Зачем вообще был нужен Г. И. Янаев? Совершенно ясно, что если разобрать его «историческую» миссию, то есть ответить на вопрос, почему именно такой человек оказался на посту второго человека в государстве в столь ответственный момент, то мы можем сказать, что Г. И. Янаев был в определенном роде идеалом. Несмотря на то, что он работал в Москве с 1968 г. на первых ролях, на должностях, которые мы условно назвали «жреческими», его не допускали до выработки реальной политики. Это был человек недалекий, не обладающий даром политического чутья и предвидения, человек, никогда не пробивавший себе дорогу, а просто не отказывавшийся от автоматического движения по горизонтали или наверх. Два высших образования и кандидатская так и не сделали его интеллектуалом. Приводятся свидетельства, что он выпивал, но это еще не самое главное.
Могли ли быть альтернативы Янаеву? Да, могли быть. Таких кандидатур в Союзе было много. Но они могли отказаться — положение в стране «хуже некуда», зачем же в такой ситуации «становиться крайним»? Иные кандидаты с такого рода размышлениями могли повести себя совсем не так, как задумывали «фокусники холодной войны», и погубить драгоценные замыслы. Так вот, Г. И. Янаев был идеалом — предложение выдвинуться на вторую роль в государстве было сделано ему М. С. Горбачевым за два часа до голосования, и… согласие было дано сразу же: «Если партия прикажет…» Можно сказать, что уже с момента одного только янаевского «явления народу» кое-кто из кремлинологов мог потирать себе руки — половина дела уже сделана: для задуманного лучшего кандидата не найти. На вопрос одного из депутатов о его здоровье он умудрился сморозить, что лучше всего на этот вопрос могла бы ответить его жена. Другой «…не без ехидства спросил:
— У вас очень многостороннее образование: сельскохозяйственное, юридическое, историческое. Назовите, пожалуйста, тему вашей кандидатской диссертации, год и место ее защиты.
И бывший инженер-механик и главный инженер „Сельхозтехники“, не моргнув глазом, с трибуны Верховного Совета солгал на всю страну, на весь мир:
— С удовольствием называю тему диссертации. Моя диссертация была посвящена проблемам троцкизма и анархизма. Защищал я ее в Москве, в Институте международного рабочего движения. По-моему, ни одного „черного шара“ не получил. Год защиты, по-моему, или 1976-й, или 1977-й. Я волнуюсь. Будем считать 1976-й…
Обозревателя „Литературной газеты“ Анатолия Рубинова смутила такая забывчивость. Он начал наводить справки и сразу обнаружил, что нельзя „считать 1976-й“ — диссертация была защищена тремя годами позже. И еще выяснилось, что она вовсе не о троцкизме и анархизме! Желая познакомится с диссертацией, журналист из „ЛГ“ обратился, естественно, туда, где будущий вице-президент стал кандидатом исторических наук. Но в библиотеке Института международного рабочего движения диссертация куда-то запропастилась…
Анатолий Рубинов, однако, нашел ее в другом месте — в филиале Библиотеки им. В. И. Ленина. <…> Г. И. Янаев <…> в 1979 году <…> защитил кандидатскую диссертацию под названием „Проблемы развития прогрессивных тенденций в молодежном движении стран развитого капитализма (конец 1960-первая половина 1970-х годов)“» [4.141.С.31].
Более того, в течение всего времени нахождения на своем посту Г. И. Янаев ничего не делал: «Второй человек в государстве, Янаев, как оказалось сейчас, фактически ни за что не отвечал» [4.142.С.11]. Ситуацию кризиснее в сфере управления страной трудно было себе представить. Янаев оказался попросту вне контура управления. Другой бы из-за этого возмущался — этот молчал, ибо всем был доволен и смотрел на свою должность как на синекуру, пока его не призвали в ГКЧП.
Итак, пошляк (ответ на вопрос о здоровье), неумный (поведение во время ГКЧП), банальный врун (ответ на вопрос о диссертации), бездельник (объем работы во время нахождения на посту вице-президента), да еще и… в самой мягкой трактовке психологически неуверенный в себе человек (трясущиеся руки на единственной пресс-конференции ГКЧП 19 августа 1991 г.) — идеально управляемый человек. Зарубежных манипуляторов можно заранее поздравить — среди высшей советской номенклатуры был найден прекрасный экземпляр. Стоит, пожалуй, еще отметить, что, несмотря на явный патриотизм Г. И. Янаева, он даже как аппаратчик не был способен на «подковерную борьбу»: та резкая активность, которая в прошлом была направлена против Е. К. Лигачева в контексте борьбы между ним и М. С. Горбачевым, не затронула вице-президента. Он был ничем, и потому находился вне фокуса внимания газет и вне критики. Эта новая фигура на политической шахматной доске своей бездеятельностью, удобной позицией вне схватки, тем, что не успела себя дискредитировать до августа 1991-го, привлекла особое внимание «внешних» и «внутренних» политтехнологов.
Перед лицом новой реальности каждый ведет себя по-разному. Каждый действует в меру своего понимания реальности. Наиболее безукоризненно действуют самые информированные лица, именно они используют тех, кто понимает меньше. Те, в свою очередь, используют тех, кто имеет еще меньшее представление, и так до самого последнего человека, ну а уровень должности здесь, понятно, ни при чем.
КОНТРХОДЫ
«Надо вылезать, надо вылезать! Я не знаю как, но у меня есть план…»
И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или же понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ оболгать, объявить отбросами общества…
Надо сказать, что вся реальная политика строится прежде всего на умелом противодействии противнику. Заговоры как внутри, так и вне государства довольно часто сопровождают всю политическую историю, но умение их раскрывать и упреждать есть величайшая обязанность проницательного правителя. Первый министр Королевства Франции и Наварры кардинал де Ришелье, всей деятельности которого постоянно сопутствовали заговоры дворянской верхушки, вывел несколько правил, актуальность которых не снизилась до сих пор: «Ничто столь не нужно в правлении государством, как прозорливость; ибо ее способом можно предупредить многие бедствия, коих не можно избыть, разве с великим трудом, когда приключаются оные. Как врач, который может предупредить болезни, больше в почтении того, который только старается лечить их, так и министры государственные должны часто представлять и напоминать своему государю, что гораздо нужнее рассуждать о будущем, нежели о настоящем, и что с болезнями обстоит равно, как с неприятелями государственными, лучше выступать навстречу, нежели, наждав на себя, выгонять их после нашествия. <…> Тот, кто предвидит издалече, не делает ничего безрассудно, потому что он о том заблаговременно надумается, да и трудно ошибиться, когда о чем наперед думаешь.
Надобно спать по львиному, не затворяя глаза, а иметь их всегда отверсты, дабы предвидеть все злополучия, могущие приключиться <…> Часто случается с государствами, что беды, как неудобозрительны в своем начале и о которых меньше помышляют, гораздо опаснее, и те, то самые, как наконец становятся наиважнейшими» [4.144.СС.158–159].
Победа, как известно, куется до боя, и можно точно сказать, что товарищи коммунисты и господа патриоты проиграли битву за страну задолго до перестройки. На Западе, где специально изучали лагерь патриотов 1960-1980-х гг., должны были быть довольны: он представлял собой довольно жалкое зрелище. Индивидуализм, отдельные акции одиночек при полном молчании других членов, поглощенность риторикой, отторжение столиц от провинции были столь подавляющи, что это неизбежно приводило к отсутствию связей, непродуманности кампаний, узости кружка патриотических генералов из числа литераторов и отсутствию толковых управленцев. Да, «страшно далеки они от народа».
Та же картина и в годы перестройки. Наша история — это, увы! — сплошная сдача позиций под внешним воздействием. Реального сопротивления не было ни на одном уровне, его нет как такового и сейчас — десять лет спустя мы существуем ровно настолько, насколько нам позволяют существовать. Любые попытки сопротивления лежат вне реальных процессов, а во многих случаях противник их инспирировал, организуя виртуозные провокации, чтобы потом одержать очередную «викторию». Мы терпели поражение за поражением. Конечно, можно было наблюдать искренние попытки людей повлиять на процесс, вернуть былые позиции, но они были разрозненны и бессильны: «…У ряда людей, по крайней мере, были очень искренние побуждения, но они действовали неадекватными средствами. Неадекватность этих средств была в том, что им казалось, что сначала нужно решать какие-то силовые проблемы, а потом заниматься идеологией, концепцией, средствами массовой информации» [4.145.С.2].
В 1985–1991 гг. эти попытки не пошли дальше тех форм сопротивления, что были известны и ранее. Они были примитивные и отсталые, они были либо не адекватны ситуации, либо под контролем врага. Люди, которые стояли во главе этих попыток, оказались вне реальных механизмов «делания» политической «погоды», вне структур, вне связей. У них не было разведки и многого из того, что позволяет сорвать самые реальные угрозы. При этом надо понимать, что эти люди занимались традиционной созидательной деятельностью вместо борьбы с врагом. (Созидательная деятельность здесь — пассивная форма, удары по врагу — активная форма.) Их слова не имели силу. Реальное сопротивление снизилось до противодействия отдельных людей, оно свелось к минимуму — к информированию населения о ходе катастрофы.
Даже самые верные оценки происходящего, мгновенно вызывавшие внимание и интерес, не имели такого влияния и воздействия, как ответные мероприятия тех, кого в будущем назовут «черными пиарщиками». Ю. В. Бондарев, выступая на XIX партконференции, очень четко, как настоящий системный аналитик, сказал, что страну можно «сравнить с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка» [4.146.С.5]. Условия, которые позволили бы сорвать перестроечные процессы — независимый центр, доступность новой идеологии, свои разведка и «