— Пусть только попробует не отработать! Я ему тогда лично яйца оторву и без соли съесть заставлю! В общем, пошли его от греха подальше, да так, чтоб у Лаврентия Павловича про этого донжуана навсегда забыли.
— Если не возражаете, лучше всего на Дальневосточный фронт к Чеснокову.
— Согласен, и передай Александру Николаевичу, чтоб загнал его, куда Макар телят не гонял, — закончил на этом разговор Абакумов.
Утехин наконец перевел дыхание. Уже вдогонку ему Абакумов напомнил:
— Георгий Валентинович, и смотри мне, чтобы за этой возней со Смирновым не упустить главное — операцию с Северовым!
— Есть! — ответил тот и скрылся за дверью.
Той же ночью в адрес Северова ушла срочная радиограмма.
Глава 13
Густой подлесок непроницаемой стеной сомкнулся за спиной Виктора, отрезав от хутора, на котором, ошалевшие от боли, бессилия и ярости, метались «партизаны». Их истошные крики вперемежку со срывающимся на хрип лаем дворового пса становились все тише и тише и вскоре угасли совсем, но он не останавливался и продолжал бежать до тех пор, пока под ногами утробными стонами не отозвалась зыбкая болотная топь. Болото простиралось до самого горизонта, сумрачно поблескивая на солнце затянутыми тиной зловонными озерцами; к небу тянулись подгнившие корневища рухнувших осин и берез. Чтобы не угодить в трясину, Виктору пришлось возвращаться к опушке леса и теперь уже крайне осторожно пробираться на запад, в сторону Пскова.
Постепенно лес начал редеть. Виктор остановился, присел на широкий ствол старой березы, отжившей свое, перевел дыхание и попытался собраться с мыслями. Последние событиями и логика фактов говорили о том, что проверка на хуторе — дело рук Босса с Курмисом, в этом он уже не сомневался. Они, казалось, предусмотрели все, и не их вина, что исполнители попались на такой ерунде, как не снятые вовремя часы, поплатившись за это разбитыми головами и сломанными ребрами. Правда, расправа с лжепартизанами служила слабым утешением, сейчас его больше занимало то, что, несмотря на все предыдущие проверки, его снова взяли в крутой оборот, так и не поверив, очевидно, до конца. Видимо, где-то была допущена ошибка, но вот какая и где — пока он понять не мог.
«Курмис… А что ему известно? — терзался в догадках Виктор. — Наверное, немного. Если бы были доказательства, он бы не потащил меня на этот чертов хутор, а просто отдал бы мясникам из гестапо. Тут же прямая выгода — отчитаться о том, что своими силами выявлен и обезврежен русский агент, да еще при этом списать на него все старые грехи. Но ведь Курмис не сделал этого. Значит, с фактурой у него негусто, то-то его костоломы пытались взять меня на испуг… Но зачем все-таки этот дешевый маскарад? Хотя… Почему маскарад? Хорошо, перед твоим носом часами Кальтенбруннера помахали. А если бы ты их не заметил?.. Стоп! А может, действительно они — трофей партизанский? Трофей? Ну, ты загнул! Владелец таких часов под пули партизан не полезет, и потом — куда деть сапоги? Зеркало в избе и то грязнее было! А свежие следы от колес? А этот испуганный взгляд женщины?.. Ладно, чего гадать, дело уже сделано, надо двигать в Псков, а там посмотрим, куда кривая вывезет».
Виктор глубоко вздохнул, поднялся на ноги и двинулся к редколесью, за которым угадывалась дорога.
Выбравшись на обочину, он смахнул с потного лица смешанную с грязью паутину и, не останавливаясь, зашагал в направлении Пскова. Ему повезло: не прошло и пяти минут, как за спиной послышался приглушенный рокот мотора и из знойного марева показалась пятнистая полуторка. Он решительно бросился ей наперерез. Над дорогой проплыл пронзительный скрип тормозов и утонул в глубине леса, а когда облако пыли рассеялось, из кузова послышалась отборная брань. Старший — рыжеусый унтер — ухватился за шмайссер, передернул затвор и нацелился в грудь Виктора.
— Партизаны! — закричал тот, махнув в сторону леса, и, не давая опомниться, вскочил на подножку: — Гони на пост! Шнель! Шнель!
Унтер дернулся, как от удара электрическим током, и подвинулся к водителю, уступая Виктору место. Водитель ударил по газам, и полуторка полетела вперед, перекрывая все рекорды скорости. Унтер, вцепившись в автомат, напряженно всматривался в мрачную чащобу леса.
Через пару километров дорога вышла на заросшее сорняками ржаное поле, сразу за которым, у реки, показались почерневшие от времени и непогоды крыши деревни. Полицаи расслабились, водитель сбросил скорость, и машина, плавно покачиваясь, завихляла по косогору. Перед глазами Виктора промелькнул покосившийся набок указатель с выгоревшими на солнце буквами. «Стремутка», — успел он разобрать и оживился. В этой деревне, как он понял из разговоров Дуайта и Глазенапа, находилась «особая бригада» — филиал разведшколы, где готовились отборные диверсанты и агенты-боевики. О любимом детище Курмиса даже инструкторы предпочитали говорить только шепотом. А сейчас подворачивался удобный случай, чтобы попытаться проникнуть в святая святых. Виктор решил воспользоваться им, перегнулся через унтера и приказал шоферу:
— Давай двигай к школе!
— Какой еще школе? — не сразу понял тот. — Ее давно уже прикрыли — учить-то тут некого.
— Туго соображаешь, дядя! К нашей школе! — с нажимом на слове «нашей» проговорил Виктор.
— А… этой, шпионской! — догадался водитель и, притормаживая, посмотрел на унтера.
Тот кивнул.
— Развелось тут начальников, — продолжая ворчать, водитель свернул на главную улицу и остановил машину перед глухими воротами.
Резво выпрыгнув из кабины, Виктор отряхнул с брюк пыль и тоном, не допускающим возражений, скомандовал:
— Доедешь до комендатуры и обо всем подробно доложишь! Понял, дядя?
— Понял, понял — не впервой. Доложу по форме все как было, — недобро стрельнув глазами на незнакомца, ответил тот.
Виктор повернулся и решительно шагнул к воротам. Как ни странно, они оказались открытыми. Он, не колеблясь, прошел во двор, и тут же за спиной раздался запоздалый окрик:
— Стой! Стой, я тэбэ говору!
Виктор обернулся. К нему уже бежал сопревший от духоты часовой-кавказец и, угрожающе потрясая карабином, требовал:
— Порол! Порол!
— Что-о?! — с угрозой в голосе протянул Бутырин. — Какой тебе еще пароль?! Протри глаза и посмотри, кто перед тобой стоит!
— Порол! — сбавил тон часовой, в его темных, как маслины, глазах разлилась мучительная тоска.
— Порол! Порол! — передразнил его Виктор. — Тебя самого пороть надо — сторожить и то не умеешь. Почему ворота открыты? Где Курмис? Где Босс?
— Курмиса нэту, а Босс здэсь, — подтянувшись, проговорил часовой.
— Веди к нему!
— Нэ могу, — мямлил часовой, переминаясь с ноги на ногу. — Я на посту!
— Тогда говори, куда идти.
— Гдэ машина, он там сидит.
— Ну, смотри мне. — Виктор погрозил часовому кулаком и двинулся в глубь двора.
По пути он старался запомнить расположение корпусов и систему охраны, которая, на взгляд профессионального разведчика, явно оставляла желать лучшего, взять хотя бы этого растяпу на КПП. Внешне ничего особенного школа из себя не представляла. Постройки со всех сторон окружал деревянный забор, по углам которого были сторожевые вышки, пустовавшие днем. От небывалой жары, установившейся этим летом, сомлели даже злобные немецкие овчарки. Сидя в тени забора, они помутившимися глазами с тоской смотрели на щенка, барахтавшегося в корыте с водой. Двор как будто вымер, и только в деревянном одноэтажном здании в правом углу можно было заметить признаки жизни. За полинявшими, неплотно задернутыми занавесками мелькали чьи-то силуэты, из распахнутых окон доносился невнятный гомон, а на крыльце дневальный мокрой тряпкой протирал отдраенный до ослепительной белизны пол.
Виктор бросил еще один внимательный взгляд, стараясь запомнить мельчайшие детали, и поднялся на крыльцо. Дневальный, отбросив тряпку, с удивлением посмотрел на него, но сказать ничего не успел. На крыльцо вышел озадаченный дежурный, а вслед за ним в проеме показалась до боли знакомая бульдожья физиономия Босса. Судя по ее выражению, конец истории с проверкой был уже известен не только в Пскове, но и здесь, в Стремутке. В бесцветных рыбьих глазах бушевали раздражение и злость, но он пока не стал задавать вопросов. Молча приняв от Виктора пистолет, он посадил его с собой в машину и выехал в город. За всю дорогу до Пскова Босс не проронил ни слова, а лишь изредка бросал цепкий взгляд на этого изворотливого и удачливого русского.
Так они доехали до самых ворот разведшколы. Она напоминала растревоженный муравейник — заваруха на хуторе и здесь наделала немалый переполох. На КПП рядом с часовым толкались двое в черной эсэсовской форме, а у штаба стоял знакомый Виктору «опель» из местного отделения гестапо. Дежурный по школе, одуревший от ора начальства и беспрерывных звонков, попытался что-то сказать, но Босс отмахнулся от него как от назойливой мухи и, не останавливаясь, поднялся на второй этаж в кабинет Курмиса. Кроме самого хозяина в нем находились оберштурмфюрер Хирте, заместитель начальника разведшколы, сосед Виктора Дуайт-Юрьев и начальник местного отделения гестапо штурмбанфюрер Фишер. Последний выглядел мрачнее тучи, и Бутырин невольно подумал, что, видимо, это его подчиненным пришлось расплачиваться своими ребрами за проколы в проверке. Разговор в кабинете, похоже, проходил на повышенных тонах, об этом свидетельствовали багровые лица присутствующих.
Форсирование реки немецкой разведывательно-боевой группой
— Иохим, ничего страшного не произошло! Это наша обычная работа! Я готов написать рапорт самому Мюллеру о том, что твои парни отработали на все сто процентов, — пытался смягчить скандал между двумя спецслужбами Курмис.
— Мартин, еще одна такая проверка, и я останусь без подчиненных! — раздраженно буркнул Фишер и остановил тяжелый взгляд на вошедших.
Все внимание теперь переключилось на Виктора. Он колебался всего лишь мгновение, благоразумно решив, что удар лучше всего принять на себя. Повернувшись к Курмису, он вытянулся по стойке «смирно», как положено щелкнул каблуками и отрапортовал: