– Так и пусть берут. – Сергей Петрович оглянулся на Элю. – Если вину свою полностью признает, раскается… Дело прекратите по «девятке», какая разница? «Палка»-то вам все равно достанется. Показатели еще никто не отменял!
– Так бывает иногда, – подал голос Дорожкин. – Вроде бы хулиган хулиганом, а руки – золотые. Вот был у нас Котька Хренков, нынче он в Тянске, на междугородных рейсах! Не каждому доверят.
– Так сколько за него Колесников просил, завгар! – припомнил Игнат. – А уж Александр Федорович – человек уважаемый… Ну что, Сергей Петрович, уезжаете?
– Да, пожалуй, пора. Уж там, у себя, подобью все бабки. Ну и вы, как что вызнаете, звоните немедленно! Дело в райкоме на контроле.
– Да знаем… – Ревякин устало потянулся и поднялся. – А вы что же, Сергей Петрович, без пиджака? Хотя в «Волге»-то не простудитесь… Владимиру Андреевичу большой привет!
– Обязательно!
Попрощавшись, следователь пошел к черной лаковой «Волге», стоявшей с другой стороны крыльца. Заурчал двигатель…
Положив наливную ручку – с печатной машинкой он пока был как-то не очень, – Мезенцев усмехнулся:
– Значит, говоришь, покуролесили в Дебрецене?
– Не в Дебрецене. В Секешфехерваре!
– А я в самом Будапеште служил.
– Красивый город!
Как выяснилось, оба – Максим и Толик – проходили срочную службу в Венгрии, в Южной группе войск. Все три года, от звонка до звонка…
– Все ж хорошее было время!
– Вот и я говорю…
– Взводный у нас был, летеха, боксер! Хороший парень. До сих пор благодарен… Так он и нас к боксу приобщил. Бывало, выйдешь в наряд, а вся рожа разбита! Ну, начальство знало, что тренируемся… Ладно! – Мезенцев вновь взял ручку и придвинул поближе листок. – Значит, говоришь, аппарат этот списанный.
– Не только списанный, но и сломанный, – закивал Толик. – Я с ним возился не меньше, чем с «Ковровцем». Вот тоже – химера! Ну не тянет на низах – и что ты будешь делать? Я про мотоцикл…
– А я как-то к мотоциклам не очень. – Максим пожал плечами. – Мне бы лучше машину. Я ведь шофер вообще-то… Училище наше перед армией окончил.
– А я – радиотехническое! – улыбнулся подозреваемый. – А от машины и я бы не отказался… Да только деньги нужны… Новый «Москвич», говорят, зверь!
– Четыреста двенадцатый? Да уж. Только и стоит больше пяти тысяч! Не-е, мне бы старенький четыреста седьмой или что-то вроде него. Отладил бы да ездил.
– Под четыреста седьмым больше бы лежал, а не ездил!
– Тоже верно. Но это смотря какой попадется…
Начатый Мезенцевым допрос как-то сам собой скатился к обычной – чуть ли не дружеской – беседе, оказавшейся между тем весьма продуктивной!
– А пленку ты на свалке нашел?
– Так говорю же! Могу место показать… Да на повороте от Тянска, наверное, и сами знаете. Там местные сперва углядели, хотели на парники забрать, да толстовата. А мне в самый раз!
– А раньше на чем писал?
– Так на «костях», как стиляги! Тоже на списанных… Их из рентген-кабинета пачками выбрасывали.
– Так… – записав, Мезенцев перешел к следующему вопросу – о девушках.
– Ну да, было, – тут же признался подозреваемый. – Когда только из армии пришел, жадный до девок был! Ни одной красотки на танцах не пропускал. А потом Эльку встретил.
– И что, остепенился?
– А с ней попробуй не остепенись! Огребешь быстро… – Толик расхохотался и вдруг, резко оборвав смех, понизил голос: – Вообще Элька хорошая. У нас по серьезному с ней. Больше скажу – мы пожениться решили!
– Так у нее возраст-то!
– Семнадцать. Можно же ввиду обстоятельств… Хотя, когда из тюрьмы выйду, она уже совершеннолетняя будет, – грустно улыбнувшись, Епифанов вдруг задорно тряхнул головой. – Сразу же и женюсь! Элька ждать обещала.
– Ну вы это… как декабристы! – хмыкнул Максим. – А о девчонках мне подробно надо. Сам понимаешь…
Толик глянул в окно:
– О них вам лучше Эльку спросить. Вон, на скамеечке курит. Она всех девок в Маркове знает.
– А ты – нет?
– А я – только симпатичных!
– Ладно, сейчас и спросим. – Положив ручку, Максим поднялся. – Ну, вставай! Чего расселся? В дежурке пока подождешь.
В дежурке было весело и многолюдно. Собралась не только дежурная смена, но и Дорожкин, и техник-криминалист, и почти все патрульные, кроме тех, кто был на маршруте. И даже был посторонний – журналист Левушкин с фотоаппаратом.
Вообще-то такие сборища в дежурке не положены, но… Сам начальник, вернее врио, сидел на месте дежурного и читал вслух свежий номер газеты «Серп и Молот»:
– …и вот эти люди в милицейских погонах каждый день, каждый час, каждую минут берегут наш покой! Обычные, такие же, как все мы, люди, неброские и простые… Эх, Никанорыч! Неброский ты наш!
Громыхнул хохот… Корреспондент, смутившись, покраснел.
– А вообще – хорошая статья, товарищ Левушкин! – Встав, Игнат подошел к журналисту и крепко пожал ему руку. – Нет, правда, хорошо написано! Все как есть… без лишнего этого пафоса и… В общем, спасибо! Думаю, коллеги со мной согласятся…
– Да конечно! – со всех сторон послышались одобрительные возгласы.
– Здорово написано!
– Молодец журналист!
– Побольше бы таких статей, а то обычно всякую ерунду пишут!
– Африканыч, ты мне тут не политиканствуй! – Оглянувшись на техника-криминалиста Теркина, начальник строго погрозил пальцем.
Из рации послышалось шипение, какие-то обрывки слов.
– Слушаю, Гладиолус! – схватил микрофон дежурный.
В ответ в динамике снова зашипело, потом раздался треск, перебор гитары, и зазвучала песня:
– Тополя, тополя, в горат мой влублен-ные…
Ревякин качнул головой и строго посмотрел на дежурного:
– Иван Никанорыч! У тебя там патруль пьяный, что ли?
– Да не умеют они так петь! – сняв фуражку, Никанорыч вытер вспотевший лоб носовым платком. – И на гитаре не умеют…
– Так это радио, товарищ капитан! – подсказал кто-то из сержантов.
– Понимаю, что не телевизор… Шучу!
– …деревца зеленые…
Песня оборвалась столь же внезапно, как и возникла.
– Вам бы диоды поменять да подпаять малость, – заметил скромно стоявший у стеночки Толик.
– Диоды… – задумчиво протянул Игнат. – Кое-кто нам давно обещал… А, Максим?
– А вы диоды купили?
Мезенцев еще со школы увлекался радиотехникой – мог починать несложный приемник или проигрыватель. А вот насчет милицейской рации все же был не уверен. Слишком много в ней было всего такого… профессионального…
Водворив подозреваемого обратно в камеру, – а куда его еще девать? – Макс вышел на крыльцо:
– Гражданка Селиванова? Заходите.
– Ага!
Поспешно бросив окурок, Эля побежала в отделение…
– …Про девчонок? – усевшись на стул, девушка машинально закинула ногу на ногу. – Про девчонок я вам, товарищ милиционер, так скажу – сами они на Тольку вешались, да еще как! Одной я даже врезала, когда они меня побить пытались. Дело было на танцах, в клубе… С женихами-то в Маркове не очень. А тут Толик после армии! Умный, красивый, интересный… – Эльвира томно вздохнула. – Весь при всем! А соседка, Катька Козлова, та, про которую вы спрашиваете, тоже к нему клеилась. Вот, сами смотрите – Толик с утра музыку заведет, и она тут же! Сидит у окошка, зараза, слушает, будто других дел нет. А еще – выглядывает, сторожит. Тольку увидит – тут же высунется, скажет что-то… Пластинки? Да, да, записывал. Сказал, от ателье подработка… Я, да, в училище продавала, по госцене – по шестьдесят копеек. Толик строго-настрого предупредил, чтоб не выше, а то это… спекуляцией считаться будет.
– Значит, от ателье подработка…
– Да, он говорил, что до армии еще там работал. В отделе «Звуковой сувенир».
– А записи для переписки где брал?
– У него друг в Ленинграде, моряк, в загранку ходит… Магнитофон новый! А в городе – радиола «Урал», большая такая, здоровская! Сто рублей стоит, но Толик по дешевке купил, с рук, сломанную… Починил вот и…
– Хорошо-хорошо… Здесь вот распишитесь… Все, больше не задерживаю.
– Спасибо… А Толик? – Девчонка обернулась в дверях, грустная и какая-то потерянная. – Его когда? Ну, в тюрьму…
– К лишению свободы, гражданочка, у нас только суд приговаривает! – наставительно пояснил Максим.
– А когда суд?
– Да, честно сказать, думаю, что обойдемся без суда. Вину ваш дружок признал полностью, раскаялся…
– Значит, не посадят? Правда?! – Эльвира восторженно всплеснула руками. – Вот же здорово-то!
– Но метелкой-то ему помести придется, не знаю, сколько уж начальник назначил…
– Я помогу!
– У вас, гражданка Селиванова, пока только предупреждение! Так и ступайте себе. Еще на вечерний автобус успеете.
Выпроводив свидетельницу, Мезенцев подошел к окну. Вечерело. За дальними холмами и лесом пылало жаркое золотистое солнце. Зудели комары… И еще что-то… Мотоцикл! Старенький черный «Минск» с одиночным сиденьем. А, это ж тракторист Славков в гости пожаловал! Молодец Дорожкин, не забыл про повестку.
Прочитав объяснения Толика и Эльвиры, Славков на этот раз запираться не стал – раз уж те сами признались. Показал, что гражданина Епифанова знает давно, с пионерского лагеря, и означенный гражданин где-то по весне предложил ему помочь с распространением пластинок «Звуковой сувенир».
– Да, сказал, что подрабатывает в ателье, в звукозаписи. Сказал, план не выполняют. И еще просил не болтать, потому что – конкуренты, да и вообще. Вот я и не болтал… Сосед? Какой сосед? А, Лутоня? Да ничего, не безобразит. Он вообще спокойный, если не достают… Да, девки к нему малолетние приставали – дразнились… Вот дуры-то! Знают, что лучше не задевать.
– Здесь распишись… – Мезенцев пододвинул исписанный листок. – И к участковому загляни, кабинет рядом. Что-то он от тебя хотел…
Вновь подойдя к окну, Максим потянулся и зарядил в машинку чистый лист бумаги. Отказное постановление все же лучше было бы напечатать, а не писать каракулями от руки. Заодно печатать на машинке потренироваться. Опера не только ноги кормят, но и машбюро. По бюрократии судят!