Вождь медленно, будто на плечи его давила тяжелая ноша, направился к ним, пожал протянутые руки и тусклым, надтреснутым голосом пригласил к столу заседаний. Генералы отодвинули стулья в сторону, но сели только тогда, когда он сам занял место напротив.
Сталин смотрел на них, но его взгляд по-прежнему блуждал где-то далеко за стенами кремлевского кабинета. Все еще находясь под впечатлением разговора с Василевским, он раздраженно заговорил:
— Товарищ Василевский, а совсем недавно и вы докладывали членам Политбюро, что нашей разведке и Генштабу многое известно о плане гитлеровского наступления «Цитадель». Более того, якобы для вас не составляет секрета и сам срок наступления. Генеральный штаб даже вышел с предложением нанести удар первыми. — Выдержав долгую, томительную для генералов паузу, Сталин продолжил: — Но прежде чем ударить первыми, мы должны спросить у самих себя — а готовы ли наши части к контрнаступлению? Хватит ли сил у бойцов и командиров Красной Армии сокрушить железную армаду Гитлера? Как вы полагаете, товарищ Абакумов?
Тот нервно повел плечом — вопрос был из тех, отвечая на которые впоследствии можно было поплатиться не только должностью, но и жизнью. Стараясь выиграть время, он стал медленно подниматься.
— Сидите, сидите! — остановил его Сталин Абакумов, собравшись с духом, ответил:
— Товарищ Сталин, я полагаю, что под Курском и Орлом гитлеровцы окончательно сломают себе шею.
— А на чем строится такая ваша уверенность?
— На многих факторах… — Абакумов запнулся, но быстро нашелся и уже уверенно закончил: — И в первую очередь на высоком политическом и моральном духе красноармейцев и командиров. Об этом свидетельствуют донесения нашей фронтовой агентуры, а лучше всего перлюстрация корреспонденции Центрального, Брянского и Воронежского фронтов.
— Весьма любопытно! Весьма! — Сталин оживился. — И что же они пишут?
— Подавляющее большинство писем носит патриотический характер и проникнуто верой в нашу Коммунистическую партию и победу славной Красной Армии над врагом.
— Вы хотите сказать, что наши бойцы не дрогнут перед этими «тиграми», «пантерами» и прочими монстрами из железного зверинца фашистов?
— Да, товарищ Сталин! Командиры и бойцы видят, какая против них собирается силища, но не сомневаются ни в себе, ни в той новой технике, что сейчас поступает в войска. И это не пустые слова — в последний месяц все три управления СМЕРШ, Центрального, Брянского и Воронежского фронтов, отмечают резкое снижение случаев дезертирства, членовредительства и иных попыток уклонения от службы на передовой.
Из спецсообщения ОВЦ 13-й армии начальнику УКР СМЕРШ Центрального фронта А. А. Вадису «Об итогах перлюстрации корреспонденции военнослужащих»
— Это очень важно! В конечном счете исход Курской битвы решит не техника, а люди, поэтому контрразведка должна знать, чем они живут и чем дышат наши командиры. Их решимость будет иметь решающее значение, но если они дрогнут… — На лицо Сталина легла мрачная тень, в голосе вновь зазвучали жесткие интонации. — Второй мерзавец Власов не должен появиться!
Абакумов болезненно поморщился от напоминания о промахе военных контрразведчиков летом сорок второго, когда они проморгали измену командующего Второй ударной армией. Предательство Власова тогда обернулось громадными потерями и прорывом фронта. Неменьший урон моральному духу бойцов нанесла и раскрученная ведомством Геббельса оголтелая пропагандистская кампания. Первый фальсификатор и демагог рейха, захлебываясь в поросячьем восторге перед микрофоном, кричал на весь мир о бегстве советских генералов и предрекал скорый крах Красной Армии. Гитлеровские самолеты засыпали окопы листовками, в которых генерал-предатель поливал грязью советскую власть и ее вождя, восхвалял Гитлера и призывал красноармейцев переходить на службу к фашистам. Измена Власова крепко ударила по Абакумову, одно упоминание этой фамилии вызывало у него ярость и гнев, но сейчас, быстро справившись с собой, он твердо ответил:
— Товарищ Сталин, мы сделали необходимые выводы, теперь без нашего оперативного контроля не остается ни маршал, ни ефрейтор. Я лично контролирую это. Если говорить о нынешнем состоянии войск, то в целом анализ поступающих агентурных и других данных позволяет сделать вывод, что надежность и преданность командующих Центральным, Воронежским, Брянским фронтами, товарищей Рокоссовского, Ватутина, Попова, и других командиров не вызывает сомнений. Правда, есть отдельные отклонения, но они в первую очередь связаны с расхлябанностью и безответственностью некоторых должностных лиц.
— Что вы имеете в виду, товарищ Абакумов? — насторожился Сталин, и его губы сомкнулись в суровой складке.
— В первую очередь случаи разглашения военной тайны и нарушение в оперативной маскировке при подготовке к наступательным действиям на участках Шестьдесят первой и Шестьдесят третьей армий Брянского фронта.
— В чем это проявилось? Кто виноват?!
— Начальник артиллерии Шестьдесят первой армии генерал-майор Егоров, — назвал Абакумов виновника и стал приводить факты: — Четвертого мая он организовал военную игру «Наступление» с начальниками артиллерии дивизий и командирами артполков. Для разработки плана прорыва обороны противника привлек весь оперативный отдел штаба армии, в том числе машинистку Домнину и чертежника Афонина. Кроме того, в беседах с командирами частей подполковником Лазаревым и майором Сергиевским, несмотря на то что перед этим был предупрежден самим командующим фронтом о строжайшем соблюдении тайны, разболтал им план наступления.
— Он что, еще генерал?! — перебил доклад Сталин и гневно сверкнул глазами.
— Пока да! — замялся Абакумов. — Но мы уже завершаем проверку других фактов. Выяснилось, что двадцать седьмого мая он приказал командирам корпусов, бригад и артиллерийских полков занять огневые позиции и произвести пристрелку по расположению противника. В результате завязался бой, что дало возможность гитлеровцам догадаться о наших замыслах. Факт разглашения плана контрнаступления подтверждается и из вражеских источников — материалами захваченных в плен гитлеровских агентов. В частности, задержанный двадцать девятого мая при переходе через линию фронта агент Абвера Стрелков на допросе показал, что среди солдат и командиров идут разговоры о том, что русские готовят наступление. Фельдфебель сто десятого…
— И сколько вы будете проверять этого болтуна?! — взорвался Сталин. Раздражение еще больше усилило характерный кавказский акцент.
— В ближайшее время к нему будут приняты меры! — мгновенно побледнев, ответил Абакумов.
Спецсообщение ГУКР СМЕРШ НКО Председателю ГКО И. В. Сталину и Председателю Ставки ВГК А. М. Василевскому «О причинах расконспирации предстоящих наступательных операций на участке Брянского фронта»
Спецсообщение ГУКР СМЕРШ НКО Председателю ГКО И. В. Сталину и Председателю Ставки ВГК А. М. Василевскому «О причинах расконспирации предстоящих наступательных операций на участке Брянского фронта» (окончание)
— В нынешней обстановке ваша медлительность может дорого стоить! Трепачам и дуракам место не на фронте, а в тюрьме! Надо действовать решительно и беспощадно. СМЕРШ для того и создавался, чтобы надежно защитить Красную Армию от вражеских шпионов, всяких слюнтяев и безмозглых болтунов.
— Мы делаем все, что в наших силах! Мы…
Но начальник военной контрразведки так и не закончил фразы. Сталин резко оборвал его:
— Нам нужны дела, а не пустые слова! — Повернувшись к Судоплатову, он уже мягче произнес: — Теперь послушаем нашего разведчика, пусть он доложит, что его подчиненные наработали.
— Товарищ Сталин, позвольте доложить по карте, — попросил тот разрешения.
— Докладывайте. — Впервые за весь вечер на лице вождя промелькнула улыбка. Он расслабленно откинулся на спинку стула и с легкой иронией заметил: — Что это наших разведчиков к картам потянуло — лавры Жукова с Рокоссовским покоя не дают?
Судоплатов промолчал и подошел к огромной, занимавшей половину стены карте. С севера на юг, от Баренцева и до Черного моря, ее прочертила сине-красными изломами линия фронта, пестревшая разноцветными флажками командных пунктов армий и корпусов, хищно щетинившаяся стрелами фронтальных и обходных ударов танковых группировок; зловещими кострами пылали будущие «котлы», в которых через несколько месяцев должны были сгореть тысячи, десятки тысяч человеческих жизней. Судоплатов взял указку, описал петлю вокруг Брянска и Минска и начал доклад:
— По оперативным данным, поступившим от спецгрупп управления, действующих в глубоком тылу противника, в частности от резидентов Юрия и Саввы, в течение всего мая продолжались интенсивные железнодорожные перевозки живой силы и техники противника в район Орла. На этом участке фронта гитлеровцы уже сконцентрировали до восьми танковых и около двадцати пяти пехотных дивизий. Одновременно с пятого мая силами регулярных и карательных частей фашистским командованием осуществляются широкомасштабные операции против брянских и белорусских партизан в целях расчистки своих тылов и коммуникаций накануне предстоящего наступления. Кроме того…
— Все это крайне важно, товарищ Судоплатов! — остановил доклад Сталин. — Но насколько эта информация достоверна?
— Сомнений она не вызывает и подтверждается другим нашим очень надежным источником, действующим в Абвере, — разведчиком Святым.
— Я знаю, Святой — настоящий разведчик! И что он сообщает?
— Последняя радиограмма поступила от него двадцать третьего мая. В ней говорится, что немцы готовят наступление от Орла на Елец и от Харькова на Воронеж. Задача — окружить группировку наших войск. — Указка Судоплатова перечеркнула на карте Курский выступ.
Сталин нахмурился, но ничего не сказал, потом встал и зашагал по ковровой дорожке. Абакумов поднялся, генералы сверлили взглядами спину вождя и готовились к самым неожиданным вопросам. До июля, когда, по всем данным, следует ожидать наступления гитлеровцев под Курском, оставалось уже меньше месяца. Гигантская пружина войны сжалась до предела, по обе стороны фронта сосредоточилось такое количество военной техники и людского состава, что уже ни у кого не возникало сомнений в скором начале невиданного по своему накалу сражения, исход которого вряд ли кто мог предугадать как в Берлине, так и Москве. Тревожные мысли не покидали ни фюрера, ни его главного врага, оказавшегося не таким простым, как казалось в начале войны, и оба искали убедительные доказательства, чтобы развеять их. Сегодняшняя встреча в Кремле нужна была Сталину для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что майская трагедия сорок второго года, когда наступление на Харьков обернулось разгромом, больше не повторится. Он остановил взгляд на Судоплатове, к которому после ликвидации в Мексике Троцкого, осуществленной его подчиненными, относился с большим доверием, и заявил: