— Я на них не работаю! Я… Ну, третий год, — сбавил обороты Дуайт.
— Нет, не третий — намного больше, если посчитать Прибалтику.
— Откуда ты знаешь?
— Раз говорю, значит, знаю.
— А… понятно! Ничего не скажешь — глубоко копаете.
— Стараемся, но сейчас речь не о том, кто лучше, а кто хуже работает. Служишь ты, Николай, в разведке не первый год, жизнью не раз рисковал, а что получил?
Дуайт нахмурился и промолчал.
— Тогда я отвечу, — с напором заговорил Виктор. — А ничего! Как ходил в холуях, так и ходишь. Всякие там Курмисы и Боссы тебя на одну доску с такими сволочами, как Глазенап, поставили. А если сомневаешься, вспомни, как тот жирный боров, который наверняка пороха не нюхал, тебя по полу в казино размазал, а ты…
— Замолчи! Хватит! — вспыхнул Дуайт.
— Да черт с ним, с этим зажравшимся капитаном! Разве дело в нем? Лучше подумай, какой с фрицами тебя ждет конец!
— Какой, какой! Можно подумать, у вас малина. Твои начальники не лучше моих: девять граммов в затылок за ними не заржавеет. Ты мне тут сладкие песни поешь про райскую жизнь в Советах, а я, между прочим, за твою душу и гроша ломаного не дам. — Лицо Дуайта исказила кривая гримаса. — Нашел кому верить — Сталину и Берия! В тридцать седьмом они, а не Гитлер миллионы в могилы загнали, а тех, кто выжил, — с презрением воскликнул он, — в Сибирь. А кто все это делал? А… молчишь — твои начальнички! Они при случае и тебя шлепнут, даже глазом не моргнув, потому что ты сам в фашистское дерьмо по уши залез!
— Перестань молоть! — оборвал его Виктор.
— Что, проняло? — В глазах Дуайта вспыхнули злорадные огоньки. — Придет время, и твои начальники вспомнят, что ты на Гофмайера в тайной полевой полиции работал, что партизан под карателей подводил…
— Чушь, Коля! Я выполнял задания нашей разведки!
— Задания?.. Ну-ну. А как быть с группой Кости? Помнишь такого?.. Нет? Ну, тогда я напомню: половина его людей благодаря тебе под пули попали.
— Они случайно напоролись на засаду!
— Случайно! А вот в деле некоего Попова, агента тайной полевой полиции, — надеюсь, не забыл свой псевдоним? — рукой Гофмайера написано, что это его работа. Там есть еще немало интересного, я читал и не мог…
— О своей работе у Гофмайера я уже докладывал, там, где надо, всё знают! — не смог сдержать гнева Виктор.
— Ну, ты докладывал одно, Гофмайер запротоколировал другое, а теперь представь, что дело Попова попадет в руки энкавэдэшного начальства, — пытался изменить ситуацию в свою пользу Дуайт. — Так что, Витя, еще неизвестно, кому из нас и на кого лучше работать.
Это был неожиданный для Виктора контрход. Дуайт расчетливо бил по больному месту, и ему с трудом удалось сохранить самообладание. В перевербовке гитлеровца наступил решающий момент, любой неверный шаг мог сорвать ее. Дуайт угрем извивался, пытаясь вырваться на свободу. Как искушенный игрок, он прекрасно понимал, что в случае отказа ему не удастся уйти живым, и потому пытался навязать свою игру, рассчитывая, что противник допустит ошибку и удача улыбнется ему.
Время работало против Виктора, необходимо было что-то предпринимать, чтобы не допустить срыва. То, что он собирался сейчас сделать, шло наперекор конспирации и всем указаниям Центра, но внутреннее чутье подсказывало, что ему этот шаг позволит переломить ситуацию в свою пользу и довести дело до конца.
Разведчик расстегнул карман, достал расшифрованный текст радиограммы, положил на стол и приказал:
— Читай!
— Неужели у меня еще и бабушка объявилась? — попытался шутить Дуайт.
— Перестань паясничать! У тебя не осталось времени, — прервал его Виктор. — Читай! Это гарантия моих руководителей.
С лица Дуайта моментально слетела ухмылка. Он склонился над столом, бегло пробежался по тексту, затем, подолгу останавливаясь на каждом слове, перечитал его и закрыл глаза. Лицо его какое-то время оставалось неподвижным, только выступившие над верхней губой бисеринки пота выдавали мучительную борьбу, происходящую в его душе. Прошла минута-другая, болезненная гримаса исказила его губы, и он еле слышно прошептал:
— Всё дерьмо и мразь!
— Вот и выкарабкивайся, — предложил Виктор.
Дуайт ничего не ответил. Покачав головой, он устало сказал:
— Да, крепко вы за меня взялись.
— По пустякам не размениваемся, — оживился Виктор и, почувствовав, что берет верх, поспешил закрепить успех. — Поэтому, Николай, пока не поздно, кончай с фашистами! У нас для тебя есть интересное предложение, но учти — это твой единственный и последний шанс.
— Неужели убьешь? — все еще не сдавался тот и, пытаясь заглянуть Виктору в глаза, спросил: — Душить будешь или ножичком?
Виктор промолчал.
— Вижу, убьешь — и рука не дрогнет. Но ведь я не такая мразь, как Глазенап!
— Вот именно, не такая! Поэтому уверен в том, что вместе мы выполним задание. И в Москве тоже уверены в этом.
— Вместе? — тихо прошелестел ответ, но спустя секунду голос Дуайта окреп. — Хорошо! Допустим, я соглашусь, тем более сейчас, когда мне деваться некуда, но ты не боишься, что в школе я пойду к Курмису и сдам тебя с потрохами?
— Зачем? Не вижу смысла.
— Разве?
— А ты мозгами-то пораскинь. Во-первых, чем докажешь? Во-вторых, не надейся отсидеться за забором: кроме Федора есть и другие. И они, можешь не сомневаться, так за меня рассчитаются, что и застрелиться не успеешь, — живьем порвут, как старые трусы. По сравнению с ними мальчики из подвалов папаши Мюллера просто ангелами покажутся. Ты же сам знаешь, по этой части школа у нас серьезная. И потом, Коля, не забывай, что Курмис посылает тебя на геройское задание. Не будет меня — это задание на тот свет.
— Геройское! Да пошел твой Курмис на х… — выругался Дуайт.
— Не мой, а скорее твой.
— Ловко ты меня в угол загоняешь.
— Наоборот, из угла вытаскиваю.
— Ну, дела… — растерянно покачал головой Дуайт. — Кто бы такое вчера сказал, ни в жизнь бы не поверил, что коммунист и фашист заодно окажутся!
— Да какой ты фашист, Коля! В тебе же русская кровь течет, — с жаром принялся убеждать Виктор. — А ты посчитай, сколько за годы войны наших полегло. Не только одни русские, а вместе с ними и люди других национальностей кровушку свою проливают за родину, за жен своих, за детей, за то, чтоб в скотину безмозглую нас оккупанты не превратили, а ты за что? За этих Гитлеров и Гиммлеров?! А им насрать на тех, кто готов им задницы лизать, чтобы в их паршивом рейхе получить местечко в сортире или на скотном дворе. Хрен получат! Все они, и Глазенапы, и Рутченки, для них только навоз, которым будут удобрять землю! А потом, Коля, мы не из тех, кто забывает людей, за которыми должок числится. Если не добьем на войне, так после победы, нашей победы, Коля, где угодно достанем и башку вместе с яйцами наживую оторвем. Ты это, надеюсь, хорошо представляешь. Вспомни, скольких предателей в Прибалтике нашли и что с ними потом стало.
— Хватит, Витя! Я все понял… Я не первый день в разведке, говори, что надо.
Виктор с облегчением перевел дыхание. По глазам Николая он догадался, что тот не играет. Пьянящая волна радости поднялась в груди. Чувство, захватившее его, было гораздо сложнее, чем просто удовлетворение от успешной вербовки сильного и изворотливого противника. Перед ним сидел человек, с которым он бок о бок провел все последние дни. И не сказать, чтобы этот человек был столь уж безнадежно плох. Теперь они становились на одну доску, но Виктор не спешил раскрывать все карты.
— Для начала, Коля, расскажешь Курмису об одном моем родственнике, — сказал он.
— И всё? — удивился тот. — Интересно, что же это за цаца такая, чтоб о нем Курмису сообщать?
— Понимаешь, мой дядя работает не в конторе «Рога и копыта» — у Лазаря Кагановича в замах ходит.
Николай от удивления присвистнул.
— Теперь ты понял, что впереди нас ждет серьезная операция.
— Да… Ничего не скажешь, по-крупному играете! Да с таким дядькой, Витя, тебя не то что здесь, в Пскове, в самом Берлине на руках носить будут. Курмис обязательно клюнет, он ведь спит и видит в фатерлянд перебраться, поэтому агент с таким крутым выходом для него просто находка.
— Не будем загадывать, — уклончиво отреагировал Виктор, — пока надо побыстрее вложить информацию ему в ухо.
— Ну, с этим проблем не будет — у меня вечером доклад. Только вот под каким соусом преподнести? Курмис — стреляный воробей, в разведке не первый день, начнет выяснять, почему ты все это время молчал.
— Побаивался, скажи, тут по пьяной лавочке проболтался.
— Пожалуй, лучше не придумаешь — чем проще, тем надежней, — согласился Дуайт. — На стограммыча всегда можно списать.
— Вот и договорились. Так что, Коля, считай это своим первым заданием в нашей разведке, — подвел итог Виктор.
— Надеюсь, не последнее, — не преминул поддеть тот, затем повернулся к окну, увидел сиротливо сидящую на лавочке Валю, тяжело вдохнул и произнес: — Я так понял, что сегодня девочек не будет — у коммунистов с этим строго.
— Кандидатский стаж пройдешь, а там посмотрим, — не остался в долгу Виктор.
— Тогда давай хоть выпьем.
Виктор не удержался и рассмеялся, Николай тоже улыбнулся, ледок враждебности и страха в его глазах окончательно растаял.
В разведшколу они вернулись к концу занятий. На их отсутствие никто не обратил внимания. Николай поспешил в общежитие, чтобы привести себя в порядок перед докладом Курмису, а Виктор остался сидеть в беседке. Он чувствовал себя как выжатый лимон и хотел только одного — покоя, но чувство тревоги не отпускало. Глаза бегали по сторонам, чуткий слух ловил подозрительные звуки. Время, однако, шло, а вокруг ничего страшного не происходило. Нежный запах цветущей ромашки постепенно успокоил разгулявшиеся нервы, и он не заметил, как погрузился в тревожное забытье. Вернул его к действительности шум голосов у столовой. Не испытывая ни малейшего желания сидеть в этой серой массе, он отправился в общежитие. Там, не раздеваясь, он упал на койку и тут же заснул.