Рита дернула шеей:
– Нет… Роста невысокого, но крепкий, плечистый, грудь волосатая…
– А прическа? «Канадочка», полубокс?
– Под битлов прическа! – неожиданно расхохоталась девчонка. – И знаете, мне показалось, что волосы-то у него крашеные. Ну, под каштан… Вот как у меня, но чуть потемнее.
– А с чего вы так решили?
– Да не знаю! Говорю ж – показалось.
– Хорошо… – Быстро все записав, участковый продолжил беседу: – Ну познакомились. Он, кроме того что имя назвал, что-то про себя рассказывал?
– Сказал, тренером работает в Ленинграде, а здесь проездом. Дальних родственников навестить.
Тренер!
– Мотоцикл при нем был?
– Нет, мотоцикла не было… Хотя я потом треск слышала. Так что, может, и был, да я не видела.
– А что дальше было?
– Да ничего такого, он рюкзак принес, достал бутылку вина, красного, батончик шоколадный. Стали пить…
– А потом?
Ковалькова вдруг усмехнулась:
– Все рассказывать?
– Все! Это очень важно, Рита! Так что там было?
– Ну, вы, Игорь Яковлевич, сами-то не догадываетесь? – Рита насмешливо округлила глаза. – Он мне понравился, я ему – тоже. Чего б и не… Тем более место безлюдное… ну, почти… Да мы еще подальше в кусточки отошли…
Девчонка чуть помолчала.
– Презираете? – спросила она, и глаза ее вспыхнули. – Воспитывать будете?
– Да нет…
Дорожкин хотел было сказать, что воспитывать ее уже поздно, да и вообще – советские девушки так себя не ведут… Хотел, но не сказал – сейчас важно было разговорить эту распущенную не по годам девчонку. Чтоб не замкнулась в себе, чтоб вспоминала… Да, и это очень хорошо, что Ковалькова ничего не стесняется. Очень хорошо! И стыдить ее сейчас нечего. Не тот момент!
– Все хорошо, Рита… Все хорошо.
Ободряюще улыбнувшись, участковый общался со свидетельницей подчеркнуто уважительно, что той явно нравилось, и молчать она вовсе не собиралась.
Еще бы – настоящее взрослое приключение, к тому же любовное, прям как в иностранных фильмах, где «дети до шестнадцати лет…». И ее так внимательно слушают, не воспитывают, не ругают…
– Одно только спрошу – тебе-то не страшно было? Все-таки незнакомый мужик…
Дорожкин все ж соскользнул на «ты».
– Нет. – Рита пожала плечами. – Мы ж познакомились… Да у него и презервативы были, он сразу показал. Говорю ж – человек интеллигентный! Так мне поначалу понравился…
– Поначалу? – поднял глаза Дорожкин. – А что потом?
– Ну, зашли мы в кусточки, полотенечко расстелили. Он меня раздевать начал, целовать… Я тоже бревном не лежала… И он это… ну, раньше времени… Мне прямо на живот… Уж извините, если что не так сказала…
– Нет-нет, все так. Мы ж с вами не дети!
– Вот именно…
– Дальше!
Ковалькова повела плечиком и вздохнула:
– А дальше все плохо! Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Ну не получилось у него ничего! Бывает, знаете, с мужиками… А я ведь помогала! И все равно… Он озлился, будто это я в чем-то виновата… Глаза такие сделались – бешеные! Обругал меня матом… еще соней почему-то обозвал… и повидлом…
– Повидлом?
– Ну, он так сказал… Заводиться начал, шлепнул по щеке легонько, еще хотел ударить… Ну и я в ответ бы… Не заржавело б! Но тут звук моторки послышался…
– Что еще за моторка?
– Да рыбаки… Они далеконько плыли, но он почему-то оглянулся и как-то сразу сник… Извинился даже и бочком-бочком – ушел…
– А куда ушел?
– Да я за ним не следила. Обиделась! А потом к подруге уехала, в Лерничи… Честно – обидно. Такой с виду мужчина – и на тебе!..
Сегодня к Дорожкину ходили целый день, хотя часы приема граждан были расписаны на вторник и пятницу. Нынче же был четверг… или понедельник? Совсем голова кругом пошла!
Едва ушла Ковалькова, как явились девчушки из ОРСа – пухленькая Аня Харитонова и тощая подружка ее, Марина. Те самые, с которыми участковый не так давно проводил профилактическую беседу, чтоб не дразнили соседа своего, Сашку Лутонина, инвалида детства. Девчонки клятвенно обещались не дразнить и еще почему-то вызвались за ним наблюдать, хоть Дорожкин и не просил об этом…
И вот теперь явились с докладом! Возбужденные – дальше некуда! Анька прямо с порога начала махать руками и кричать, Маринка же держала в руке куклу – обычного голенького пупса.
Вообще-то в таком возрасте уже с куклами не играются…
– Дяденька!
– Участковый!
– У Лутони!
– Во дворе…
– Нашли!
С этими словами Марина протянула куклу…
Игорь глянул… и вздрогнул.
Глаза у пупса были выколоты, похоже что шилом, а на спине намалевана… красная пятиконечная звезда!
Глава 10
Тянск – Озерск, июль 1968 г.
Дочитав материалы дела, новый районный прокурор товарищ Христофоров покачал головой и крепко задумался. Улики против тренера Иванькова, конечно, имелись, но только косвенные… И пойдет он на признанку или нет, еще бабушка надвое сказала. Скорее всего, не пойдет, раз уж обещал жаловаться. Да и покровители у него – ого-го! На следствие, на прокуратуру во как давят! С другой стороны, и отпустить пока что нельзя – сия процедура обязательно вызовет нехороший общественный резонанс… Вот если бы был еще один подозреваемый! Да, тогда хорошо было бы… А если все же тренер и есть убийца? Не зря же улики против него имеются.
Зазвонил телефон внутренней связи. Секретарь Ниночка доложила…
– Откуда-откуда? Из райкома? Так соединяйте же, что тут думать! – с гневом выкрикнул в трубку Аркадий Тимофеевич.
Ну и секретарь досталась – дурочка, каких еще поискать! Уволить ее, что ли, к чертям собачьим?
– Слушаю, районный прокурор! Здравствуйте, товарищ секретарь! Рад слышать, Вилен Иннокентьевич!
Как раз относительно тренера Вилен Иннокентьевич и звонил. Требовал! Чтоб отпустили немедленно, если улик нет, либо… либо быстро довели дело до конца, а не мурыжили зря человека.
Первый секретарь говорил громко, очень громко, пожалуй, куда громче, чем надо было. При этом особого гнева опытный аппаратчик Христофоров в голосе товарища Венедского что-то не заметил. Зачем тогда так орать? Ясно – для других. Чтоб все слышали, чтоб знали – просьбы трудящихся партия выполняет исправно! На страже закона строго стоит!
Все же Вилен Иннокетьевич, при всех своих недостатках, был мужик умный. Новый прокурор это очень хорошо знал, а потому быстро убедил партийное начальство чуть-чуть подождать, слегка припугнув народным недовольством, которое недавно назначенному секретарю было уж никак не надобно.
– Народ там, сами понимаете, злой. Как бы в Москву потом не пожаловались. Скажут – убийцу выпустили. Потому тут уж, Вилен Иннокентьевич, такой случай, когда лучше перебдеть, чем недоспать… Да-да! Бросим все силы! Уже организовали следственно-оперативную группу!.. Как кто во главе? Алтуфьев, конечно же! Да-да, справится – наградим… Нет – строгача ему влепим! А то и «неполное служебное»… Да-да, просьбу вашу я помню… Да-да, товарищ секретарь, будет исполнено… Что? Какая стенгазета? Ах, стенгазета… Сделаем, Вилен Иннокентьевич! Указание партии выполним! Да не ерничаю я, с чего вы взяли?
Положив трубку, Христофоров подошел к зеркалу. Форму он нынче не надел, облачился в дорогой кремовый пиджак и светлые летние брюки. Лаковые чехословацкие туфли обувной фабрики «Цебо» (бывший «Батя»), ослепительно белая гэдээровская рубашка, узкий черный галстук – болгарский или румынский… Хорош! Ах, хорош! Подмигнув самому себе, Аркадий Тимофеевич вытащил из ящика стола шоколадку «Аленка» и вышел в приемную – исправлять сделанную сегодня ошибку… Ну и еще имелось кое-какое дело, тоже, между прочим, важное…
– Ниночка, это вот вам небольшой презент… Извините, накричал, не сдержался…
– Ну что вы, Аркадий Тимофеевич… – тут же расцвела секретарь.
А новый шеф тут же похвалил ее блузку и юбочку… немного коротковатую для официальной приемной.
– А ведь у меня к вам важное дело, Ниночка. – Улыбнувшись, Христофоров совсем по-простецки уселся на край стола.
– Внимательно вас слушаю, товарищ районный про…
– Ниночка, вы рисовать умеете?
– Гм… – Девушка задумчиво напряглась и покусала губы. – В школе по рисованию пятерки были… Но с тех пор не пробовала.
– Попробуйте! – широко улыбнулся шеф. – Уверен – получится. А почерк у вас, я вижу, красивый… Еще и на машинке печатаете… Да вы ведь комсомолка у нас?
– Комсомолка.
Ниночка невольно улыбнулась – приятно было осознавать, что тебе нет еще двадцати восьми лет, когда из ВЛКСМ выбывали по возрасту…
– У нас тут всего два комсомольца остались, я да Пенкин, Сергей… Сергей Петрович, – расхорохорилась секретарь. – Еще Ирина Михайловна была, по новому мужу – Телегина… Так та уже…
– По старости выбыла! – спрятав усмешку, подсказал Христофоров.
Ниночка зарделась:
– Ну вы скажете…
– Короче, вот что… Нам нужно выпускать стенгазету! – Качнув головой, прокурор перешел к делу. – Причем на постоянной основе, хотя бы раз в месяц. Что вы смеетесь, Ниночка? Это не мое требование, а указание районного комитета партии! Как раз только что товарищ Венедский звонил именно по этому вопросу. В связи с усилением идеологической работы. Идею сам товарищ Суслов поддержал! – Аркадий Тимофеевич ткнул пальцем в потолок, типа – в небо. – Поэтому держать будут на жестком контроле. Понимаете?
– Понимаю, – вздохнув, серьезно сказала девушка. – А это… я одна буду делать?
– Пенкина возьмите… Вы же у нас молодежь! В конце месяца в Софии открывается фестиваль молодежи и студентов… Вот на эту тему и выпускайте. Назвать можно «На страже закона»… Или нет… «На страже законности и порядка». Как вам?
– «На страже законности» – лучше.
– Ну вот и хорошо. – Христофоров потер руки. – Пенкина ко мне вызовите, Сергея Петровича. А через часик – Ирину Михайловну… Телегину по новому мужу.
С Пенкиным новый прокурор разговаривал безо всякого давления, спокойно – как профессионал с профессионалом. Вернув материал дела, высказал свое мнение и задал несколько вопросов, некоторые из них оказались для Сергея весьма неожиданными.