Все вместе они вошли в кабинет. Абакумов задумчиво стоял у окна, обернувшись на стук двери, он вяло поздоровался. На лице его лежал отпечаток смертельной усталости. Перед решающей схваткой под Курском Абакумов практически не спал. При такой нагрузке не выдерживало даже его богатырское здоровье. Глаза от хронического недосыпания воспалились, щеки глубоко запали, кожа напоминала пергаментную маску.
Обложка дела радиоигры «Загадка» Главного управления контрразведки СМЕРШ
Абакумов прошел к столу, предложил офицерам сесть и, не дожидаясь, когда они займут места, поторопил Утехина:
— Времени у меня мало, Георгий Валентинович, поэтому докладывай по существу и начинай с хороших новостей.
— С этим как раз и прибыли, Виктор Семенович! — бодро ответил тот, раскрыл папку и достал из нее рапорты своих подопечных.
— Оставь, потом прочту, а то уже глаза не смотрят! — Абакумов болезненно поморщился, показал на толстую стопу документов и распорядился: — Давай лучше на словах!
— Есть! — Утехин закрыл папку и приступил к докладу. — Если коротко, то наш план сработал! Похоже, в «Цеппелине» всерьез рассчитывают на дядю. Перед Северовым поставлена задача в кратчайший срок подготовить и провести вербовку Леонова.
— Ишь, чего захотели! Леонова им сразу подавай! Чувствуют мерзавцы, что жареным пахнет, потому и спешат! — с сарказмом произнес Абакумов.
— Северов это тоже подтверждает. Перед отправкой Грефе и Курек сулили ему любые деньги, лишь бы поскорее Леонов начал давать информацию.
— Ладно, тут все более-менее ясно, а что второй из себя представляет? Кстати, кого они прислали?
— Дуайта-Юрьева.
— А! Прибалтийского немца, — оживился Абакумов. — Выходит, мы не ошиблись в своем прогнозе. Интересно, и на чем его Северов взял?
— Да на том же, на чем и остальных. Понимают ведь, чем закончится война, вот и трясутся за свою шкуру.
— Ясно! А как разведчик что из себя представляет?
— Профессионал. Дело свое отлично знает, а как человек — хитрый и скользкий. — Переглянувшись с Окуневым, Утехин осторожно высказал предположение: — Есть подозрение, что его могли на хвост Северову подсадить.
— Да? И что, имеются конкретные факты? — насторожился Абакумов.
— Фактов нет, но ряд моментов заставляет задуматься.
— Например?
— Из Пскова в Берлин с Виктором отправили не кого-нибудь, а Дуайта.
— Ну, не вижу в этом ничего особенного. Вполне логично понаблюдать за Северовым через Дуайта и в самом Берлине, — рассудил Абакумов.
— Согласен! — не стал спорить с его доводом Утехин. — Но есть другой, более серьезный факт — беседа с Кальтенбруннером.
— Кальтенбруннером? И в чем тут загвоздка?
— А в том, что на встречу их вызвали обоих, а разговор вели только с одним Дуайтом.
— М-да… Тут действительно что-то такое может скрываться.
— Но это еще не все. — И Утехин выложил самый весомый аргумент: — Не знаю, как у вас, Виктор Семенович, но в моей практике также впервые, чтобы кадрового разведчика назначили радистом, и к кому — к русскому агенту! Что это? Знак признания профессионального превосходства Северова над Дуайтом или ловкий ход, чтобы держать в своих руках самое главное — связь с «Цеппелином»?
— А вот это уже по-настоящему серьезно! — В голосе Абакумова зазвучал металл. Он строго посмотрел на Утехина с Окуневым и с ожесточением произнес: — Выходит, не все так гладко с нашей операцией?
Офицеры замялись, но он, не дожидаясь ответа, потребовал:
— Дайте рапорт Северова!
Утехин торопливо достал из папки полтора десятка густо исписанных Северовым листов бумаги. В них содержалась ценнейшая на первый взгляд информация: фамилии девяноста восьми кадровых сотрудников и ста тридцати трех агентов «Цеппелина», места расположения и система охраны разведшкол и многое другое. Вместе с тем все это могло оказаться лишь разменной картой в стратегической игре гитлеровского руководства, где на кону стояли не жизни второсортных агентов, а решающий успех в летней военной кампании сорок третьего года на Восточном фронте. Поэтому Абакумов внимательно вчитывался в каждое слово, подчеркивал красным карандашом наиболее значимые места и напряженно думал, пытаясь разгадать головоломку, которую, возможно, подсунул им «Цеппелин».
Несколько месяцев назад здесь, в управлении, была задумана рискованная и многообещающая оперативная игра. Не исключено, что немцы уже сделали ответный ход, но какой? Решили использовать Северова втемную, прицепив к нему Дуайта, на которого возложили функцию радиста, чтобы навязать СМЕРШ свою волю и в дальнейшем диктовать ход операции? А что, если это действительно так? Ответ на все возникающие вопросы могли дать только время и… сама радиоигра — одна из самых сложных по исполнению, но зато наиболее эффективная по прогнозируемым результатам контрразведывательная операция.
По замыслу Абакумова вместо классической оперативной двух- или трехходовки предстояло сыграть крупную многоходовую гроссмейстерскую партию, задействовав в ней многие десятки разведчиков и контрразведчиков, агентов-радистов, агентов-связников и специалистов по дезинформации из армейских штабов. В этом поистине смертельном спектакле каждому из них отводилась своя строго определенная роль, и любой просчет мог привести к тяжелейшему глобальному провалу. Но, несмотря на огромный риск, игра стоила свеч, а для настоящего профессионала-разведчика нет и не было более высокой цели, чем вынудить опытного и сильного противника поступать под свою диктовку и при этом создавать у него иллюзию превосходства, которое в последний момент обернется иллюзорным мифом.
В ведомстве Абакумова к середине 1943 года уже провели несколько десятков успешных радиоигр, но все на тактическом уровне в полосе армии, максимум фронта. Этой же предстояло стать первой стратегической радиоигрой, и ее цена, в том числе для него самого, уже была определена Верховым Главнокомандующим. Сталин в последнее время благоволил к начальнику Главного управления контрразведки и даже прощал ему отдельные ошибки, например, когда на сторону немцев перешел генерал Власов, но рассчитывать на снисхождение вождя на этот раз уже не придется.
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Абакумова и болезненной гримасой отразились на его лице. Рапорт Северова содержал больше вопросов, чем ответов. Так и не дочитав его до конца, Абакумов какое-то время перебирал листы, затем остановил взгляд на Утехине и озадаченно произнес:
— Да! Слишком уж все круто замешано. Грефе! Кальтенбруннер! Только Гитлера и Гиммлера к ним в компанию не хватает. Фантастика просто! То ли удача сама прет к Северову, то ли черт с нами решил поиграть.
— Это еще не все, Виктор Семенович! — напомнил о себе все это время молчавший Окунев.
— Куда уж больше! — тяжело вздохнув, заметил тот.
— Вторая часть задания Северова напрямую касается товарища Кагановича! — пояснил Утехин.
— Кагановича?! — Брови Абакумова поползли вверх. — Они что, и его решили завербовать?
— Нет! Тут поставлена другая задача — подготовить и провести в отношении него террористический акт.
— Теракт?! Вот сволочи! Ну, это мы еще посмотрим! Геббельс нас каждый день пугает пеньковой веревкой, и ничего — по сию пору живы.
— Виктор Семенович, на этот раз мы имеем дело не с пустой болтовней! В «Цеппелине» на Лазаря Моисеевича нацелились серьезно, — заговорил Утехин. — У нас есть тому конкретные доказательства: специальный пистолет и еще одна штуковина, похожа на ручку, я первый раз такую вижу. По словам Северова, очень опасное оружие: стреляет бесшумно какими-то смертельными газами, убивая все живое в округе.
— И где сейчас эта гадость?
— Передали специалистам в лабораторию на исследование.
— Так! Так! — Палец Абакумова нервно забарабанил по крышке стола.
Это была уже не первая информация, поступившая в СМЕРШ о подготовке терактов против высшего командного состава Красной Армии и руководителей государства. В большинстве случаев дело, однако, доходило лишь до нападения на командиров среднего звена, и то в прифронтовой полосе. Сейчас, судя по докладу Утехина, поражения на фронтах решили компенсировать удачно проведенной акцией по устранению знаковой фигуры. Лазарь Моисеевич Каганович, заместитель председателя СНК, один из любимцев Сталина, именем которого была названа гордость Москвы и всей страны — Московский метрополитен, для этого подходил, как никто другой.
Абакумов напряженно обдумывал последнюю, по-настоящему убойную информацию. То, что смертоносное оружие, которым снабдили Северова и Дуайта, теперь находилось в руках СМЕРШ и уже не представляло никакой опасности для Кагановича, вовсе не означало, что опасность не могла грозить ему с другой стороны. В подобных операциях — и это особенно касалось немцев — всегда старались многократно подстраховаться, и поэтому придерживать такого рода информацию было не только рискованно, но и смертельно опасно. Ее утечка в Наркомат внутренних дел могла означать для него только одно — обвинение в сговоре с врагом и расстрел. Но с другой стороны — не хотелось раньше времени поднимать лишнего шума вокруг Северова. В этот момент в душе Абакумова боролись два противоречивых чувства: интересы дела и опасение за собственную жизнь. В конце концов он остановился, как ему казалось, на самом оптимальном варианте.
— Георгий Валентинович, — приказал он, — в отношении теракта на Кагановича подготовь отдельную докладную на имя товарища Сталина, но в общих чертах, без привязки к Северову, ты понял?
— Так точно. Чтобы раньше времени не засветить операцию! — догадался Утехин.
— Совершенно верно! Полагаю, что для «Цеппелина» на сегодняшний день важнее Леонов с его секретами, но нельзя исключить, что теракт могут осуществить другие группы. Поэтому с докладной не затягивай, а заодно дай ориентировку ведомствам товарищей Берия и Кузнецова, пусть там заранее примут необходимые меры.
— Завтра утром все будет лежать у вас на столе, — заверил Утехин.