они вошли в кабинет начальника разведшколы.
Курмис, как всегда, был гладко выбрит и застегнут на все пуговицы. Придирчивым взглядом осмотрев подчиненных, он распорядился:
— Прошу садиться, господа!
Начальники Виктора заняли места за приставным столиком, а сам он, помявшись, так и остался стоять посреди кабинета.
— Господин Бутырин, вы тоже можете садиться, — повторил Курмис свое распоряжение.
Виктор послушно занял стул у стены, гадая, как будет развиваться беседа. Курмис какое-то время внимательно рассматривал его, после чего заявил:
— Господин Бутырин, проверка подтвердила рекомендации майора Гофмайера. Надеюсь, что вы и у нас хорошо послужите.
— Буду стараться, господин гауптштурмфюрер! — вскочил Виктор.
— Одного старания мало! — сурово обрезал Курмис. — Великая Германия и наш фюрер требуют от нас беспощадной борьбы с большевизмом. — Затем, уже обращаясь к Боссу и Глазунову, он спросил: — Господа, какие будут предложения по его назначению?
— Инструктором в четвертую учебную группу, ту, что будет заброшена в тыл Центрального фронта русских, — предложил Босс.
Курмис не стал возражать и в заключение сказал:
— Господин Бутырин, для начала поработайте с курсантами. Я думаю, ваш опыт работы в тылу большевиков им очень пригодится, а мы в рамках ваших способностей найдем вам более интересную работу.
— Господин гауптштурмфюрер, я сделаю все, что в моих силах! — заверил Виктор.
— Надеюсь, — холодно произнес Курмис, давая понять, что подчиненные могут уйти.
Сразу же после этого Босс провел Виктора в учебный корпус и представил курсантам. Начались бесконечные тренировки. Редкие свободные минуты выпадали лишь в обеденное время, когда инструкторам из числа русских без разрешения Курмиса можно было выходить в город. Многие из них предпочитали обедать в городе, где не было драконовских порядков, установленных в разведшколе. Виктор тоже решил воспользоваться этой возможностью, чтобы попытаться выйти на связь с подпольем и дать о себе знать в Москву.
Структура Главного управления контрразведки СМЕРШ
В очередной раз закончив занятия с группой, он, не заходя в общежитие, вышел за ворота. Ноги сами понесли его в сторону «Харчевни». Хозяин маленькой забегаловки, добродушный пузанок со смешными, обвис