Характеризуя это явление в целом, можно указать на главное, а именно на то, что задача А. Н. Яковлева — это продолжение жречества М. А. Суслова и идеологическое прикрытие действий М. С. Горбачева.
Заявить о себе как о самом преданном слуге антирусских сил, чтобы быть «замеченным», — такая задача не была поставлена перед А. Н. Яковлевым кем-то со стороны. Это задача была, скажем так, — для себя, для собственного карьерного роста. А. Н. Яковлев «показал себя» на этом поприще, опубликовав в «Литературке» свою известную русофобскую статью «Против антиисторизма».
Подготовленный читатель знает, как важно при научной работе или дискуссии сразу оговорить тот тезаурус, которым потом будут пользоваться ее участники в своих доводах. Соответственно, настолько же важно в такой области открытой политики, как идеология, найти, выдвинуть, обосновать, а после использования отбросить как ненужное массу штампов, которые должны на первом этапе легко «запасть» в головы миллионов и повести их в нужном направлении. Посему важнейшей задачей идеологов «перестройки» и их лидера — А. Н. Яковлева — было сделать именно это, понимая, что «первое условие успешного разрешения любой крупной общественной проблемы заключается в том, чтобы дать ей правильное имя. Правдивое имя делает народ единым и сильным. Ложное — превращает его в толпу, неспособную к самостоятельному мышлению. Это хорошо понимали те, кто назвал нашу войну с Германией „Великой Отечественной войной советского народа“. Но это так же хорошо понимала шайка политических паскудников, называвшая, вслед за А. Н. Яковлевым, „реформами“ воровскую „распродажу советской империи“. Правдивое название того, что происходит нынче с Россией, звучать будет скорее всего так: продвинутая фаза национальной катастрофы. Ее главной, если не единственной, первопричиной явилось беспрецедентное предательство национальных интересов узкой кликой партийных вождей, совершенное под флагом реформ» [39-2.С.5].
Так, например, сегодня оценивают термин «перестройка» якобы созидающе-строительного характера: «…Термин, отмечу, сам по себе масонский» [13.С.3]. Поэт, член редколлегии журнала «Молодая гвардия» Валерий Хатюшин называет «перестройку» — «переделкой строя» [4.95.С.248. прим.].
Взять еще столь же часто повторяемое слово, как «демократия». Русские по большей части понимали и понимают его буквально как «власть народа», то есть всех взрослых, вменяемых жителей страны. Националисты трактуют это понятие как власть только своего народа. Американцы под «демократией» понимают режим, благоприятный для США. Если где-то правительство проамериканское, то там есть демократия: «Да, он — сукин сын, этот Девалье, но он — наш сукин сын!» Если антиамериканское — то тогда, извините, но демократии нет! Какая ж это демократия без Америки!
В задачу А. Н. Яковлева входила подмена понятий на таком уровне, чтобы народ, спохватившись, не поинтересовался: а какие, собственно говоря, цели у перестройки, к чему мы придем, что будет знаменовать конец перестройки: «…Отсутствие открыто предъявляемых целей, подмена их популистской демагогией означает на деле сокрытие подлинных целей, носящих настолько антигуманный характер, что их необходимо скрывать как можно более тщательно. Вот почему мы заявляем „Нет!“ любой демагогии и требуем обсуждения целей по существу, исходя из реальности и построения программ, исходя, в свою очередь, из этих реальных целей, т. е. системно, концептуально». (Цит по: [36.Ч.1.С.234]
Многочисленные исследователи и мемуаристы отмечают огромную роль СМИ в «перестройке». В задачу Яковлева входило внушить свои перестроечные идеи в более или менее явной форме журналистам и главным редакторам, с тем чтобы они потом скопировали их в своих миллионах статей, теле- и радиопередачах. Отметим, что в одну из задач этих мини-яковлевых входило и «сглаживание», «нивелирование» шероховатостей, накладок и попросту проколов в реальных операциях «перестройщиков». СМИ выдавали информацию уже исключительно в заданных, выверенных параметрах.
Людьми А. Н. Яковлева была решена и такая тонкая, согласованная с единым центром задача по одновременной дискредитации марксизма и практике построения социалистического общества в СССР: «Идеологи твердили об усовершенствовании социализма с помощью демократии, а „независимые“ СМИ подвергали жесткой критике существующее общество и то прошлое, которое привело к такому обществу. Но их борьба напоминала известный эстрадный аттракцион — борьбу нанайских мальчиков, имитируемую одним специально одетым человеком. Обращают на себя внимание особенности этой борьбы. Идеологи вели „защиту“ социалистического строя заформализованными, стершимися от постоянно употребления фразами. Обтекаемые стандартные, не несущие реального содержания речи вызывали оскомину и ассоциации с пережевыванием жвачки. Они вызывали естественную антипатию. Но это было не идиотизмом, а преднамеренной политикой горбачевцев» [42.С.174].
Задачей А. Н. Яковлева было найти, установить и закрепить мосты между западными советологами и «пишущей братией» в СССР. Нельзя сказать, что сама теория подобных методов в стране не была известна, но она у нас не была глубоко проработана, против нее не было надежных механизмов защиты. Справка на этот счет выглядела следующим образом. «Белая» пропаганда: «Ведущаяся по открытым для всех и официально зарегистрированным каналам, источник которой не скрывает своей принадлежности и ясно обозначает ее» [4.96.С.349]. «Серая» пропаганда: ведется по каналам, «чья истинная принадлежность замаскирована» [4.96.С.356]. «Черная» пропаганда принадлежит «лицам и группам в той аудитории, на которую ведется пропаганда» [4.96.С.357].
Внезапная и резкая открытость западных советологических источников, подталкивание к сотрудничеству наиболее «созревших», прозападно настроенных журналистов и их «коллег» с учеными степенями, а затем в соответствии с эффектом домино и других, прежде нейтрально-инертных собратьев по «пишущему цеху» привели к тому, что переводилось и воспроизводилось один-к-одному, тиражировалось и комментировалось все прежде запретное и крамольное. Только на Западе успели написать: «Все империи рано или поздно умирают!» [4.97.С.92] (при этом автор ссылается на: The Soviet Union & the Challenge of Future? P. 345 vol. 1, Ed. by A. Stromas & A. Kaplan. N-Y, 1988), как птенцы гнезда Яковлева послушно повторяют это заклинание. Если в свое время написано было на Западе в ведущем советологическом журнале «Советские исследования», что «финансовые и прочие ресурсы распределяются по союзным республикам не в соответствии с экономической целесообразностью, а по политическим критериям» [4.97.С.89] (ссылка на: Soviet Studies, № 1,1968), то почему бы это не подтвердить двадцать лет спустя, впрочем, это касается не только демократов, но и используемых русских патриотов, что значительно повышает «объективность», но звучит крайне не ко времени. Косвенным доказательством участия ЦРУ США в нашей перестройке может служить и то, насколько совпадала риторика. Так, например, директор ЦРУ У. Кейси называл Среднюю Азию и Казахстан «мягким подбрюшьем» [60.С.297]. А. И. Солженицын в своем опусе «Как нам обустроить Россию» называет этот регион «южным подбрюшьем», и далее это название подхватывают все московские СМИ. Советские журналисты превратились в продолжение западных советологов. Первые пользовались зарубежными источниками и наработками в «своих» материалах, это заметно проявлялось в том, что в соответствии с западной терминологией указывались марки оружия, названия учреждений и их подразделений, через западную транскрипцию указывались русские фамилии, что приводило к ошибкам в написании. (Явление, обратное этому: транскрипция англоязычных и прочих имен в более «русифицированные». Например, имя К. Райс вначале писали буквально: Канадалецца [6], затем его превратили в Кондолизу.)
На страницы советской прессы вышли единицы из советологов [4.98; 4.99.СС.113–116; 4.100.С.3; 4.101; 4.102.СС.23–29; 4.103; 4.104.С.10; 4.105; 4.106.СС.77–85; 4.107.СС.5–6], но резонанс от их деятельности был весьма значительный — как использовать разрушительный потенциал, их не нужно было учить. Такую сторону «гласности» мы справедливо назовем уже англоязычным glastnost. (В то же время стоит отметить, что начались и явления «зеркального» порядка: издание книг, в т. ч. и массовым тиражом, публикация материалов советских ученых за рубежом. При этом такого рода деятельность всегда рассматривалась как всего лишь оплата за специфические услуги на территории СССР, но мы в рассматриваемом контексте еще дополнительно смеем утверждать, что прежде всего речь шла о выдаче ценной информации.)
Была и еще одна задача у А. Н. Яковлева. О ней рассказал один из объектов ее выполнения академик Г. Л. Смирнов, занимавший должности директора Института философии АН СССР (1983–1985), директора Института марксизма-ленинизма (1987–1991) и работавший в ЦК КПСС: «Однажды Яковлев попросил меня изобразить на бумаге сущность переживаемого момента и значение демократических преобразований. Эти мои писания послужили поводам к интересным и тяжелым разговорам с Яковлевым. Ход моих рассуждений был таков (записи сохранились). В любом государстве, особенно в таком, как наше, осуществление назревших производственных, экономических задач в огромной степени зависит от дееспособности политических институтов. Нельзя сказать, чтобы в стране никто не говорил, не сигнализировал о назревших переменах. Говорили государственно-хозяйственные деятели, ученые, журналисты. Но этого не хватило для эффективного преодоления консерватизма и бюрократизма центральных ведомств. Недоставало именно влиятельных и достаточно демократических институтов, которые могли бы добиваться необходимых изменений и сами проводили в жизнь новые идеи. Не было законов, которые позволяли бы Советам действительно стать органами самоуправления. В свое время об этом сильно беспокоился Ленин.
В одной из бесед по поводу моей записки Яковлев высказал мысль о том, что выход из положения в создании многопартийности или лучше — двухпартийности, на американский манер. Только взаимная критика политических партий, смена ими друг друга у власти избавят нас от болячек. Идеи эти были известны, но я в своем видении будущего связывал решение проблем с активизацией масс, свободой критики вообще и в средствах массовой информации в частности. А механизм смены лидеров видел в законодательном ограничении сроков пребывания политических деятелей у власти. Установление же двухпартийного правления, тем более многопартийного, чревато опасным потрясением для нас. Во-первых, инициатору многопартийности у нас грозит немедленная кара. Во-вторых, никакой двухпартийности у нас не получится, партии начнут расти как грибы, и произойдет великий хаос. В-третьих, насаждение многопартийности искусственным путем чревато катастрофой. Многопартийность после долгих лет правления компартии грозит неизбежной заменой коммунистов у власти, приходом к власти партий буржуазной ориентации. А такая подвижка внутри страны будет поддержана материально и духовно Западом, в чем мы убедились на опыте Венгрии, Чехословакии, Польши. Все это означает, что встанем перед угрозой реставрации капитализма.
Разговор происходил во время прогулки по заснеженным дорожкам дачного парка. Изложив свои соображения, я ждал его ответов. Да. Возможность реставрации существует, согласился он. Ну и что? Коммунистическая партия должна доказать свою правоту делами, своей политикой. На другие соображения он отвечать не стал.
Помолчав, я спросил его: „И как же ты себе это мыслишь? Как отдаленную возможность или как ближайшую перспективу?“ На что он так же спокойно ответил, что это возможно и в настоящее время. Тут уж я не сдержался и заявил: „Ну, до этого тебе не дожить“. Ответ его был не менее поразительным: „Почему не доживу? Вполне могу дожить“. На этом прогулка наша завершилась, беседа тоже.
Яковлев человек по преимуществу серьезный, но мог и любил позубоскалить, пошутить, разыграть кого-нибудь, рассказать байку. Но в данном случае я поверил ему и сокрушенно думал, что он так и считает, как говорит. Однако казалось, что это лишь теоретические размышления, мне ни на йоту не приходило в голову, что именно он когда-нибудь и станет способствовать осуществлению высказанных идей» [4.108.СС.169–170]. Каков был скрытый подтекст такого обращения А. Н. Яковлева к автору процитированного отрывка? По моему разумению, одним таким действием А. Н. Яковлев добился одновременно нескольких целей, что, кстати сказать, является непременным условием любой успешной политической акции. Г. Л. Смирнов — один из умнейших (пусть и немного по-своему) людей эпохи. Именно из числа людей умнейших, но не все знающих. И А. Н. Яковлев прежде всего зондирует, как отнесется искренний коммунист к самой постановке «крамольного» вопроса. Это первая цель. Вторая: без особых усилий добиться проработки этого вопроса до конца и очень качественно, используя огромный интеллектуальный потенциал собеседника. При этом, повторяю, Смирнова использовали «втемную», не говоря о подлинной цели таких разговоров, не посвящая в свой замысел. Предполагаю, что не только один А. Н. Яковлев должен был проводить подобные «опросы» и не только одного Г. Л. Смирнова «опрашивали».
Был ли сам А. Н. Яковлев профессионалом идеологического фронта или пользовался чужими наработками и был послушным исполнителем воли западных «действительных тайных советников»? Я склонен думать, что годы учебы в Колумбийском университете и работы в ЦК КПСС не прошли для него даром. Одним из доказательств этого предположения может служить его деятельность в Чехословакии в 1968 г. Как свидетельствуют документы, А. Н. Яковлев и один из заместителей председателя Госкомитета по телевидению и радиовещанию СССР разработали план по созданию на территории ГДР радиостанции «полулегального характера, выступающей от имени преданных делу социализма работников идеологического фронта Чехословакии. Такая радиостанция необходима для передачи материалов, которые в нынешних условиях не могут быть по политическим соображениям переданы официальным московским радио <…> Нельзя исключить, что деятельность этой радиостанции может вызвать известные протесты со стороны КПЧ и правительства ЧССР. Однако, <…> деятельность такой радиостанции, за выступления которой мы не будем нести формальной ответственности, не только оправдана, но и необходима» [4.109.С.397].
Налицо пример осуществления приемов из области т. н. «серой» пропаганды.
Мифы перестройки и гласности
Прямая противоположность заблуждению обыкновенно бывает не истина, но только другая крайность того же заблуждения
На Западе о России писали черт знает что — все зафиксировать, перечислить и учинить подробное разбирательство не удалось бы никому. Можно лишь отметить, что когда на Западе писали о том, что по улицам русских городов бродят медведи, это было может быть самое объективное — такое иногда случается… Но «гласность» превзошла все мыслимое и немыслимое. Писалось, например, после известных событий, что Н. Чаушеску перехватывал наркотики из СССР, посылаемые через Румынию, а потом перепродавал их, что В. Е. Семичастный, будучи председателем КГБ, убивал и грабил евреев, приготовившихся в выезду в Израиль, что КГБ стал крупнейшим сутенером и к 1987 г. подготовил 12 тысяч проституток с целью заработать наличную валюту для финансирования своих операций (представляю себе, как просто было бы в этом случае для ЦРУ выявить всю агентуру КГБ).
И все же целый ряд самых больших мифов повторялся по много и много раз, буквально вдалбливался в головы, звучал по радио, показывался по ТВ, не сходил с газетных полос, повторялся на всех митингах.
Самый большой и самый разработанный миф о Сталине. Сколько в свое время, например, написали о том, что академик В. М. Бехтерев был якобы отравлен по приказу Сталина? За что? По мнению борзописцев [4.110.С.12] после медицинского освидетельствования диктатора он произнес слова: «Сегодня я осматривал одного сухорукого параноика». «Дальнейших проверок», как к этому призывал автор, заведующий отделом науки «Литературки», я в периодике тех лет так и не нашел. Да их никто и не проводил. Позднее на эту тему в печати появились уже совершенно категоричные сообщения [4.111.С.12]. «В 1927 году плохо чувствовавший себя Сталин попросил Владимира Михайловича Бехтерева обследовать его. После осмотра Бехтерев попросил Сталина выйти для проведения консилиума и сообщил своим коллегам, что случай хрестоматийный — у „сухорукого пациента“ классическая паранойя. <…> Кто-то из членов комиссии (для этой цели в нее включенный) доложил о диагнозе Сталину. Вскоре Бехтерев неожиданно умер [4.112.СС.14–15]. „Предания связывают со Сталиным смерть ряда известных и видных деятелей: <…> академика Бехтерева (1927 г.) <…> Все ли они были убиты Сталиным, проверить трудно, но и не учитывать предания нельзя“» [4.112.С.353].
Не так уж много людей должно было понять, что академик не мог сказать таких слов только потому, что обязан был беречь врачебную тайну. И ее выдача его же компрометировала. А уж потом объясняла странности в поведении Сталина. Но нужно было опорочить СССР, всю систему и ее прошлое. Поэтому на долгое время в сознание читателей вложили стереотип о Сталине как о психически ненормальном человеке.
И вот лишь в 1995 г., спустя столько лет, в интервью для «АиФ» внучка академика Наталья Петровна Бехтерева сделала следующее признание: «Это была тенденция объявить Сталина сумасшедшим, в том числе с использованием якобы высказывания моего дедушки, но никакого высказывания не было, иначе мы бы знали. Дедушку действительно отравили, но из-за другого. А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить, и я должна была подтвердить, что это так и было. Мне говорили, что они напечатают, какой Бехтерев был храбрый человек и как погиб, смело выполняя врачебный долг. Какой врачебный долг? Он был прекрасный врач, как он мог выйти от любого больного и сказать, что тот — параноик? Он не мог этого сделать» [4.113.С.3].
Сей великий государственный муж был очень прозорлив и знал заранее, что так и будет: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет ее!».
Миф о ГУЛАГе. Кампания «АнтиГУЛАГ» обошла абсолютно все печатные издания вплоть до «Юного натуралиста» и «Крокодила». Особенно часто она «мелькала» в отчетах т. н. «Комиссии Яковлева» — Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 1930-1940-х и начала 1950-х гг., которая начала работать с сентября 1987 г.
И. Бестужев-Лада и А. И. Солженицын побили все рекорды, объявив о гибели 60 и 100 миллионов человек соответственно. Публикации [4.114.С.7] с точно приведенными цифрами о действительных потерях населения не остановили лжи — запущенный единожды поток не останавливается до сих пор.
Миф о «Дополнительных протоколах». Зачем вообще было нужно, чтобы какие-то давно забытые «Дополнительные протоколы» к Договору между СССР и фашистской Германией выносить на столь значительный уровень обсуждения? Да по той простой причине, что «Дополнительные протоколы» давали повод говорить о «незаконности» присоединения Прибалтийских республик в 1939–1940 гг. к Союзу ССР и таким образом формулировать предлог для требования их выхода из СССР, а следом за ними и всех остальных республик. Не менее важно было и то, что в этой истории присутствовала и польская сторона. Кто вообще первым поднял эту тему в связи с «перестроечными» процессами? Пока все указывают на В. М. Фалина, бывшего посла в ФРГ (где эта тема несколько раз обыгрывалась то в печати, то в мемуарах политиков), а в настоящее время — научного сотрудника одного из «мозговых штабов» в Германии. В своих мемуарах он вспоминает: «В 1986–1987 гг. я привел в движение все доступные мне рычаги, чтобы пролить свет на тайны предвоенной политики СССР. Готовность помощников генсекретаря Михаила Горбачева — Анатолия Черняева и Георгия Смирнова — действовать заодно вселяла надежды.
Когда весной 1987-го был созван партийный Олимп для обмена мнениями по данной теме, я счел свой долг почти выполненным. Поспешил. От присутствовавшего на Политбюро Смирнова мне известно, что все выступавшие, включая Андрея Громыко, с разной степенью определенности высказались в пользу признания существования секретных протоколов к договору о ненападении и к договору о границе и дружбе, заключенных СССР с нацистской Германией соответственно в августе и сентябре 1939 года. Кто-то из присутствовавших отмолчался. Итог подвел Горбачев: „Пока передо мной не положат оригиналы, я не могу на основании копий взять на себя политическую ответственность и признать, что протоколы существовали“.
Вроде бы забота о чести Отечества и государственная мудрость повелевали семь раз отмерить, прежде чем отрезать. Дебатов не было. И если бы спор даже развернулся, кто сумел бы подвергать сомнению утверждение Горбачева, будто советские оригиналы протоколов как в воду канули? Никто, кроме Валерия Болдина, хранителя высших тайн партии и государства. А он был приучен держать язык за зубами» [4.115.С.10].
В комментарии к мемуарам сообщается: «Версия В. М. Фалина о том, что М. С. Горбачев с 1987 года знал о содержании закрытого пакета № 34, подтверждается пометкой, сделанной на пакете рукой заведующего шестым сектором Общего отдела ЦК КПСС: „Доложил т. Болдину В. И. Им дано указание держать пока под рукой в секторе. Книгу можно вернуть в библиотеку. 10.7.87. Л. Мошков“. Но о какой книге идет речь в записке Мошкова? Это широко известные на Западе и еще в сталинские времена объявленные в СССР „фальсификацией истории“ дипломатические документы германского министерства иностранных дел, содержащие материалы о советско-германских отношениях в 1939–1941 годах. Впервые их предали огласке на Нюрнбергском процессе в 1946 году. В начале „холодной войны“ они были изданы на немецком и английском языках государственным департаментом США. Эту книгу и имел в виду Мошков» [4.116.С.10].
Послушаем теперь «хранителя тайн» В. И. Болдина, которому тюрьма развязала язык:«…Во второй половине 1980-х годов интерес к этим документам резко возрос. Когда я вступил в должность заведующего общим отделом ЦК, мне доложили, что секретные протоколы хранятся в архиве. Причем оказалось, что они не законвертованы, не имеют особых грифов и штампов, а потому могли быть доступны многим работникам ЦК. Я попросил, чтобы документы показали мне, и немедля пошел на доклад к М. С. Горбачеву. Секретные протоколы состояли, если мне не изменяет память, из двух листков текста, завизированных Риббентропом и Молотовым, а также довольно большой карты западных районов СССР и сопредельных стран, подписанной Риббентропом и Сталиным. Подпись Молотова на секретном протоколе была сделана латинскими буками. Главная загадка, которая всех сбивала с толку или была причиной сомнений в подлинности немецких копий протоколов, больше не существовала. Изменяя своим правилам, В. М. Молотов действительно подписался латинскими буками. Не думаю, что это случайность. В таких вопросах импровизаций не бывает. Скорее всего, он рассчитывал на то, что достоверность документа может быть поставлена под сомнение. Впрочем, Сталин не хитрил, и три буквы его имени и фамилии „И.Ст.“ на карте ставили все на места.
М. С. Горбачев внимательно прочитал протокол и развернул на столе карту со старой и новой границей СССР на западе. <…> Он не удивился наличию этих документов, скорее в его интонации было раздражение, что пришлось прикоснуться к прошлому.
— Убери подальше! — сказал он в заключение.
А между тем интерес к секретным протоколам в стране и за рубежом возрастал. Их стали искать В. М. Фалин, А. Н. Яковлев. Я доложил об этом М. С. Горбачеву, Он коротко бросил:
— Никому ничего показывать не надо. Кому следует — скажу сам.
Время шло. И вот на Съезде народных депутатов, где обсуждался вопрос о секретных советско-германских протоколах и о положении в Прибалтийских республиках, М. С. Горбачев неожиданно для меня сказал, что все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом» [7.СС.260–261].
Итак, после аппаратных игр, уже готовая к обкатке версия о протоколах почему-то оказалась темой номер один на Первом Съезде народных депутатов СССР с подачи прибалтов. Далее — это создание Комиссии под руководством А. Н. Яковлева, ее работа, заключающаяся в полугодовом поиске, отчет на Втором Съезде: «Подлинников не нашли!», потом требование: «Найти!» — и… находка за одну ночь!..
История глупая и запутанная, но затеянная с единственной целью — довести толпу до состояния возбуждения и наконец счастливого разрешения — хэппи энд!
Миф о помощи Запада. Главное содержание его заключено в фразе «Запад нам поможет». Эта фраза, как читатель помнит, взята из романа «Двенадцать стульев», произносилась она перед членами мифического «Меча и орала», целью которого было — ни много ни мало свержение Советской власти! Как перед героями сатирического романа, так и перед нами она звучала явно издевательски. Начало мифу положила статья в «Вашингтон пост» Директора Гарвардского института международного развития Джеффри Сакса. Западный экономист выдвинул идею о том, что СССР для успешного развития народного хозяйства требуется кредит в 30 миллиардов. Статью в России «заметили» и стали всячески пропагандировать, начались исторические экскурсы в послевоенную Европу, где был осуществлен план Маршала, с намеком на какие-то параллели. Шла обработка и поиск оправдания на самом высоком уровне: «Вы думаете, я экскурсии совершаю по западным странам? — оправдывался Михаил Сергеевич по поводу своих частых вояжей за рубеж. — Ошибаетесь. Выпрашиваю кредиты, экономическую помощь. Сейчас с итальянцами идут переговоры о кредитах. Западногерманские банки готовы нам помочь. Американцы заинтересованы в развитии экономических связей. Не бросит нас Запад на пути экономических реформ. Не в их это интересах. А мы получим передышку. Да и нам нужны мир, разоружение» [7.С.308]. Этот миф и эти слова М. С. Горбачева — не более чем прикрытие экономической войны против нас.
Продолжение этого мифа заключено в нынешнем мифе об инвестициях. Инвестиции — это не панацея даже в идеале, в реальности же это именно тот инструмент, которым обескровили нашу экономику. Вот один из примеров: «…Если взглянуть на ситуацию непредвзято, то легко увидеть, что за пять рыночных лет в крае выстроена классическая модель экономики колониального типа. А если совсем просто: гигантский „насос“, выкачивающий из недр края невозобновляемые природные ресурсы и перегоняющий их за границу. Нетрудно заметить, что подавляющая часть инвестиций, которыми так гордится губернатор Зубов, направлена именно на увеличение мощности этого „насоса“ и его пропускной способности. При таких-то темпах еще лет двадцать — и все, качать будет нечего» [4.117.С.7].
Миф о мафии. Что такое мафия? Не в том строгом понимании, что должна дать юридическая наука, а в достаточно обывательском понимании, как трактуют этот вопрос наши СМИ? Это преступное сообщество уголовников старой формации и «новых русских». Все те факты, что были написаны об отечественной мафии за последние годы, в основном правда, и я не собираюсь это оспаривать. Могу от себя добавить только следующее. Русская мафия глубоко интегрирована в наше общество. Если бы этого не было, то мафия не просуществовала бы ни дня. Более того, мафия несомненно имеет положительные свойства, она приносит определенную пользу людям. Общество в ней заинтересовано объективно. В доказательство можно сослаться на роман Марио Пьюзо «Крестный отец». К мафии обращаются в настолько же критических случаях, насколько и к официальным властям, особенно когда последние не берутся решать проблемы просителя или заявителя.
Безусловно, мафия это неизбежное зло, с которым необходимо бороться и как-то его регулировать (поскольку она «бессмертна»). Но валить все грехи на мафию в привычном порядке, как это делают журналисты с подачи пресс-служб МВД (я и сам работал журналистом и смею полагать, что знаю, как это делается), оказалось особенно выгодно тем, кто нанес вред стране в гораздо больших масштабах. Пока мафия «курировала» «теневиков» и первых «цивилизованных» кооператоров, пока мафия подбиралась к пакетам акций приватизируемых предприятий, номенклатура вывезла за рубеж столько государственных резервов, сколько никакой мафии и не снилось.
Мафия смогла завладеть значительной долей акций высокодоходных предприятий (Свердловск, Красноярск и т. д.), но номенклатура, переварив все то, что было захвачено ею на первых порах, перестроилась и остановила мафию, не дав ей обогащаться бесконечно. Мафия как таковая, чьи возможности ограничены, стала уже препятствием на пути номенклатуры к безграничному обогащению, и в нынешних условиях самоистребляемая и истребляемая извне она была превращена в пугало, в объект отвлечения СМИ. Со второй половины 1990-х гг. кланы через своих прикормленных слуг в правоохранительных органах начали «тотальную зачистку». Пресловутое «хождение во власть» преступности — это вообще несерьезный разговор. Все, что захватила себе мафия, — это кресло мэра заштатного, но сразу же прославившегося городишки, да пара мандатов депутатов разных уровней — все остальное цепко держит клановая «не привлекавшаяся» номенклатура.
Она нанесла вреда государству и обществу во сто крат больше. Журналисты же в свое время сильно раздули тему мафии, и их можно понять: стрельба зримее, чем тихая и не всегда доступная пониманию кабинетная возня, к тому же это на самом деле менее опасно для жизни. Увлечение этой темой на страницах газет выливалось часто в самые нелепые домыслы, вплоть до наличия у криминалитета сумм, сопоставимых с госбюджетом. Это привело к тому, что раздутая тема мафии позволяет Западу — с подачи «наших» СМИ — называть всю Россию не иначе как «русской мафией».
Миф о правовом государстве. Базовым образованием для основной массы работников всего правоохранительного конвейера является юриспруденция. Горе нам с этими юристами. И в этом нет ничего удивительного. Правоведение, которое изучается в соответствующих учебных заведениях, которое выдается за науку на разного рода кафедрах и даже в академических институтах, не есть подлинное знание права, это псевдонаука, обман, который хуже всякого незнания. В нашей, да и не только в нашей, юстиции нет ничего от Бога, зато есть нечто от людей.
В самом деле, не могу я никак понять, как за одно и то же преступление при схожих обстоятельствах — убийство, например, дают то десять лет, то еще сколько-то, то вообще могут выписать штраф. Кто возьмется объяснить этот парадокс? Кто объяснит это миру? По-моему, чтобы система была уравновешена и дееспособна, жизненно необходимо, чтобы за умышленное убийство четко выносился смертный приговор. Такое же наказание должно ждать насильника малолетних, участника террористической банды и т. д.…
Миф о демократии. Демократии в идеале нет нигде, в том числе и на Западе. При недавнем социализме было гораздо больше демократии, чем ныне — когда ее много только на словах. Демократия была выведена на подмостки в сценическом гриме и ярких одеяниях ровно настолько, насколько нужно было успеть уничтожить СССР. Ныне же есть «охлократия», так сказать, торжество «беспредела»…
Б. Н. Ельцин, например, получив власть, перешел на тоталитарные рельсы незамедлительно. Вначале робко — через попытку создания объединенного министерства безопасности и внутренних дел, потом настойчивей — через расстрел Белого дома (символа «демократии») и двух тысяч его защитников и свидетелей…
В годы т. н. «гласности» в демократической печати часто приводился довод в пользу выборных процедур, как гарантии счастливой жизни избирателей — проводилась прямая взаимосвязь между демократическим правлением и уровнем жизни. Конечно же, теперь, после получения плодов от такого рода демократического правления, практически любой здравомыслящий человек может указать на отсутствие этой взаимосвязи. Вот как объясняет сам смысл «демократии» достаточно поживший в условиях западной демократии А. А. Зиновьев: «…Термин „демократия“ не является научным. В силу аморфности его смысла и многосмысленности даже в рамках сочинений одних и тех же авторов. Мне встречались буквально десятки его определений. Это характерный термин идеологий.
Как образуется идеологический феномен по имени „демократия“? Отбираются некоторые черты западной государственности. Они идеализируются, и это преподносится как некая „демократия“. Берутся такие черты, как „многопартийность“, „разделение властей“, „выборы“, „публичность“ и т. д.
Эти признаки отбираются тенденциозно, и обозначаемые ими явления идеализируются. Встречали ли вы когда-нибудь на Западе такое определение демократии, в котором в числе ее признаков указывались бы тюрьмы, подавление, коррупция, закулисные сговоры, заведомый обман избирателей и т. д.? А ведь это — весьма существенные признаки западной системы власти, не менее органично присущие ей, чем прославляемые многопартийность, разделение властей и т. д. Но об этом идеологи „западнизации“ России не говорят» [4.118.С.2].
Как рассуждал в повести М. А. Булгакова «Собачье сердце» мыслящий (в отличие от Полиграфа Полиграфовича, которому ни одной мысли не приписывается, а только пакостные действия) пес Шарик: «Да и что такое воля? Так, дым, мираж, фикция… Бред этих злосчастных демократов…»
Миф об открытом обществе. Этот миф имеет системный характер. Один из главных приемов мифотворчества — это подмена терминов и понятий. Можно выявить спекуляцию и при употреблении термина «открытое общество». Терминология здесь подразумевает, на первый взгляд, что «открытое общество» — это антитеза другой крайности — бывшему «железному занавесу». При этом подчеркивается существенный вред, который наносился нашей Родине излишней закрытостью. Еще раз повторимся, наоборот, система должна быть гибкой ровно настолько, чтобы пропускать внутрь все хорошее и придерживать (как минимум) все дурное. А т. н. «открытое общество» по отношению к России и всему миру приводит к тому, что приезжает — уезжает кто хочет, увозят — привозят что хочешь, и как результат — тотальный шпионаж, терроризм, ввоз ядерных и прочих отходов, словом — весь негатив остается у нас и попадает к нам.
Миф о гражданской войне. Гражданская война, которой нас все время пугают, не выгодна ни кланам из бывшего СССР, ни тем более Западу. По крайней мере, глобальная открытая война на территории почти всего СССР или России, как это было, например, в 1918–1922 гг. Войны малые, тлеющие, локальные — это пожалуйста. Если бы тотальная гражданская война была им нужна всерьез, они могли бы ее развернуть не единожды. И их технологии вполне позволяют это осуществить. Но в ситуации, когда вывоз невозобновляемых природных ресурсов хорошо налажен и расширяется, а доллары сыплются им в карман, никто из них начинать большую войну не намерен. Правда, в любой момент ситуация может измениться, и вот тогда гражданская война будет для них необходима, как воздух. С удержанием, конечно же, под контролем ракетно-ядерного оружия и АЭС. При этом, разумеется, нельзя полагать, что само наличие ракетно-ядерного оружия и АЭС гарантирует населению защиту от теоретической возможности развязывания глобальной гражданской войны. Переход от пассивности к активным действиям может произойти достаточно быстро и совершенно неожиданно. И вообще, нужно ясно осознавать, что Запад вполне может перейти к активным прямым действиям в любой форме, как в форме гражданской войны, так и в форме непосредственного военного вторжения. Поводом к этому может послужить все, что угодно. Но и «вне» и «внутри» прекрасно понимают, что к этому необходимо прибегать лишь тогда, когда исчерпаны все возможности непрямых действий.
Настоящим мы заканчиваем цикл глав о «жрецах» и об их производных — «мифах». И здесь нельзя не упомянуть о той пагубной роли, которую играют жрецы в формировании стиля и методов мышления «интеллектуальных низов», превращая изначально нормальных людей в объект своих политических игр, в зомби. Речь идет не просто о той или иной доли неравенства в обладании информацией — нет! Речь идет о настоящей интеллектуальной катастрофе. Речь идет о пропасти интеллектуальной и духовной деградации, в которую определенные лица умышленно толкают массы людей.
Если субъект управления пользуется наиновейшими интеллектуальными наработками, то объект управления в социальной сфере становится не способен даже на самые простейшие действия — всякие усилия наталкиваются на непреодолимые препятствия. Такие люди мало отличаются от неживых механизмов; они становятся объектом манипуляций любого сведущего человека как на выборах, так и при применении других, более протяженных во времени технологий социальной кибернетики; их понятийный аппарат ограничен минимумом терминов, причем их применение в силу искусственной внедренности может противоречить элементарному здравому смыслу. Естественно, в таких условиях те, кто владеет методологической информацией более высокого уровня, используют отставших в развитии как пожелают.
За многие годы рядовой обыватель под влиянием сусловско-яковлевской пропаганды был совершенно выведен из нормального восприятия мира и происходящего так, что он участвовал во всем происходящем, действуя себе же во вред. Он не мог и помыслить теми категориями, которыми оперировали за него в наших и заокеанских штабах «перестройки». Его использовали все, кто хорошо поживился за эти годы. Им манипулировали, им манипулируют, им будут манипулировать до тех пор, пока он не научится пользоваться простейшими логическими и системными понятиями, пока он сам не додумается до многих и многих вещей, не ответит самому себе на основные вопросы.
На сегодняшний день массы отучены мыслить не только по таким вопросам, как понимание сложных, динамических и противоречивых по своей сути современных общественно-политических процессов, но и на самом обыденном уровне. Вместо всего многообразия современных методов и подходов они в навязанных им рамках мышления пользуются только методом неглубокой аналогии («Чем А лучше Б?»), моралистскими оценками («Кандидат А — хороший человек») и сравнительным анализом («При Брежневе (или Горбачеве) было хорошо!»). И это в лучшем случае. Жертвы коммунистической и демократической пропаганды не имеют шансов принимать верные решения. Закончится ли это когда-нибудь?.. Нет, никогда… это будет только нарастать. И каждый должен крепко над этим задуматься.