аниченного контингента Советских войск в Афганистан и объявив СССР «империей зла». (Как тут не вспомнить аналогичное выражение предшественников нынешних русофобов — основатели марксизма назвали российскую империю «тюрьмой народов».) После откровенных шагов, они вновь надели миролюбивые маски и перешли к «невидимым» сражениям.
Мотивы американцев понятны — прежние подходы требовали своего логического завершения. Тем более что Запад стоял накануне глобального кризиса: «Гонка вооружений <…> становилась губительной и для самой Америки. Ведущие американские эксперты пришли к выводу, что победы в гонке вооружений над СССР им не добиться. <…>
По их прогнозам, выходило, что если не произойдет коренных перемен к середине 1990-х годов, в США ожидался колоссальный социальный и политический взрыв. <…> Единственным выходом для властителей Америки стала задача разрушить СССР изнутри, найдя для этого необходимые рычаги воздействия» [4.02.С.7].
И, забегая вперед, надо признать, что эксперты не ошиблись: крах СССР спас Америку от кризиса и началась такая эра процветания, какой эта страна не знала никогда до сих пор. Если более пристально, чем это делается обычно, отследить показатели социально-экономической жизни обеих субцивилизаций, то становится весьма приметным, что именно с середины 1980-х гг., когда СССР вошел в эпоху управляемого развала советской государственности и народного хозяйства, Запад начал успешно решать проблемы структурной перестройки экономики, снизилась безработица до порогового уровня, удалось резко поднять жизненный уровень, при этом, что самое главное, без особых потерь, не допустив инфляции. Настолько эффективно такого рода задачи Западу никогда не удавалось успешно решать. И эта проблема была решена на высочайшем интеллектуальном уровне. Западу удалось разрешить свои внутренние проблемы без каких-то социальных потрясений, без привлечения дополнительных ресурсов богатейшей прослойки общества, без напряженнейшей работы, как это, например, было в годы начала «японского экономического чуда». Одним словом, Западу удалось разрешить свои проблемы за счет усугубления наших. Первое время — в 1950-е гг. — американская и советская элиты только присматривались друг к другу. Вторая внимательно выслушивала первую, во время визитов в США советских «гостей» обхаживали, изощренно искушая показной роскошью, шел зондаж на предмет разложения и подкупа.
Как же осуществлялись связи между высшим руководством стран и их разведок? Не секрет, что всяким узким местом любой информационной работы, в том числе и обычной разведки, является осуществление контактов. Для агентуры влияния, конечно же, это тоже актуально, но здесь есть своя специфика. Ведь помимо официальных две элиты были связаны друг с другом и через неформальные каналы. И эти контакты проходили в зависимости от необходимости, то через мост Глиникербрюкке, где обменивались пойманными разведчиками, впервые — Р. И. Абель (Фишер) и Ф. Г. Пауэрс, то через установленную в кабинетах первых лиц телефонную связь [7.С.93]. Для чего вообще проходил информационный обмен с агентами влияния? С одной стороны, шли рекомендации и указания, с другой — сообщались собранные сведения. Особенно эти каналы были активизированы с началом решающих действий.
Что касается первого из лиц, к которому приковано наше внимание — М. С. Горбачеву, то его подобные контакты впоследствии отмечались весьма широко. В газете «День» (№ 22,1993 г.) помещены четыре фотоснимка и текст:
«Эти снимки принадлежат парижскому агентству „Гамма“. Они сделаны фотографом Ефимом Абрамовичем, как утверждают, агентом КГБ. Время снимков — начало 1970-х гг., место — Сицилия, о чем свидетельствует знаменитый фонтан с колесницей в Палермо. На снимках Раиса Горбачева. В то же время в Сицилии на встрече „молодых политиков“ присутствовал и ее супруг — М. С. Горбачев, недавний комсомольский работник, а потом и партийный лидер Ставрополья. Именно в это время завязались связи будущего „перестройщика № 1“ с политической элитой Запада, намечались контуры особых отношений „Горбачев-Тэтчер“. Мало что известно об этой сицилийской встрече и о другой, подобной же. Но, по-видимому, эти контакты послужили стартом политики „нового мышления“, которая кончилась исчезновением СССР» [4.03.С.119]. М. С. Горбачев уже в бытность секретарем по сельскому хозяйству мог открыто контактировать с американцами. Так, например, 4 сентября 1981 г. он принимал Дж. Кристала, как указывалось в официальном сообщении, специалиста по сельскому хозяйству и общественного деятеля. В середине ноября 1983 г. такого рода контакт повторился. На встречу в этот раз был приглашен и замзав Международного Отдела ЦК КПСС А. С. Черняев [24.С.404].
Встречался ли помимо гласных и негласных кругов М. С. Горбачев непосредственно с людьми из RAND Corporations? Да, по крайней мере, это было зафиксировано один раз. 4 февраля 1987 г. делегация СМО (Совета Международных Отношений) посетила Москву. Среди них был Г. Браун, министр обороны США в 1977–1981 гг. (при Картере), а на тот момент — член Попечительского Совета (напомню, избираемый на 10 лет) хорошо нам известной RAND Corporations.
Особое внимание в нашей литературе обращают на знаковую попытку выйти на связь с М. С. Горбачевым со стороны американцев незадолго до старта «перестройки». Весной 1984 г. — примерно за год до захвата М. С. Горбачевым власти — в Женеве в ходе конференции по разоружению руководитель советской стороны Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР В. Исраэлян получил приглашение со стороны американского коллеги — Чрезвычайного и Полномочного Посла США (на Женевской конференции) Льюиса Филдса, только что вернувшегося из Вашингтона, встретиться «на нейтральной почве». Как сообщает сам В. Исраэлян, встреча состоялась в «.. одном из загородных ресторанов. Во время обеда ничего особенного американец мне не сообщил. <…>
Когда я уже собирался попрощаться с Филдсом, он предложил мне пройтись после обеда.
— В Вашингтоне хотели бы установить серьезный, деловой контакт с кремлевским руководством, — начал Филдс. — И вице-президент Буш готов встретиться с одним из новых советских лидеров во время своего визита в Женеву. Встреча должна носить строго конфиденциальный характер. На мой вопрос, имеют ли американцы конкретно кого-нибудь из советских лидеров в виду, Филдс однозначно ответил, что вице-президент хотел бы встретиться с М. Горбачевым как наиболее вероятным будущим лидером Советского Союза.
У меня сразу возник вопрос, почему это важное предложение делается через меня, а не по нормальным дипломатическим каналам — через наше посольство в Вашингтоне или американское в Москве. Филдс вразумительного ответа дать не смог, сказав, что лишь выполняет полученное поручение. <…>
Тем временем в середине апреля в Женеву прибыл Буш. Его выступление на Конференции по разоружению было намечено на 18 апреля, а накануне мне на квартиру позвонил Садрудин Ага Хан[25] и таинственно сообщил, что 17-го вечером со мной хотел бы встретиться „наш общий друг“. Видный международный деятель, в течение многих лет выполняющий различные ответственные и деликатные поручения мирового сообщества, Ага Хан был долгие годы близок с Бушем.
Беседу мы начали втроем. Буш кратко коснулся главной цели своего визита в Женеву — внести проект договора о запрещении химического оружия. Когда мы перешли к другим вопросам, Ага Хан покинул нас, и мы с Бушем остались вдвоем. Он сразу же перевел разговор на возможность проведения неофициальной советско-американской встречи. Буш подтвердил поручение, данное им Филдсу, добавил, что место и время встречи можно будет определить с учетом взаимных пожеланий и возможностей. Что касается содержания бесед, то, учитывая неофициальный характер предлагаемой встречи, каждый из участников был бы волен затрагивать любую тему. В качестве своего собеседника как будущего советского лидера он назвал только одну фамилию. „Вашим следующим лидером будет Горбачев“, — уверенно заявил он. Эти слова врезались мне в память. <…>
Я обещал Бушу доложить в Москву о его предложении.
Через неделю в Москве при первой же встрече с министром доложил ему о предложении Буша. Громыко внимательно выслушал, не прерывал и не задал ни одного вопроса. Когда я закончил доклад, наступило тягостное молчание. Министр смотрел куда-то в сторону от меня и о чем-то напряженно думал. Затем, обернувшись ко мне, он сказал: „Ну, как там у вас дела на Конференции по разоружению?“ Я понял, что разговор закончен» [27.С.5]. В. Исраэлян сам был не без греха — сдал разведчика, имел «другие оплошности в своем поведении» [19.С.119].
На эту «несостоявшуюся встречу» как на «знаковую» обращают свое внимание летописцы перестройки. «Знаменитая» поездка в Лондон, где М. С. и Р. М. Горбачевы смогли установить контакт и «понравиться» Западу через посредничество М. Тэтчер — еще один штрих в этой связи. Затем, после смерти К. У. Черненко, «Тэтчер предприняла поездку с единственной целью — засвидетельствовать свое почтение Горбачеву. Они смогли провести вместе час, но с ними были также старые помощники Черненко, включая Андрея Громыко, министра иностранных дел со стажем, и Андрея Александрова-Агентова, советника Леонида Брежнева по внешней политике. Мало что удалось сделать» [46.СС.5–6].
Со временем у М. С. Горбачева появилось больше возможностей. В 1991 г., во время приезда президента США «М. С. Горбачев привлек к переговорам с Д. Бушем очень узкий круг доверенных лиц, а чаще всего беседовал с ним вообще с глазу на глаз, старался при первой возможности уединиться. Так, однажды за обедом, когда еще официанты разносили кофе, Михаил Сергеевич, вставая из-за стола, сказал:
— Джордж, я прошу Вас пройти со мной.
Они вышли из-за стола и черным ходом одни с переводчиком спустились из кремлевских палат на Ивановскую площадь Кремля. У них уже давно установились доверительные отношения, и шел откровенный разговор» [7.С.388].
Переводчик М. С. Горбачева, Павел Палащенко, в обязанности которого было больше молчать и не слышать, чем заниматься своими прямыми обязанностями, был потом щедро вознагражден — его приняли в члены Фонда Горбачева и в члены Мирового Форума [51.С.281].