– А подробнее?
– А подробней Наташка не рассказывала. Это надо Янку спросить.
– Вот эта тетрадочка называется «Книга происшествий», или кратко – «КП», – потрясая объемистым гроссбухом, важно пояснял усатый капитан, дежурный по отделению Иван Никанорович Глоткин. – Тут все серьезное регистрируется, а всякая прочая мелочь – в «Журнале учета информации», в «ЖУИ», – вот здесь вот.
Дежурный кивнул на потрепанную амбарную книгу и продолжал:
– Срок рассмотрения «КП» – три дня, максимум десять, согласно уголовно-процессуальному кодексу… По «ЖУИ» можно и месяц отрабатывать – нарушения не будет… А что вы ничего не записываете, товарищ журналист?
Левушкин смущенно улыбнулся:
– Просто я вас внимательно слушаю, товарищ капитан. А записывать потом буду.
– А-а, ну если так…
– И, если возможно, зовите меня просто Николай. Без всех этих церемоний.
– Тогда и я не «товарищ капитан», а Никанорыч или Иван Никанорыч.
– Договорились!
– Вы, если что непонятно, спрашивайте, – растопорщил усы дежурный. – Все поясню. Это вот у нас рация. Сейчас с патрулем свяжемся!
Нажав на пульте какую-то кнопку, Иван Никанорович взял микрофон:
– Настурция! Гладиолусу ответь! Настурция, ответь Гладиолусу!
Вместо ответа в динамике послышались треск и шипение…
– Да чтоб тебя!
Дежурный треснул по пульту ладонью.
– Настурция! Гладиолусу ответь!
– Московское время пятнадцать часов! – с удовольствием и очень чисто отозвался голос в динамике. – В Ашхабаде – семнадцать, в Караганде восемнадцать…
– Ну, не совсем еще у нас хорошо со связью, – хмыкнув, выключил рацию капитан. – А в таких случаях что? Наряд отзванивается по телефону. Примерно раз в час. О, слышите?
Послышался резкий звонок, и на пульте замигала красная лампочка. Капитан взял трубку:
– Слушаю, милиция, дежурный! Что-что… Какие еще девочки? Кто-кто приставал? А вы-то кто? Мама… Чья мама? Фамилия, говорю, как? Слушайте, вы в отделение не сможете подойти? Да хоть сейчас прямо… Вот и славно. Прямо в дежурку и подходите, а там поглядим…
Положив трубку, Никанорыч снял фуражку и вытер платком обширную лысину:
– Ни черта не понять! Кто-то каких-то девочек на озере обижал… Ладно, сейчас придут – разберемся… Ну что, Николай, интересно?
– Интересно, да! – снова улыбнулся корреспондент. – Мне можно будет присутствовать? И пару снимков сделать?
– Присутствовать, конечно же, можно, а вот насчет поснимать… – Дежурный покосился на висевший на груди Левушкина фотоаппарат в светло-коричневом кожаном футляре. – Это хорошо бы уточнить у начальства… Сейчас…
Капитан потянулся к телефону внутренней связи…
– Товарищ капитан! Игнат Степанович, тут такое дело…
– Хороший аппарат – «Зоркий-4», – расчехлив камеру, похвастался журналист.
– Можно! – Иван Никанорыч повесил трубку и снова протер платком лысину. – Снимайте на здоровье! Начальник разрешил. Только потом все снимки ему покажете.
– Это само собой!
Обрадованный Левушкин тут же клацнул затвором и сделал первый кадр: заснял дежурного за пультом.
– Прям заголовок вижу – «Они стерегут наш покой»! А? Как вам, Иван Никанорович?
– Нормально, чего ж… Вы еще отделение снаружи снимите – там березки, красиво…
– Так отделение-то я уже сфотографировал, Иван Никанорович… Это у вас для задержанных камеры?
– Они самые, – покивал капитан. – Поясню только – для административно задержанных. Для всяких пьяниц да дебоширов. По следственным-то делам мы здесь не имеем права держать. Тех в Тянск отвозим. Хотя, конечно, как прокуратура распорядится. В исключительных случаях может и разрешить. Так сказать, в интересах следственных действий… Понятно пока все?
– Да-да! Вы очень интересно рассказываете, Иван Никанорович. В литературный кружок в детстве, часом, не ходили?
Дежурный громко расхохотался и снова вытащил платок.
– Нет, в литературный не ходил, скажете тоже! Ходил на борьбу и еще в лыжную секцию.
– О! Я тоже иногда люблю на лыжах походить. Этакая, знаете, зимняя красота. Мороз и солнце – день чудесный…
– Здравствуйте! Можно войти-то да-ак?
За стойкой дежурки вдруг возникла женщина лет сорока, в темном пиджачке поверх длинного цветастого платья. За женщиной виднелись две испуганные девчушки лет четырнадцати на вид, одна – пониже и поупитаннее, со светлыми косичками, в светлом летнем платьице, вторая – повыше, худенькая, в синем хлопковом сарафане поверх белой блузки.
– Ну, что встали, гражданочка? Слушаю вас.
– Я Харитонова Лукерья… Я звонила недавно да-ак…
– А! – Иван Никанорович надел фуражку. – Так это, значит, вы.
– Я, ага… И это вот девочки. Которые…
– Та-ак… – Искоса глянув на журналиста, дежурный задумался, забормотал себе под нос: – Участковый на выезде… опер вообще в Тянске… Помощник вечером только выйдет… Придется самим… Ладно! Значит, гражданка Харитонова… – Сдвинув на затылок фуражку, Иван Никанорович вытащил из ящика стола листок бумаги и авторучку. Слава богу, чернил в ней пока хватало… ну не пером же писать, не солидно как-то!
– Имя-отчество ваше как? Паспорт при себе имеете?
– Лукерья Васильевна я… Харитонова. А паспорта нет – из колхоза мы, тутоку, в Озерске, недавно… Вот…
Заявительница протянула свидетельство о рождении.
– Что же, сойдет и это… Документ!
Объявленная партией и правительством вот уже несколько лет назад всеобщая паспортизация населения до дальних деревень как-то еще не добралась, у многих паспортов не было вовсе, их вполне заменяло свидетельство о рождении, документ сей принимался везде без всяких проблем…
– Пожалуйста, получите, – переписав установочные данные, дежурный вернул свидетельство хозяйке. – Ну что же… Рассказывайте, что там у вас случилось?
Рассказ гражданки Харитоновой вышел настолько интересным и захватывающим, что Левушкин и думать забыл про фотоаппарат, так заслушался! Так и было что слушать.
В кратком изложении история заключалась в следующем. Утром, часиков в десять, две школьницы – пухленькая Аня Харитонова и ее подружка, худенькая, Марина – решили пойти купаться на дальний пляж. Шли себе, шли, никого не трогали, как вдруг в районе ОРСа на них напал некий неустановленный пока что мужчина! Даже разорвал сарафан… платье…
И вдобавок нецензурно ругался – Харитонова сказала как…
– Прямо так и ругался? – уточнил дотошный капитан.
Кивнув, заявительница оглянулась на девчонок:
– Прямо так! Скажи, Анька! Да не бойся, можно…
– Дак что говорить-то? – Аня шмыгнула носом. – Изругал всех, а потом на Маринку налетел. Она бежать… он сарафан на ней разорвал, а на мне платье…
– А ну, девки, повернитесь-ка! – повелела Лукерья. – Пусть товарищ милицанер увидит!
Переглянувшись, девчушки дружно повернулись… Дежурный крякнул. И впрямь, подол платья на Ане был разорван сзади по самое некуда, у Марины же лямки от сарафана едва держались, и не осталось ни одной пуговицы…
– Однако! – покачал головой капитан. – Интересно, кто ж это вас? Узнать сможете?
– А чего его узнавать-то? – гражданка Харитонова уперла руки в бока. – Лутоня этот, дурачина стоеросовая! Давно ему в психушку пора. А то, ишь, взял моду…
– Ах, Луто-оня… – Иван Никифорыч облегченно выдохнул. – Точно он?
– Он, он, собака поганая! Скажите, девки?
– Дак да, да… Лутоня!
– Что ж, соберем материал, будем настаивать на госпитализации!
– Пристрелить бы гада такого да-ак!
– Ну-у… – дежурный развел руками…
И тут вдруг появилось очередное действующее лицо. Причем появилось весьма беспокойно.
– А-а-а! Вот они, сучки! Уже здесь! – ворвавшись в дежурку, с порога заорала женщина в грязно-синем халате поверх ситцевого темного платья и в светлом летнем платке. – Никанорыч! Ты их слушаешь, что ли? Ну-у, Лукерья! Мармалыга сквалыжная!
– Сама ты мармалыга! Товарищ милицанер! – опасливо отпрыгнув в угол, заблажила Харитонова. – Уберите эту психическую! Прошу…
– Это я-то психическая? Ах ты…
– А ну, бабы, цыц! Цыц, кому сказано! Сейчас… сейчас разберемся.
– Иван Никанорыч, слышал? Это она меня психической обозвала? Ну-у, Лукерья… Ммх!!!
– Тамара Тимофеевна, успокойся! – растопорщив усы, грозно прикрикнул дежурный. – Успокойся! Кому сказал?
– Вот-вот! – Харитонова тут же осмелела, поддакнула. – А сынка своего на привязи держи!
А вот это она сказала зря!
С грозным видом наклонив голову, гражданка Лутонина тут же набросилась на обидчицу и вцепилась в ее волосы! Та ответила тем же… В ход пошли ноги…
– Ах ты заразища! На-а! Вот тебе, вот!
– Помогите-е! – отбиваясь, заблажила Лукерья. – Убивают! Ага-а-а!
Внезапно возникшая схватка грозила перейти в партер… Журналист Левушкин от удивления и некоторого испуга напрочь позабыл про свой «Зоркий». Какой тут, к черту, фотоаппарат – самому бы не попасть под раздачу, несмотря на то что находился в милиции!
Капитан же… Капитан действовал быстро и жестко. Встал, громыхнул кулаком по столу да, выхватив из кобуры табельный ПМ, крикнул так, что задрожали стекла:
– А ну, руки вверх! Живо! Не то пристрелю всех к черту!
Угроза подействовала.
Отпустив друг дружку, драчуньи подняли вверх руки и встали вдоль стенки. Девчонки в углу испуганно заскулили…
– Ну вот. – Удовлетворенно убрав пистолет в кобуру, дежурный по отделению усмехнулся и, обернувшись, неожиданно подмигнул Левушкину. – Совсем другое дело!
– Ну… это… да, – икнув, согласился тот. – Умеете вы убеждать, Иван Никанорыч!
– А теперь, значит, так! – Капитан повернулся к дебоширкам. – Вы, гражданка Харитонова, с девочками пока в коридорчике подождите… Идите…
– Что, совсем уходить? – Харитонова поморгала, искоса посматривая на обидчицу.
– Сказал же – в коридоре ждите! Там скамейка есть.
– А! Поняла, поняла…
– А ты, Тамара, задержись! – Дежурный грозно глянул на Лутонину. – Ну! Жалобщиц я уже слышал. Теперь послушаю тебя! Говори, что сказать хотела?