– Постановление о прекращении уголовного дела… – одним пальцем набил Максим. – Мной, пом. оперуполномоченного УР сержантом Мезенцевым, в ходе проверки материала КП за номером…
Черт! Слово «милиции» пропустил после «сержанта». Это ж специальное звание, так и надо четко писать – не танковых же войск сержант!
Черт!
Испорченное постановление полетело в корзину…
– Тьфу!
Туда же отправился и следующий листок…
– Тьфу! Тьфу! Тьфу!
И еще парочка…
Когда младший опер наконец закончил с постановлением, солнце уже скрылось за дальним лесом. Часа два провозился, чего уж! Чаще надо тренироваться, меньше ручкой писать, а больше – на машинке печатать. Вон как Пенкин! Любо-дорого посмотреть… А конспекты старые так и не привез, забыл. Но в следующий раз обещался…
Пора уже было и закругляться да идти домой. Мать уже, поди, поужинала, телевизор смотрит… А, нет! К Дорожкиным пошла, внучку нянчить…
Расслабленно потянувшись, Максим позвонил в дежурку:
– Никанорыч! Епифанова ко мне отправь… Да куда он денется-то?
Через пару минут явился Толик:
– Можно?
– Садись, читай…
Епифанов зашевелил губами…
«…исходя из вышеуказанного, в возбуждении уголовного дела по признакам состава преступления, предусмотренным ст. 153 УК РСФСР (частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество), отказать на основании ст. 9 УПК РСФСР – в связи с передачей виновного на поруки».
– На поруки… – задумчиво повторил Толик. – Это за меня поручились, выходит?
– Ходатайство написали!
– Ну, коллектив у нас вообще мировой!
Вошел Ревякин. Глянул на постановление, ухмыльнулся:
– Закончили уже? Анатолий… Чем метлой мести… У меня к вам предложение. Деловое. Что вы там про диоды-то говорили, а?
На следующий день, прямо с утра, участкового уже дожидалась бабуся в цветастом платке и подбитой собачьим мехом кацавейке.
– С семи утра тут, – поведали в дежурке Дорожкину. – Тебя хочет. Говорит, внучка пропала. Ты так, это, разберись… Сам знаешь, бабули-то – они такие! Чудят.
– Да разберусь, разберусь. – Игорь махнул рукой и приоткрыл дверь на крыльцо. – Гражданочка, проходите!
Посетительница живенько взбежала по ступенькам.
Войдя в кабинет, Дорожкин положил фуражку на подоконник и, искоса глянув на висевший на стенке портрет Ильича, уселся за стол:
– Итак. Фамилия, имя, отчество?
– Цыбакина Евдокия Петровна…
– Очень приятно. А я участковый ваш – Дорожкин Игорь Яковлевич.
– Да я знаю.
– Очень хорошо. Ну, Евдокия Петровна, что у вас случилось?
У Евдокии Петровны пропала внучка, Ковалькова Рита, – не ночевала дома уже вторую ночь.
– А я ж над ей опекун! – бабуся покачала головой и скорбно поджала губы. – А ну-ка, натворит что? А мне потом отвечай да-ак!
– А что, может натворить? – заинтересовался Дорожкин.
Цыбакина махнула рукой и перекрестилась:
– Да уж может. Алевтину как-то так довела да-ак, ужас!
– Алевтина – это…
– Дочка моя старшая. А значить, ейная, ну, Ритки, тетка! Продавцом в Тянске работает да-ак. В самом главном магазине! Уважаемый человек.
– Значит, может натворить… – задумчиво протянул участковый. – А лет-то ей сколько?
– Алевтине-то?
– Внучке вашей!
– А-а… Дак шешнадцать уж давно. Кобылища!
– Ого! – Дорожкин потер руки и откинулся на спинку стула. – Шестнадцать, говорите… А что, раньше-то она так вот не пропадала?
– Дак как же не пропадала, товарищ дорогой! Не раз уж… Говорю ж – кобылища! Главное, платье мое изрезала, до войны ишо куплено… тако хорошее платье да-ак… Ух! Змия!
– А где она пропадала обычно? – попытался уточнить участковый. – У кого?
– Да у разных… – Склонив голову набок, бабуся поправила платок. – Я ж подруг-то ейных не знаю… В Лерничах как-то была! Там у ей эта… знакомая… Как звать – не знаю. Ритка-то скрытная да-ак! Ниче мне не расказыват. Ниче!
– Так, может, она и сейчас в Лерничах?
– Может. – Цыбакина поджала губы. – А токмо я-то опекун у ней! Отвечаю! А попробуй-ко за таку-то коровищу ответь! Натворит чего, а я виновата? Ох, товарищ дорогой… Знала бы, ни за что опекунство это не взяла… И здоровья уж нет, и… А Ритку-то козу пасти не заставишь! Вертихвостка… – Чуть помолчав, Евдокия Петровна с подозрением взглянула на портрет Ленина и продолжала, чуть понизив голос: – Вот Алевтина-то мне и говорит: иди, говорит, заяви, пока не поздно! Вот я и…
– Постойте-ка! – вспомнил вдруг участковый. – А гражданка Ковалькова Анна Ивановна кем вам приходится? Верней, приходилась?
Ковалькова Анна состояла у Дорожкина на учете да года два назад померла от жестокой пьянки. И дочка у нее была, да… Ну да, Рита! Еще как-то в школу не ходила, и тогда разбираться пришлось.
– Нюрка-то дочка моя младшая. Два года, как померла да-ак… А Ритка вот мне досталась, змеища…
– А с кем она общалась вообще?
– Да пес ее знает-то, товарищ дорогой! – Смачно зевнув, Цыбакина махнула рукой. – Я ить все по хозяйству, огород вот, коза, куры… Кабанчика Алевтина обещалась достать… А здоровье-то уж не то! Нету здоровья-то. А от Ритки-то помощи не дождесси да-ак!
– Что же, понятно все с вами, – выслушав старуху, покивал Дорожкин. – Может, пока подождем заявление-то писать? В Лерничи бригадиру телефонирую – выясним. Да, может, уже и вернулась ваша Рита…
– Нет уж, дорогой товарищ! – Старушенция злобно сверкнула глазами. – Алевтина наказала – заявление обязательно написать. Чтоб если что – мы сигнализировали! Так что уж…
– Хорошо. Вот вам бумага – пишите! Да и приметы описать не забудьте. В чем ушла, как выглядела…
– Мелкие правонарушения не имеют такой общественной опасности, как преступления, однако и за них граждане несут ответственность в соответствии с действующим законодательством…
Женька говорила без запинки, легко и свободно – не зря дома готовилась почти целый день, учила. Поначалу, конечно, выступать было как-то страшновато, однако испуг быстро прошел – юные спортсмены слушали лекцию внимательно, с интересом и даже задавали вопросы.
– А что такое мелкое хулиганство? – подняв руку, спросила худенькая девочка лет четырнадцати в синих спортивных трусах и майке «Трудовые резервы».
Да, все дети здесь были в спортивной форме, сразу после лекции – на тренировку. Сидели прямо под соснами, напротив старой школы, где ныне располагался спортивный лагерь, кто-то – на скамеечках, а кто и просто на траве, недалеко от турников и летних умывальников.
– А примеры привести можете?
Женя привела примеры:
– Вот, скажем, ругнулись вы матом где-нибудь у магазина или на площади – вот вам и мелкое хулиганство!
– А если в лесу?
– Лес – место не общественное. Там вас никто не слышит. Ну, медведи разве… Есть еще вопросы?.. Тогда спасибо за внимание!
– И вам спасибо!
Юные спортсмены похлопали и стали собираться на кросс.
– Спасибо, спасибо! Приходите еще… Ах, Женя, какая ж вы сегодня красивая! – рассыпался в комплиментах тренер, Геннадий Петрович.
Между прочим, Женьке это было приятно. Оделась она для лекции очень хорошо и строго – черная плиссированная юбка, белая блузка с черными пуговицами и оторочкой, черные туфли. Знала, подобное сочетание цветов очень идет брюнеткам и темно-русым…
Вот и тренер этот, Иваньков…
– Так, ребята! Маршрут знаете… Финиш – на Большом озере, на дальнем пляже! Там я вас и встречу.
– Геннадий Петрович! А вы напрямик побежите?
– А мотоцикл у меня на что?
Мотоцикл, старенький голубой «Иж», был прислонен к дощатой стене старой школы.
– Что-то вы, Женя, к нам на танцы не заглядываете? А ведь обещали…
Патлатый, крепенький, в синих спортивных штанах, кедах и ослепительно белой майке, с висевшим на шее импортным свистком, он и сам выглядел сегодня на все сто!
Длинные волосы… Голубой мотоцикл… Кеды… По всем приметам Геннадий Петрович очень походил на разыскиваемого преступника, вернее – на подозреваемого. Женька рассказала о нем Максиму, но тот лишь усмехнулся скептически… А вот сама-то Колесникова тренера со счетов не сбросила и решила проверить! Потому и с лекцией к спортсменам пришла. Тем более с «музыкальным»-то делом закончили…
– На танцы пока что некогда, Геннадий Петрович. – Женька вообще-то и не припоминала, чтоб что-то подобное обещала. – Мне еще на ферме лекцию читать и в лагерях.
– На ферме среди коров будете лекцию читать?
– Почему среди коров? В красном уголке!
– А к нам сейчас журналист придет, из Тянска, – глянув на часы, вдруг вспомнил тренер. – Ребята! Пока никуда не убегаем. Ждем…
– А чего ждем, Геннадий Петрович?
– Корреспондента! Для газеты вас фотографировать будет. Репортаж готовится!
– Ух ты! Здорово! А что за газета, Геннадий Петрович? «Пионерская правда»?
– Да нет, наша. «Рога и…» Тьфу! «Серп и молот»… А вон он, кстати, идет!
На холм со стороны Школьной улицы поднимался мужчина лет тридцати или чуть старше. Плотненький, лысоватый, в сером летнем костюме, какие были в моде лет двадцать назад, и кремовой рубашке без галстука. По виду – этакий вечно всюду опаздывающий увалень, рохля. А на левой щеке – пластырь! И губа распухла. Одна-ако! Неужели кто-то побил? Или пчелы покусали?
На шее «рохли» болтался фотоаппарат в коричневом кожаном футляре. «Зоркий» или «ФЭД».
– Ну, пойду я, пора… А на танцы я к вам зайду!
– Очень… очень рад буду!
Простившись, Женька быстро зашагала вниз по тропе, мимо старой школьной конюшни вниз, к новой школе – светлой, из белого кирпича…
Между тем «рохля» поднялся на холм.
– Здравствуйте! Чуть опоздал, извиняюсь… А вы, значит, Геннадий Петрович Иваньков, тренер ДЮСШ?
– Он самый! Можно просто – Геннадий.
– Очень приятно, Левушкин Николай. – Корреспондент протянул руку. – Газета «Серп и молот».
– Да мы с вами как-то в горкоме комсомола встречались, – вспомнил Иваньков.