– Не ссорьтесь! – поставив блюдце на стол, улыбнулась гостья. – Юля, я тебе эту пластиночку подарю. У меня все равно есть…
– Спаси-ибо! Слушай, у нас тут наливочка… По чарочке? Мама мне наливает… А Игорьку нет – мал еще!
– Ага, взрослая какая выискалась!
– Наливочка? А давай. У тебя что послушать есть?
– Так идем же! Игорь пока посуду помоет. Он у нас джентльмен… Правда, Игорек?
– Так твоя ж очередь!
– А я вечером помою. После ужина! Н-н-н! – Показав брату язык, Юлька утащила гостью в комнату.
– Вон, на этажерке смотри! Тут «Музыкальные калейдоскопы», «Музыка кино», «Гости Москвы»… Еще Лили Иванова и вот, мамина, – Ив Монтан!
– Ну, такая у меня есть… «Мертвые листья» обожаю! Слушай, Юля, а есть у тебя такое… ну, типа вот самоделок…
– Да полным-полно! Вот хоть… «Хенки-Пенки»… «Тополя», твисты разные… О! Вот это!
Когда вымывший посуду Игорек заглянул в комнату сестры, то в изумлении отпрянул. Позабыв обо всем, девчонки лихо отплясывали забойный твист «Тала-Хасси-Ласси» в перепевке Гюли Чохели…
Прыгали, смеялись как сумасшедшие и хором подпевали:
– Тала-Хасси-Ласси! Тала-Хасси-Ласси!
Благо слова-то были простые, запоминающиеся.
Обреченно вздохнув, Игорек покрутил пальцем у виска:
– Совсем обалдели! Юлька, ты б хоть юбку надела, что ли…
– А кого стесняться-то? Тебя, что ли? Э-эх… Тала-Хасси-Ласси-и!
– Лучше бы «Тополя» поставили… Или «Манчестер – Ливерпуль»…
Под песенку «Манчестер – Ливерпуль» в исполнении французской актрисы и певицы Мари Лафоре Игорь и Женька танцевали медленный танец. За окном начинал накрапывать дождик, и Юлька выскочила на улицу – снять развешенное на веревке белье.
– А то мать задаст! Скажет, не уследили…
– Ну что ты как в пионерском лагере! Крепче, крепче обнимай… А то я тебя веду, а не ты…
Игорь и обнял – крепко, как сказали! И, набравшись храбрости, неумело чмокнул партнершу в губы… Женька не отпрянула, засмеялась…
Ах, какими влюбленными глазами смотрел сейчас на нее Игорек! Никто так больше не смотрел… разве что Тынис и… когда-то давным-давно Максим…
Тут и Юлька вернулась.
– Танцуете?
– А ты чего без белья-то?
– Так туча-то ушла!
– Юля… А ты где эти пластинки берешь? Ну, вот, самопалы… – улучив момент, наконец-то спросила Женька. – По почте заказываешь? Вроде ничего запись.
– Нет, не по почте. Есть один знакомый, он заказы берет. Недорого, по полтиннику.
– И я б заказала! Ты меня с ним познакомишь?
– Не вопрос! Конечно… Ну? Снова «Хасси-Ласси»? Игорек потом тебя проводит, чтоб веселее идти было.
Игорь тут же рассмеялся:
– А ей не надо идти. У нее мотороллер! У подъезда стоит, видела?
– Это… это вот такой красивый – зеленый с белым?
– Ну да, он. Конечно, не новый… Папа в прошлом году подарил. На день рождения.
– Ничесе! Вот это я понимаю – подарок!
Ярко-красный, сияющий заводским лаком и хромировкой «Москвич-412», быстро разогнавшись до сотни, легко обошел черную райкомовскую «Волгу» и лихо притормозил у типового здания исполкома местного Совета, где по традиции помещались и партийные органы района. В этой связке райком – исполком именно они и были главными, так сказать, руководящими и направляющими.
Выйдя из «Москвича», начальник райотдела МООП полковник Аркадий Тимофеевич Христофоров небрежно захлопнул дверцу и, достав из кармана кителя расческу, тщательно причесал волосы. Моложавый, подтянутый, с мужественным волевым лицом, он вовсе не выглядел на свои пятьдесят, не чурался спорта, даже бегал по утрам – и жутко нравился женщинам, о чем прекрасно знал и чем иногда пользовался.
Черная «Волга» с радиатором «акулья пасть» вальяжно остановилась неподалеку. Первым выскочил шофер, молодой человек в рубашке с короткими рукавами и темных брюках. Оббежав автомобиль спереди, распахнул дверцу…
Второй секретарь райкома товарищ Венедский, не торопясь, выбрался из машины, привычно ссутулился и, поправив очки, закурил. Курил он только импортные сигареты, предпочитая американские – «Мальборо» или «Кэмел», и также любил дорогой коньяк, джаз и все прочие буржуазные удовольствия. Внешне же Вилен Иннокентьевич выглядел аскетом: дорогой, но давно вышедший из моды костюм темного габардина, белая сорочка, черный, тоже немодный, галстук, роговые очки… Товарищ Венедский так одевался всегда, не позволяя себе никаких вольностей, и того же требовал от подчиненных. В Тянском райкоме КПСС он появился два года назад и уже успел как-то незаметно поставить себя. Сотрудники его не любили и побаивались, и на то имелись причины – не одного и не двух Вилен Иннокентьевич уже «скушал»: кого-то подвел под строгач, а кто-то и партбилет положил!
Конечно же, исподволь жаловались Первому, но тот ничего сделать не мог – Венедский был назначенцем «оттуда», с прицелом на высший пост. Поговаривали, что ему покровительствовал сам товарищ Суслов, секретарь ЦК КПСС! Что и неудивительно: как и Суслов, Вилен Иннокентьевич продвинулся по линии идеологии, ею всю жизнь и занимался… Правда, был достаточно умен, чтобы понимать – в партии важно не только это. За конкретные дела должны отвечать знающие люди!
Правда вот, полковника Христофорова знающим в своем милицейском деле уж никак нельзя было назвать – замполит, и точка! Однако Христофоров был верным – а верные люди тоже нужны, да еще как, иногда даже нужнее, чем знающие.
Они сошлись еще в конце пятидесятых, на целине, куда оба попали не по своему желанию, а начальственной волей. Сошлись, в общем-то, случайно – уж больно разные были люди, и объединяло их лишь одно – любовь к власти, вернее, к тем привилегиям, которые эта власть дает.
Своевольного волюнтариста Хрущева эти двое откровенно боялись и недолюбливали, а потому радостно поддержали Брежнева, так сказать, в первых рядах…
Взяв из машины объемистый черный портфель, Христофоров проворно подошел, нет, не к приятелю, пожалуй, не стоило бы их так фривольно называть, скорее к покровителю и старшему другу, даже лучше сказать – товарищу…
– Здравия желаю, Вилен Иннокентьевич!
– Здравствуй, Аркадий. Все пижонишь? – Венедский кивнул на «Москвич».
Полковник развел руками:
– Ну-у, не такое уж и пижонство! Тем более все знают: я его на честные деньги купил – продал свою старую «Волгу». Помнишь, была у меня такая, белая? С оленем еще…
– Мне больше дел нет – твои машины запоминать. – Докурив, второй секретарь бросил окурок в урну и махнул рукой. – Ну пошли, обговорить кое-что надо.
– Так и думал! – хохотнул Христофоров. – Не просто же коньяку выпить.
Прихватив портфель, он спешно зашагал следом за прияте… старшим товарищем. Хотя ненамного-то Венедский и был старше – зато намного умней! Да и должность занимал – будьте-нате!
Кабинет второго находился на третьем этаже.
– Здравствуйте, Вилен Иннокентьевич! Здравствуйте… Здравствуйте… Здравствуйте… – неслось отовсюду.
Старались попасться на глаза, только что не кланялись… Даже улыбками цвели! Ну так а что же – первый-то занемог, в больничке, и как там дальше – бог весть… К тому же ходили упорные слухи…
– Вера Викторовна, сварите-ка нам кофейку! – войдя в приемную, распорядился Венедский.
Секретарь, некрасивая, средних лет дама с волосами, собранными в пучок, бросилась исполнять указание.
Глянув на нее, полковник лишь хмыкнул.
– А что ты хмыкаешь-то? – Зайдя в кабинет, Вилен Иннокентьевич обернулся и строго погрозил пальцем. – Да, не красавица! Зато исполнительная и преданная. Да и дело свое знает. Опять же – и слухов никаких.
– Да уж, Вилен Иннокентьевич, ты ж у нас примерный семьянин, как же! – Христофоров произнес эту фразу вроде бы как и на полном серьезе, но так, чтоб был заметен подвох… так, намеком вот, подольстился…
Венедский оценил, улыбнулся, вытащил из шкафчика хрустальные рюмочки, бутылку коньяка «Двин» и лимончик.
Обстановка в кабинете второго секретаря царила самая спартанская, под стать хозяину: массивный конторский стол и к нему – буквой «Т» – длинный, для заседаний. Стулья, у стены – кожаный солидный диван и небольшой столик со свежей прессой. Из украшений – лишь два портрета. Большой, в строгой черной раме, Владимира Ильича – над «главным» столом, над диваном же – чуть поменьше – Брежнева.
«Под Брежнева» и сели.
– Можно, Вилен Иннокентьевич? – Секретарь принесла кофе.
– Спасибо, Вера Викторовна! Вон, на стол поставьте… Меня минут пятнадцать – нет!
– Поняла.
Исполнив указанное, секретарь вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
– Ну, будем…
Выпив полрюмочки, Венедский закусил коньяк лимоном и сразу перешел к делу:
– Хочу тебя на прокуратуру кинуть, Аркадий Тимофеевич! Как смотришь?
– Так там же Алтуфьев! – Полковник едва не поперхнулся коньяком. – И вроде б решено все уже.
– Решено, да не все! Левкина, как ты, верно, догадываешься, скоро отправят на пенсию. Хрущевский кадр! И как еще столько держался? Что так смотришь?
– Надо так надо… но… Алтуфьев мне как-то сильно помог, – поставив рюмку, нерешительно промолвил Христофоров. – Да и справлюсь ли? Осилю?
Второй хохотнул:
– Осилишь! Не боги горшки обжигают. Тем более Алтуфьева-то мы никуда не гоним! Пусть себе работает – замом твоим. Ты его береги даже! Не гноби почем зря, дела сложные поручай. Остальных прижми! Чтоб только тебя боялись и слушались.
– Ну-у, уж с этим-то справлюсь, – негромко засмеялся полковник. – Только опыта следственной работы у меня нет, оперативной только.
– Слушай, я тебе кадровик, что ли? Сказано – будешь, значит, будешь! Мне свои люди нужны. Тем более в прокуратуре.
– Но…
– А на Алтуфьева компромат нарой. Ты ж оперативник! Держи на поводке. Но не гноби! Впрочем, я говорил уже…
Аркадий Тимофеевич поежился и зябко потер руки:
– Да я не отказываюсь… Понимаю…
– Вот и хорошо, что понимаешь! Однако не все сразу… – снова налив по полрюмки, хитро прищурился Венедский. – Поначалу Алтуфьева надо немножко того… Дискредитировать! Что б такой прокол, за который по-хорошему бы уволить следовало. Однако вот не уволили, пожалели человека, оставили. Ну а у кого проколов нет? Только у тех, кто ничего не делает!