– И Володя, скорее всего, тоже.
– Он же не глухой. Я даже заплакала тогда, когда уезжала. Обидно так стало почему-то. Вот же дураки! И принесло же их.
Голос девушки задрожал…
Ах, Яна, Яна… знала бы ты, что невольно сделали для тебя эти дураки-мальчишки…
Пенкин привстал на стуле:
– Знаете что, Яна Евгеньевна? А давайте чаю попьем!
– Чаю?
– Ну да, чаю! – Кивнув, потер руки следователь. – Я по пути печенье купил – любите? А чай в дежурке возьму. Тут где-то чашки были… ага, вот… Так, говорите, не только Евтушенко любите? И Смелякова… Небось еще и Вознесенского?
– А вы, я смотрю, тоже!
Пока пили чай, Пенкин рассказывал, как стоял в очереди в книжном магазине за «Братской ГЭС», и так уморительно, в лицах, изображал покупателей, что Яна расхохоталась, и вся грусть, все обиды ее куда-то вдруг улетучились, улетели далеко-далеко, растворились будто сами собой…
Однако Пенкин все же был следователем и должен был делать свою работу, далеко не всегда приятную, а чаще всего – и неприятную вовсе.
– Яна Евгеньевна, я вас вот еще о чем спрошу… А вот больше к вам никто так вот не приставал? Ну, так вот обидно и гадко.
– А знаете, приставал. – Свидетельница вновь стала серьезной. – И не один даже. Тоже вспоминать неприлично, но, понимаю, надо?
– Очень! – честно сказал Сергей.
– Один как-то в клубе, весной… – покраснев, припомнила девушка. – Я в кино пошла, хороший фильм шел, веселый, что-то про замок, про призраков…
– «Призрак замка Мориссвилл». – Следователь спрятал улыбку. – Смотрел. Хорошая картина! Кажется, Чехословацкая…
– Вот-вот… Я на шесть часов пошла – там народу мало, потом еще один сеанс был, на восемь… И этот… Старый такой, плешивый… Уселся рядом с мной – хотя места полно было! Я хотела пересесть, да тут и фильм начался… А он – плешивый этот – мне раз… и руку на коленку положил! А потом… – Тут девушка покраснела еще больше. – Тискать стал… трогать… Вот тогда я встала да пересела. Обругала еще… Да, оказывается, он не только со мной так. Мне потом двоюродная сестра рассказала… Катыков это или как-то так… Старый уже, а женат так и не был. Говорят, на танцах ко всем девчонкам лезет. Но я-то на танцы не хожу, вот и не знала!
– Хорошо, – покивал следователь. – Участковый местный с этим деятелем беседу обязательно проведет! Да такую, чтоб неповадно было. Как, говорите, Катыков?
– Да. Так как-то.
– Не устали, Яна? – вдруг спросил Пенкин. Отчество девушки он как-то само собой опустил, а та и не возражала.
Свидетельница вскинула глаза:
– Да нет, не устала. Вот только вспоминать противно.
– Ничего, скоро закончим!
– Да вы не торопитесь! – усмехнувшись, Яна пожала плечами. – Надо так надо. Меня вообще первый раз допрашивают.
– Дай бог и последний… Яна, вы сказали, еще кто-то подобный был?
– Был! – вздохнула девушка. – Этот – в библиотеке. Мерзкий такой, молодой. Ну, не слишком, конечно. Роста маленького, в очках. В костюме солидном, с комсомольским значком. В читальном зале ко мне подсел, приобнял. Вином от него еще сильно пахло. В гости, говорит, не хочу ли? Вино обещал, торт «Птичье молоко», зефир в шоколаде…
– «Птичье молоко»! Шесть сорок, однако! И вы от такого роскошества отказались?
– Конечно! А поздно уже было – кругом никого… – Яна передернула плечами. – Он еще гадости какие-то стал шептать, пока библиотекарь не вышла… Так он к ней! А она к нему – благосклонно. Я, когда уходила, заметила.
– Та-ак… – Следователь задумчиво посмотрел в потолок. – А что за мужчина?
– Не знаю. Кажется, раньше я его пару раз в магазине видела. Но давно уже дело было. Года, может, три назад… А кто такой – не знаю. Да и он ко мне больше не подходил.
– А библиотекарь? Кто тогда работал?
– Да заведующая, Тимофеева Елена. Отчества не помню. А мужик этот, он как-то на митинге выступал! Прямо с трибуны! Да здешний он, верно, в милиции его знают.
– Что ж, – потерев руки, Пенкин положил перед свидетельницей протокол допроса и протянул ручку, ту самую, дефицитную, шариковую.
– Прочитайте, напишите: «с моих слов записано верно, мною прочитано» – и распишитесь, где галочки.
– Ой! Товарищ следователь… А у вас ручка течет! – Моргнув, Яна показала испачканные чернилами пальцы.
– Течет? Да не должна бы, она ж шариковая! Хотя… – вскочив со стула, Сергей Петрович подбежал к девушке и схватил со стола чистый лист бумаги. – А ну-ка давайте вытирать. Три раза только стержень заправлял – и надо же, протек! Что ж, придется мастерской предъявить претензии! Ч-черт, не оттирается… Давайте носовым платком! Да вы не думайте, он у меня чистый…
Девушка вдруг вскрикнула:
– Товарищ следователь! У вас весь карман в чернилах! На пиджаке вон… Давайте, снимайте быстренько. Я к нам в ателье отнесу – там у нас пункт приема химчистки… В Тянск увезут, почистят. Только быстрей надо!
– Да в Тянске я и сам могу…
– Как же вы в таком поедете?
Уговорила. Как такой красавице отказать?
– Пойдемте, я вас немного провожу… Да и пиджак бы…
– Нет-нет, товарищ следователь…
– Да зовите меня просто – Сергей… Петрович…
Оба вышли на улицу, чуть постояли у крыльца, помолчали…
– Ну, я пойду, а то пиджак… До свидания, товарищ… Сергей Петрович!
– До свидания. Приятно было…
– И мне…
Вот что бы еще такое спросить? О чем поговорить бы? Сергею почему-то очень не хотелось расставаться.
Так он ничего и не придумал – смутился. Одно дело – общаться в качестве официального лица, и совсем другое, когда…
А Яна уже перешла улицу, обернулась… Улыбнулась! Помахала рукой…
– А вы ее куда-нибудь пригласите! – неожиданно посоветовала сидевшая на скамеечке у крыльца девчонка. Та самая, в гольфах… – В кино, а лучше – в театр. Сейчас «Театр музкомедии» на гастролях! «Слуга двух господ» – такой ништяк… Точно не откажется.
– Думаете?
– Ну да! Догоняйте же!
Пенкин так и сделал. Побежал, не обращая внимания на прохожих, кто тут его и знал-то?
– Яна! Яна! Постойте…
– Да?
Девушка быстро обернулась, как будто именно этого и ждала.
– Яна… Вы в «Театре музкомедии» были?
– Я… в театре? Ну, только в кукольном… и то давно уже…
– Так я вот… билеты куплю… Пойдете?
– Да!
Яна сняла очки… и улыбнулась так ярко и радостно, словно выглянувшее после дождя солнце! И Пенкин точно так же улыбнулся в ответ…
Одного из «приставучих мужичков» – плешивого и в возрасте – в милиции установили сразу же. Им оказался некий Виталий Федорович Катков, бывший колхозный счетовод, ныне работающий в леспромхозе. Не такой уж и старый – слегка за сорок, – но потасканный и побитый жизнью… и тем не менее в том, что касалось девочек, весьма самоуверенный и даже нахальный. Что характерно – холостой и женат никогда не был. Выглядел он на все пятьдесят – сутулый, с лысиной, но на танцы в клуб исправно таскался каждую субботу! Клеился там к девчонкам, за что не раз получал по физиономии как от парней, так и от самих девчонок. Ну и участковому жаловались – это да…
– Ну и тип! – Покачал головой Пенкин. – Игорь, а ты его к ответственности привлекал? Хотя бы за хулиганство.
– Да привлекал… – Дорожкин вытянул ноги и вытащил пачку сигарет «Друг» – красную, с собачкой. – Он вроде и остепенился в последнее время. Старый, наверное, стал… По крайней мере, уже больше года жалоб не поступало.
– Все равно, проверьте тщательно. Если что подозрительное – закрою сразу.
– Проверим…
Все трое – Ревякин, Дорожкин и Пенкин – сидели на скамеечке у милицейского крыльца, под березками. Ревякин с Дорожкиным курили, а следователь так сидел, за компанию.
– И на второго, из библиотеки, наметки есть, – выпустив дым, сказал Игнат. – Но проверить надо…
– Товарищ, вы передачку передали? – рядом возникла девчонка в желтых гольфах… Эля Селиванова, подружка задержанного гражданина Епифанова. Или, как она говорила, невеста… Грустная, растрепанная, с поникшим взором, она сейчас мало напоминала ту наглую девицу, что качала права в доме своего ухажера.
– Передачку? Ах да, передал, конечно, – покивав, Пенкин успокоил девушку. – Не сомневайтесь, ест ваш приятель пироги с капустой и добрым словом вас поминает.
– Спасибо, – грустно улыбнулась Эля. – А долго ему еще тут?
– Это по «музыкальному» делу? – Игнат тоже вступил в беседу. Правда, не с девушкой, а больше со следователем. – Он, кстати, у нас тут по хулиганке задержан… Завтра площадь пойдет подметать у автостанции… А по делу сейчас Максим работает.
Пенкин задумчиво покивал:
– А-а… То-то я его не вижу. Думал, на обед ушел.
– Нет, работает… Вас, девушка, возможно, тоже вызовут… – глянув на Эльвиру, строго промолвил Ревякин. – Так что пока никуда не уходите.
– Да куда ж я денусь? – Девчонка пожала плечами и вытащила пачку сигарет. Американских. – Спички не дадите?
– Зажигалочка имеется! – Вытащив импортную зажигалку, Дорожкин щелкнул ею…
Селиванова прикурила, затянулась, выпустила дым.
– Спасибо.
– Вы бы такими вежливыми раньше были, при задержании, – усмехнулся Ревякин. – Глядишь, и без мелкого хулиганства обошлось бы.
– Да черт попутал. Понимаете, мы давно не виделись и вот встретились наконец, а тут вы…
– Получается, самый интересный момент вам испортили! – хохотнул Дорожкин. – Что ж, бывает.
Между тем из распахнутой форточки кабинета младшего опера вдруг послышался смех.
Все трое переглянулись…
– А они там, похоже, приходят к консенсусу, – выбросив окурок в урну, протянул Игнат. – Что ж, поглядим.
– Там дело-то бесперспективное, насколько я понимаю. – Следователь оглянулся на Элю. Та уже отошла и нервно курила в стороне, за березами, понимая, что милицейские разговоры посторонним людям слушать не следует.
– Два раза уже из «Техприбора» звонили, – пояснил Ревякин. – Хороший, говорят, специалист этот Толик. Мастер! Чуть ли не на Доске почета у них. Ходатайство написали – хотят на поруки взять.