К дому Валентины они подошли со стороны мебельной фабрики и встретились с девушкой прямо во дворе. Она заметно нервничала, но Дуайт не обратил на это внимание и без колебаний прошел в дом. В комнате, столкнувшись с Федором, он тоже не насторожился, лишь с уважением посмотрел на внушительную фигуру «брата» хозяйки и сел за стол.
Пока мужчины беседовали, Валя хлопотала над столом. Ароматная уха из сазана, пироги с капустой, а еще больше литровая бутыль самогона подняли настроение Дуайту, как и предложение девушки пригласить на обед своих подруг.
Пока все шло по плану. Не успела за Валентиной захлопнуться дверь, как Федор поднял тост за знакомство. От крепчайшего первача даже у бывалого Дуайта перехватило дыхание, он торопливо зажевал соленым огурцом, расплылся в блаженной улыбке и довольно произнес:
— Ничего не скажешь, хорош, зараза! А если у хозяйки подружки ничего, я тут готов до конца войны воевать!
— Подруги что надо, не пожалеешь, — хмыкнул Федор и бросил взгляд на Виктора.
Тот незаметно кивнул на дверь. Федор положил на тарелку надкусанный пирог с капустой и поднялся из-за стола. Лавка пронзительно взвизгнула и угрожающе покачнулась. Дуайт, едва не упав, осоловевшим взглядом посмотрел на здоровяка и с недоумением спросил:
— Ты куда, хозяин?! Нам с Витьком одним тут без интересу.
— Я на минутку, до ветру.
— Ладно, хрен с тобой! Ты лучше скажи — когда бабы будут?
— Ща, подгоню, — ответил Федор.
— Давай шевелись побыстрее! Мы люди военные, нам амуры некогда крутить. Сунул, вынул — и бежать, так ведь, Витя?! — И пьяный хохот Дуайта дробью разнесся по комнате.
Федор покачал головой, неохотно переступил через порог и скрылся в темных сенцах. Не успела за ним захлопнуться дверь, как Дуайт снова потянулся к самогону, но Виктор перехватил его руку и крепко сжал.
— Ты чего? — с удивлением спросил тот.
— Погоди, выпить мы всегда успеем, есть к тебе один серьезный разговор.
— А может, хватит трепа?! Я им уже по горло наелся, — с раздражением кивнул в сторону школы Николай.
— Не гони! Если не договоримся, для тебя это может плохо кончиться, — ледяным тоном отрезал Виктор.
— Ты что несешь! Да я… — вскипел Дуайт, но тут же осекся.
Его взгляд остановился на в несколько раз сложенном клочке бумаги, который выпал из руки разведчика на стол.
— Что это такое?! — ткнул он пальцем.
— Бери, бери! Сейчас узнаешь, — внезапно осипшим голосом произнес Виктор.
Наступил момент истины. Эти несколько минут решали судьбу всей операции. Нервы были взвинчены до предела. Виктор не спускал глаз с лица Дуайта. Ему казалось, что он слышит тяжелое дыхание Федора, замершего за стеной. В этот миг время спрессовалось в те короткие строчки, что теперь читал Николай. На это письмо возлагались особые надежды, по сути, оно было отправным пунктом, с которого начиналась многоходовая операция, разработанная в Москве.
Зная врага, Виктор был далек от сантиментов и держал руку на расстегнутой кобуре пистолета. Агент двух разведок, польской, а позже и гитлеровской, загубивший не одну человеческую жизнь, он был способен на многое.
В середине сорок третьего, несмотря на истерические крики Геббельса о неизбежной победе над большевизмом, мощный каток Красной Армии, неумолимо набирая скорость, одну за другой подминал под себя дивизии вермахта. Но дело было не только в России. Тринадцатого мая капитулировала группа армий «Африка». Только небольшая часть бывшего учебного полка особого назначения, в декабре 1942 года составившая костяк дивизии «Бранденбург-800», игнорируя решение командования, самостоятельно переправилась через Средиземное море в Италию. Тем не менее вся территория Северной Африки перешла в руки союзников.
Среди гитлеровцев все меньше и меньше оставалось тех, кто по-прежнему слепо и фанатично верил в доктрину тотальной войны, а наиболее дальновидные уже подумывали о том, как бы пересесть в другую лодку, плывшую подальше от неминуемой катастрофы.
Дуайта нельзя было назвать тупым и безмозглым фанатиком. Стреляный воробей, не понаслышке знающий, что такое советская контрразведка, он держал нос по ветру и, видимо, уже уловил, что в воздухе по-настоящему запахло жареным. Несмотря на щедро расточаемые Курмисом славословия, ему не светило теплое местечко в штабе «Цеппелина» в Берлине. Более того, сомнительная слава «борца с большевизмом» в советском тылу его тяготила. Все это, вместе взятое, давало основания Виктору полагать, что попытка перевербовать Дуайта при всей своей сложности и неоднозначности не так уж безнадежна.
Письмо от родной сестры, бежавшей из Риги от фашистов и сейчас проживающей в Вологде, было очень важным ходом в рискованной игре с гитлеровцем. Оно находилось в руках Дуайта, и теперь осталось только дождаться развязки.
Дуайт не спешил. Медленно разгладив правой рукой листок, он склонился над ним, но, прочитав первые строчки, отпрянул, как будто в лицо ему плеснули скипидаром.
— Лера?! Не может быть!.. Как?! Откуда это у тебя?!
— Из Вологды.
— Какой еще Вологды?
— Обыкновенной Вологды, нашей Вологды, — ответил Виктор и подался вперед.
Дуайт внезапно осипшим голосом произнес:
— Ты хочешь сказать, из Совдепии?
— Не из Совдепии, а с родины. С родины твоей сестры.
— Как?! Она жива? Ее не расстреляли?!
— Жива, жива и работает в райкоме комсомола.
— Комсомола?! Ты что несешь?
— И не просто работает, а борется с фашизмом! — не давал ему опомниться Виктор.
— Так ты… — Дуайт осекся, от его лица отхлынула кровь.
Из горла гитлеровца вырвался сдавленный крик, напоминающий рык раненого зверя, и рука инстинктивно метнулась к кобуре. Он опоздал на какие-то доли секунды — в упор на него уже смотрел темный зев пистолетного ствола. В ту же минуту за спиной грохнула дверь. Влетевший Федор обезоружил гитлеровца. Дуайт затравленным взглядом смотрел перед собой — шансов вырваться у него не оставалось. В комнате наступила гнетущая тишина, которую нарушали лишь прерывистое дыхание собравшихся и скрип гуляющей на сквозняке двери.
Виктор ждал, когда Дуайт придет в себя. Матерый шпион распрямился, с силой сжал кулаки, так что от напряжения кожа побелела на костяшках, и с ненавистью выдохнул:
— Ну, ты и с-сука! Энкавэдэшник засланный! Как же я тебя не расколол?! Нутром же чувствовал, что не наш, а…
— Хватит якать! — оборвал Виктор. — Раскинь мозгами, если жить хочешь.
Модификация «Вальтер Р-38» с устройством для бесшумной стрельбы
— У су-у-ка! — заходился от ненависти и бессилия Дуайт.
— Вить, может, мне этого пса сразу прикончить? Я эту породу давно знаю: они, кроме веревки, ничего не понимают, — начал заводиться Федор.
Виктор остановил его взглядом, снова пододвинул письмо гитлеровцу и прикрикнул:
— Кончай шипеть! Читай до конца — как-никак, а родная сестра пишет.
— Да пошел ты на хер! Меня на такой туфте не проведешь! — Дуайт отшвырнул письмо в сторону, его лицо исказил злобный оскал. — Перевербовать собрался? Не выйдет!
— Ну-ну, никак героем помереть собрался? — с насмешкой произнес Виктор. — Дурак! За кого? Фрицы за все годы не сподобились тебе даже лейтенанта на погоны кинуть, так думаешь, напоследок Железным крестиком побалуют?
— Березовым, и то если кладовщик на складе выпишет, а так и кола осинового хватит, — мрачно обронил Федор.
— Вот-вот. Так что лучше почитай, сестра плохого не посоветует, а заодно успокойся и пораскинь мозгами. На дворе-то, Коля, не сорок первый год. — В голосе Виктора зазвучали неожиданные интонации. Дуайт вздрогнул. — Думай, Коля! Думай! — продолжал Виктор. — Ты же не слепой, и к тому же мы с тобой оба русские.
На этот раз гитлеровец промолчал, кулаки его разжались, злобный огонь, полыхавший в глазах, угас, он потянулся к письму и принялся внимательно перечитывать каждую строчку. Бутырин продолжал держать руку на пистолете, потому что перед ним сидел не наскоро слепленный агент, клюнувший на вражескую пропаганду, а матерый шпионище, натасканный разведками двух стран, который в любой момент мог преподнести какой угодно сюрприз.
На это раз Дуайт, прочитав письмо, долго молчал, а затем выдавил из себя:
— Значит, на сестре решили зацепить?
— Не зацепить, Коля, а дать шанс, — пояснил Виктор.
— Знаю я ваш шанс: сначала выпотрошите, как щуку, а потом в расход.
— Не пори ерунды! Если бы хотели, так давно бы в расход пустили. Ты профессионал, и не мне тебе объяснять, о чем идет речь. Работаешь на нас, и здесь все остается по-старому.
— Говоришь, по-старому, а если откажусь, твой душегубец мне удавку на шею накинет?
— Ну, зачем же так? Я рассчитываю, что до этого не дойдет.
— Это почему же?
— А ты, Коля, сам пораскинь мозгами: за кого тебе умирать? За Гитлера? За Курмиса? За истерика Геббельса? За Глазенапа?
— Не торопись их хоронить — они еще тебя переживут, — желчно заметил тот.
— Сейчас речь не обо мне, — наседал на него Виктор. — Решай, Николай, времени у нас мало!
Губы Дуайта сомкнулись в одну жесткую складку, кожа на висках напряглась. Он обернулся назад, смерил колючим взглядом готового к молниеносному броску Федора и с вызовом бросил:
— А без этого громилы ты можешь обойтись или с глазу на глаз ссышь беседовать?
Виктор, не колеблясь, кивнул Федору на дверь. Тот недовольно поморщился, но подчинился. Оставшись наедине, разведчики какое-то время прощупывали взглядами друг друга. Постепенно Дуайт пришел в себя, и перед Виктором снова сидел хорошо знакомый ему инструктор-вербовщик, за долгие годы службы побывавший не в одной переделке. Не однажды перевербовывавший чужих агентов, он не спешил сдаваться в расчете выторговать для себя максимально надежные гарантии и терпеливо дожидался следующего хода противника. Чтобы не выпустить инициативу из рук, Виктор решил напирать на обиды Дуайта.
— Ладно, Коля! Давай отбросим все эмоции и поговорим как разведчик с разведчиком, — предложил он. — Сколько лет ты работаешь на фрицев?