Руководитель «Цеппелина» оберштурмбанфюрер Гайнц Грефе напоминал собой старого кота. Все его движения были по-кошачьему мягкими и пластичными. На невзрачном, землистого цвета лице выделялись глаза. Холодные и неподвижные, они как рентгеном просвечивали вошедших. К удивлению Виктора, он говорил на сносном русском языке, но был немногословен. Деталей операции он не затрагивал. В заключение он огорошил присутствующих заявлением о предстоящей встрече с всесильным шефом службы имперской безопасности Германии обергруппенфюрером Эрнстом Кальтенбруннером.
Для самого Курмиса это явилось громом среди ясного неба, его вытянувшаяся физиономия покраснела. Он с тревогой посмотрел на часы — стрелки показывали десять тридцать, — потом перевел взгляд на свои запылившиеся сапоги и занервничал.
Грефе с холодной иронией заметил:
— Штурмбанфюрер, лучше подумайте, как сверкнуть умом, а не сапогами.
Курмис поджал губы и угрюмо нахохлился. Разведчики стояли навытяжку, а Грефе продолжал говорить, будто молотком заколачивал гвозди в доску.
— Прошу помнить, на доклад отводится не больше пятнадцати минут, поэтому на вопросы обергруппенфюрера отвечать только кратко и по делу. В детали вдаваться ни к чему — он знаком с планом операции «Иосиф». Ясно?
— Так точно, господин оберштурмбанфюрер! — в один голос ответили присутствующие.
— Хорошо! — кивнул он и продолжил инструктаж: — Теперь по существу доклада. Я предполагаю, что вам может быть задан ряд вопросов… — И его указательный палец нацелился на Виктора: — Вот вас что заставило пойти на сотрудничество с германской разведкой?
Тот замешкался, но тут же уверенно проговорил:
— Большевики лишили…
— Только не надо общих слов! — перебил его Грефе. — У нас тут слюнтяев нет. В разведке работают либо циники, либо фанатики, но в конечном счете и теми, и другими движут амбиции, деньги и страх.
— Мне назад в Совдепию все пути отрезаны! — обреченно сказал Виктор.
— Значит, страх! Тоже хорошее средство, но рано или поздно он проходит, — с сарказмом произнес Грефе и, согнав с лица кривую ухмылку, спросил: — В таком случае, господин Бутырин, что заставит вашего родственника пойти на контакт с нами?
— Вы имеете в виду с Германией?
— Да!
— С Германией будет сложно, поэтому я предлагаю провести его вербовку от имени американцев. Как-никак, а они сегодня союзники большевиков.
— Мне докладывали о вашем предложении, и я считаю его вполне разумным, — согласился Грефе. — Но, с другой стороны, при такой должности и таком положении ради чего, спрашивается, ему рисковать?
— В Советской России все относительно. Сегодня ты министр, а завтра бульдозерист на лесосеке, а может, и того хуже. И дядя знает это не понаслышке. В сороковом после возвращения из Америки — он был там в командировке — НКВД арестовало его, и если бы не война, то неизвестно, чем бы все закончилось. Теперь он у них на крючке — любая промашка грозит расстрелом, перед которым неминуемы жестокие издевательства. Поэтому американский паспорт, солидный счет в иностранном банке и перспектива осесть где-нибудь в тихой Флориде либо под Вашингтоном для него далеко не худший вариант. Я думаю, это должно сработать. Дядя любит жить на широкую ногу, а еще больше любит деньги. Вопрос будет заключаться только в цене, и если… — Но Виктору так и не удалось закончить свою мысль.
— Достаточно! Это уже не имеет отношения к теме доклада, — оборвал его Грефе и распорядился: — Прошу вас помнить, при беседе у господина обергруппенфюрера внимательно слушать вопросы и отвечать только по существу. Все, на этом разговоры закончились! Пора идти. А вы, Курмис, подождете нас в своем кабинете.
Оберштумбанфюрер поднялся из кресла и направился к выходу. Разведчики, держась на почтительном расстоянии, поспешили за ним.
В особом секторе все было пропитано духом аскетизма. На этот раз часовые внимательно проверяли документы даже у Грефе. Виктор заметил, как на подходе к приемной Кальтенбруннера он суетливо пригладил рукой растрепавшуюся прядь волос.
Само имя «несгибаемого Эрнста» заставляло биться сердца соратников по партии тревожно и учащенно. Редкая улыбка на иссушенном, как кора дуба, лице, испорченном шрамом — след невоздержанной молодости, — только непосвященных могла ввести в заблуждение. В недавнем сорок втором, после убийства в Праге английскими агентами начальника Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха, он жестоко отомстил за его смерть. В первый же день после назначения на пост предшественника тысячи чехов были арестованы и расстреляны. Потом он железной рукой навел порядок в собственном управлении — сотни офицеров отправились на фронт искупать кровью допущенные в работе промахи.
Разоблачение «Красной капеллы» — целой сети русских резидентур, опутавшей многие города Европы, в том числе и Берлин, где шпионы сумели пробраться в святая святых — Главный штаб авиации, а потом умудрились утащить важнейшие секреты из-под носа Геринга — и, наконец, захват большевистских агентов в Бельгии, Франции и Германии — это, а еще больше собачья преданность Кальтенбруннера подняли его в глазах фюрера. Гитлер теперь без тени сомнения не только доверял ему расправу над внутренними врагами рейха, но и все чаще привлекал к проведению самых ответственных разведывательных операций его управления взамен «начавшего дряхлеть и пробуксовывать» Абвера. Агенты Главного управления имперской безопасности активно работали во всех странах Европы, в далекой Латинской Америке, Африке и Азии. Они добывали бесценную информацию о планах союзников Сталина, но судьба войны решалась не где-нибудь, а на Восточном фронте. Поэтому проникновение в глубокие тылы русских считалось задачей номер один. Глобальные планы, создаваемые в рейхсканцелярии, все чаще и чаще давали сбои. Громкие победы чередовались с сокрушительными поражениями. Бывало и так, что Сталин клевал на дезинформацию, но быстрые наступления сменялись затяжными боями, изматывающими силы вермахта, а затем эти большевистские фанатики предпринимали контрнаступления и крушили лучшие дивизии фюрера. Все эти проблемы призвана была разрешить операция, получившая название «Цитадель».
Эрнст Кальтенбруннер, начальник Главного управления имперской безопасности
До начала операции «Цитадель», которая по всем расчетам должна была переломить хребет упрямому «русскому медведю», оставалось меньше месяца. Поэтому все совещания у Гитлера заканчивались одним и тем же: он требовал от своей разведки разгадать замыслы Сталина. Однако, несмотря на массовую заброску агентуры в тыл Красной Армии — только весной сорок третьего года через фронт переправили свыше трехсот разведывательно-диверсионных групп, — результаты оказались плачевными. Едва ли не половину агентов ликвидировали в первый же день заброски, оставшиеся в живых тоже долго не продержались. Несколько десятков групп, которым повезло больше, высылали информацию в основном сиюминутного тактического характера или же, как потом выяснялось, тонко подготовленную дезу советской контрразведки. Так или иначе, но больше месяца удавалось продержаться лишь единицам, а обратно возвращались отдельные счастливчики.
В этой ситуации недавний доклад Грефе о перспективной агентурной группе «Иосиф» опытный профессионал Кальтенбруннер оценил по достоинству. Дядя агента Попова, оказавшийся заместителем наркома Кагановича, был для них поистине бесценной находкой. В случае его удачной вербовки «Цеппелин» получал доступ к стратегическим секретам Сталина. Планируемые Леоновым планы перевозок позволяли заблаговременно узнавать о будущих ударах русских армий. Гиммлер тоже зацепился за группу и взял на личный контроль подготовку к операции. Все это выводило ее на такой уровень, что Кальтенбруннер решил лично познакомиться с агентами. В лежащих перед ним делах материалов было более чем достаточно, но он, чтобы снять последние вопросы и развеять сомнения, вызвал разведчиков к себе.
Адъютант Кальтенбруннера сидел за столом и перечитывал бумаги. Услышав шаги, он вскинул голову и придирчивым взглядом чиновника прошелся по посетителям. Затем, состроив презрительно-кислую мину, будто бы не хозяина, а его самого отрывали от важных государственных дел, сухо объявил:
— Обергруппенфюрер ждет вас! Можете пройти, господин оберштурмбанфюрер! В вашем распоряжении не больше пятнадцати минут!
Грефе глубоко вдохнул, будто перед прыжком в воду, и вошел в кабинет. Через несколько секунд дверь распахнулась, и он нетерпеливо махнул рукой Дуайту. Тот, побледнев от волнения как полотно, на негнущихся ногах двинулся за ним. Виктор невольно заразился общей нервозностью. Внутри у него тоже все затряслось, а мысли еще больше начали сбиваться. Шуршавший бумагами адъютант только еще больше напрягал его. Он отвернулся к стене и, поглядывая на часы, в очередной раз принялся перебирать аргументы, которые смогли бы убедить Кальтенбруннера в успехе предстоящей операции.
Прервал эти его терзания мягкий стук двери. Он поднял голову — из кабинета вышел раскрасневшийся Грефе, а вслед за ним — Дуайт. Они пробыли у Кальтенбруннера всего восемь минут, и Виктор с тревогой посмотрел на оберштумбанфюрера, пытаясь по его лицу прочесть ответ. Быстро покинув приемную, они вернулись в кабинет Грефе, где тот, выдержав томительную паузу, объявил:
— Ваш доклад, господин Бутырин, отменяется! Опергруппенфюрер срочно выехал к фюреру! Группа «Иосиф» нашла полную поддержку! Считайте, что с этого момента операция уже началась! Это приказ!
Последние слова Грефе прозвучали для Виктора самой сладкой музыкой.
Глава 15
Густые плотные облака, казалось, стелились над самой землей. В них, как в вате, тонул надсадный гул моторов крадущегося в кромешной темноте «хейнкеля» — спецсамолета особой эскадрильи рейхсфюрера СС Гиммлера. На подлете к железнодорожной станции Егорьевская он сбавил скорость, круто развернулся на мгновение, казалось, завис в воздухе, подставив земле борт с открытым люком. Через несколько секунд в ночном небе распустились огромными белыми тюльпанами купола двух парашютов и медленно поплыли в сторону озера. Налегая на стропы, диверсанты проломили густую стену прошлогоднего камыша у самой кромки берега.