фабрики мысли» — отсутствовали, поэтому не удалось перехватить инициативу и навязать свои правила игры.
Самым главным фактором в провале сопротивления являлось отсутствие единого центра, то, что называется полицентризмом. Патриотически настроенное руководство, привыкшее действовать в старом формате, занимало сильные позиции: в ЦК КПСС — секретарь О. С. Шенин, в ЦК КП Азербайджана — второй секретарь В. П. Поляничко, в ЦК КП Латвии — первый секретарь А. П. Рубикс, в Ленинградском ОК КПСС — первый секретарь Б. В. Гидаспов, в Верховном Совете СССР — народный депутат СССР, председатель депутатской группы «Союз» Ю. В. Блохин, в КГБ СССР — начальник Управления «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ СССР генерал-майор Ю. И. Дроздов, начальник Информационно-аналитического управления КГБ СССР Н. С. Леонов, на ЦТ — Председатель Гостелерадио СССР Л. П. Кравченко, в МИДе — посол В. И. Боровиков, в Прокуратуре СССР — член Коллегии, начальник управления по надзору за соблюдением законов в КГБ СССР В. И. Илюхин и т. д. Все «как один» они действовали разрозненно, каждый в меру своего политического дилетантства и наивности, а иногда и с верой Главному Предателю.
Разумеется, объективные факторы сопротивления были, есть и будут всегда. Учет их велся на достаточно продуманном уровне. Их предвидели и над ними хорошо потрудились. Ведь нельзя сказать, что нас не предупреждали заранее. Предупреждали. В частности, книга «ЦРУ против СССР» Николая Николаевича Яковлева была в последний раз выпущена в 1986 г., тиражом весьма приличным, а по нынешним временам — баснословным! И все же мало кто смог уловить общность между написанным и реализуемым, между известными планами и перестроечными процессами. Или другой пример. Известные слова А. Даллеса приводились в книге А. Иванова «Вечный зов», и в экранизации они прозвучали на всю страну. Увы, спохватились очень поздно: «В. ЖДАНОВ: „…Мне вспоминается роман Анатолия Иванова „Вечный зов“, который увидел свет еще двадцать лет назад. Одну цитату из него я часто зачитываю слушателям университета трезвости, организованного в Новосибирске, где веду занятия. Герой Лохновский излагает программу разрушения и уничтожения нашей страны: будем разлагать, растлевать, ввергнем страну в хаос, в управлении создадим неразбериху, найдем способ оболгать честных людей, сделаем их отбросами общества, посмешищем…
Вы знаете, слушатели университета — простые люди. Познакомившись с отрывком из книги, они говорят: все так и получилось, как мечтал Лохновский. Некоторые прямо говорят: весь сегодняшний хаос у нас запланирован. По крайней мере, мы можем безошибочно это утверждать…“» [4.147.С.8]. Так вот «все вместе» мы и пришли к моменту кульминации.
АВГУСТ 1991
Подготовка в СМИ
Август 1991 года — это именно тот кульминационный момент, когда по системе, предварительно доведенной до состояния неустойчивого равновесия, нанесли довольно слабый, но точно рассчитанный удар, в самое уязвимое место, этим ударом ее опрокинули, и она рассыпалась. Вся «перестройка», все предшествовавшие события стали прелюдией именно к тому, что было совершено в августе. Заданный ход событий привел ряд представителей высшей элиты СССР к такому решению, как создание ГКЧП. К этому времени роли были окончательно распределены и заучены. Кем-то — явно (через аналитические записки), а статистами — неявно, через СМИ.
Август 1991 года (Москва) невозможно понять без предварительного анализа процессов, произошедших в непосредственно предшествовавший период. В этом ряду апрель 1989 г. (Тбилиси), январь 1990 г. (Баку), январь 1991 г. (Вильнюс). И главное состояло в том, что правду о подготовке и проведении этих акций к моменту августа 1991 г. так еще никто толком и не знал. Все воспринимали их так, как это было задано их режиссерами. Все эти трагедии трактовались как «попытки Центра грубой силой остановить движения широких народных масс на пути к свободе и демократии».
Далее для полноты прогноза о неизбежности коммунистического реванша шло постепенное нагнетание этой темы в средствах массовой информации. «Первыми о неизбежном наступлении диктатуры предупреждали политологи Андраник Мигранян и Игорь Клямкин» [4.148.С.5]. Особое место заняла повесть обозревателя газеты «Московские новости» Александра Абрамовича Кабакова «Невозвращенец» (выход в свет в мае 1988 г.), где живописуется ситуация боев в Москве и всеобщая катастрофа. Она дорисовала картину специально для тех, кто обладал не столько фактологическим, сколько образным стилем мышления.
Здесь можно просто перечислить, как по нарастающей давался мониторинг и реальных событий, и провокационных действий, и тиражирования ранее добытых документов, лишь теперь оказавшихся «ко двору». Такое в 1990 г. допускалось в принципе.
«— На днях я слышал, что демократическое движение собирается организовать предупредительную демонстрацию, упреждающую, что ли, попытку военного переворота. Правда, там кое-кто говорил, что армия на это не способна, а вот КГБ — сила монолитная — такое совершить может.
— Полагаю, что сейчас это невозможно. <…> Однако, если появится по-настоящему сильная, конечно, консервативная фигура, то те, кто противится демократизации, пойдут за ней…» [4.149].
После такого рода предупреждений о грозящем путче противники перемен попали в стратегический капкан: отныне все сколь угодно слабые и трудно диагностируемые попытки сопротивления истолковывались как «прелюдия» путча. Даже события, не имевшие прямого отношения к будущему путчу. Так, например, в апреле 1991 г. в печати появились фотография и следующий комментарий: «Эти бронетранспортеры на днях появились в Чернышевских казармах. Подобные колонны сотен новеньких БТРов, въезжающих на территории других московских казарм, видели москвичи» [4.150.С.2].
Непосредственно перед событиями рассказали о том, как в случае чрезвычайных ситуаций должны в принципе действовать органы государственной власти на местах, создав при этом СЗ — «суженное заседание», в которое должны войти первый секретарь, начальник милиции и руководитель госбезопасности субъекта власти. «…Источник, пожелавший остаться анонимным, объясняет, что СЗ — это структура, которая готовит страну на случай „особого периода управления“. Объявить такой период вправе только правительство СССР, а поводом для введения „особого периода“ может быть „не только война“.
СЗ <…> действует на основе постановления ЦК КПСС и Совмина СССР от 19 июня 1984 г. и Указа Президента СССР от 12 ноября 1990 г., который называется „О возложении на исполнительные и распорядительные органы Советов народных депутатов функции по координации мобилизационной работы“ [4.151.С.7]. В одном из последующих номеров (в июле 1991 г.) та же газета публикует типовой план действий вышестоящих властей: „…При возникновении экстремальной ситуации <…> начинает действовать план операции „Метель“.
Если оперативную часть плана выполнить не удается, подключается Москва и вступает в действие план операции „Тайфун“, что означает как минимум дополнительную переброску подразделений ВВ или дивизии им. Дзержинского“ [4.152.С.15]. В статье подробно вскрываются состав, задачи, полномочия, структуры СЗ на местном уровне: „Как это делается. За последние годы изменилась сама концепция действий в чрезвычайных обстоятельствах. В конце 1950-х - начале 1960-х, несомненно, преобладала доктрина военного подавления массовых беспорядков, опробованная в „дружеских урегулированиях“ в Восточной Германии в 1953-м, в Венгрии в 1956-м. Этим опытом воспользовались и внутри страны при подавлении волнений в Грузии в 1957-м, в Новочеркасске в 1962-м. Милиция тогда должна была продержаться до прихода армии.
С начала 1970-х схема начинает меняться. Армия отодвигается на второй план, а функции оперативного реагирования постепенно переходят к МВД. Они осуществляются главным образом на двух уровнях — республиканском и союзном.
Устранение беспорядков возлагается на специальный сводный отряд милиции. Он комплектуется за счет переброски в место предполагаемых или уже происходящих событий групп и отрядов из прилегающих районов. Например, при возникновении экстремальной ситуации в Алма-Ате начинает действовать план операции „Метель“.
В город оперативно перебрасываются рядовой состав, служащие ВВ, курсанты училищ и школ милиции из Новосибирска, Ташкента, Караганды, Красноярска, Перми, Кемерова, Иркутска, Фрунзе, Барнаула, Душанбе, Омска. Если оперативную часть плана выполнить не удается, подключается Москва и вступает в действие план операции „Тайфун“, что означает как минимум дополнительную переброску подразделений ВВ или дивизии им. Дзержинского“ [4.152.С.15]. Приводится сама схема операции „Метель“ с указанием функциональных групп и их численности, при этом в примечании указывается, что из схемы убраны номера воинских частей и фамилии. В противном случае авторов публикации и редакцию можно было бы смело привлекать к суду за разглашение гостайны, а так они якобы балансируют на грани между „можно“ и „нельзя“.
Наконец, во вторую неделю августа появляется сообщение: „Над всей Россией — безоблачное небо“. Гидрометеоцентр» [4.153.С.1]. Гидрометеоцентр, как известно, занимается разведкой и прогнозом погоды. Упомянутый же центр, видимо, политической погодой.
Аналитическая подготовка
Если СМИ обрабатывали все население без исключения, то аналитические записки готовились для основных игроков.
Как именно готовилась американская сторона к августу, известно далеко не в той мере, которая необходима для того, чтобы эта подготовка стала прозрачной. На сегодня общественности представлен лишь один документ, разработанный в Штатах. (Приложение № 7). Документ этот весьма и весьма знаменателен. Можно отметить, что уровень работы американских аналитиков был таков, что, не владея в принципе информацией о подлинной роли М. С. Горбачева как «агента влияния» (в силу особой секретности), а для нынешних исследователей в России это является базовым представлением в их умозаключениях, американцы все же смогли на должном уровне дать советы первым руководителям своего государства.
Проект «путча» имел два варианта — с М. С. Горбачевым и без него. Мы знаем, что прошел первый вариант, но каковы были еще подварианты «без него», мы не знаем, даже учитывая сведения человека, ознакомленного с возможным развитием событий: «Когда мне задолго до путча в первый раз показали как возможные его сценарии, так и наши возможные контракции, у меня глаза разбежались. Чего тут не было: и сопротивление в Белом доме, и под Москвой, и выезд в Питер или Свердловск для борьбы оттуда, и резервное правительство в Прибалтике, и даже за рубежом. А сколько было предложений о сценариях самого путча! И „алжирский вариант“ — бунт группы войск в какой-нибудь из республик. Восстание русского населения в республиках. И т. д. и т. п. Но постепенно сценарии „сгущались“ и все яснее становилось, что все будет зависеть от роли самого Горбачева: путч будет или с благословения Горбачева, или под флагом его неинформированности, или при его несогласии, или даже против него. Самым благоприятным для нас был вариант путча „против Горбачева“. Мы ждали, что, скорее всего, таким он и будет. Но, может быть, нам удастся представить его в таком варианте — это будет большая удача. Поэтому даже если день, полдня будет „нестыковка“ путча и Горбачева — надо будет этим воспользоваться и ударить в эту щель. ГКЧП из всех возможных вариантов избрал такой, о котором мы могли только мечтать, — не просто против Горбачева, а еще с его изоляцией. Получив такой прекрасный пас, Ельцин не мог не ответить великолепным ударом. Я не хочу сказать, что все изложенные соображения были утром 19 августа за два часа „просчитаны“ среди десятков других вариантов. Работа велась в эти дни очень напряженная, но не на пустом месте» [4.154.С.5].
В. С. Павлов, комментируя эти признания Г. Х. Попова, пишет: «Осведомленность Попова в этих делах — вне сомнений, а цинизм откровенности понятен — победители делят лавры. Тем не менее осторожность и здесь не покинула Попова. Он лишь раскрыл секрет Полишинеля. Но ничего не сказал, кто его знакомил, а что еще важнее — из каких источников приходила информация. О том, какого рода указания получали информатор или информаторы, известно. Но кто они? Ответа нет» [48.С.80].
Во время своей рекогносцировки по СССР Джереми Израэль не отказал себе в удовольствии назвать вещи своими именами. А. А. Проханов вспоминает: «Помню июньский разговор в кабинете газеты „День“ с шефом американской „Рэнд корпорейшн“ Джереми Израэлем. На столе — нарисованная чернилами небрежная схема. Обозначен кружком „кремлевский центр“, представленный Горбачевым. Другим кружком обведен „параллельный центр“, представленный Ельциным. Третьим кружком отмечена „золотая гостиная“, из которой одна и та же группа советников управляла и тем и другим. Американец спросил, что следует сделать советникам, чтобы переключить властные полномочия от „Первого“ ко „Второму“: „Быть может, создать на несколько дней нелегитимную ситуацию, вывести <…> Горбачева, и в атмосфере социального хаоса замкнуть управление армией, КГБ и милицией на Ельцина?“» [4.155.С.1]. Любопытно в этом откровении то, что лицу, которое может считаться одним из вождей патриотов, выдается информация, могущая повлечь за собой действия упреждающего характера. Это может иметь двоякое толкование: либо все уже предрешено настолько, что можно говорить обо всем в открытую, либо — о максимальном доверии. В любом случае разработки по «параллельному центру» к августу подошли к своему логическому завершению — осуществлению на практике. Ибо «еще в 1989 году в экспертных группах Совета национальной безопасности США стали обсуждать идею о создании на российской почве параллельного союзному политического и экономического центра. <…>
В феврале 1991 года о ней активно заговорили в окружении Ельцина. К этому времени относится начало практической разработки варианта такого „центра“ в лице Ельцина и Верховного Совета РСФСР. При анализе политико-экономического содержания параллельного центра использовали суждения Г. Попова, незадолго до этого побывавшего в США. Там Попов имел контакты с государственным секретарем Бейкером, с его экспертной группой, был принят специалистами из ЦРУ и аналитиками из госдепартамента. Главным компонентом этого замысла являлось создание на территории Советского Союза разорванных, разделенных между собой рынков с равной ориентацией на российский и международный рынки. По задумкам авторов плана это означало бы необратимый развал „советской империи“» [35.Ч.1.С.42].
Напоминают и об исторической аналогии произошедших событий: «В XVI веке начальник английской секретной службы лорд Берли и его ближайший помощник Уолсингем решили устранить претендентку на престол Марию Стюарт. Но как это сделать? Взять и просто ее репрессировать — нельзя. Было решено „помочь“ ей организовать заговор против королевы Елизаветы. В окружение Марии внедрили агента Джифорда. Он умело подтолкнул людей Марии на организацию заговора и помог его разоблачить. „Гэкачеписты“ XVI века, в том числе Мария Стюарт, были казнены. В истории спецслужб это классический пример метода, который называется „Заговор в заговоре“» [4.156.С.2]. Несколько подробнее об этом историческом случае в: [4.157.СС.33–57].
«Горбачев образовал ГКЧП — вроде бы для того, чтобы удержать от расползания республики. Он объявил, что это будет орган, обязанный отслеживать положение. По его рекомендации в необходимых случаях будет вводится чрезвычайное положение. Были конкретно названы лица, включенные в состав комитета — Крючков, Язов (министр обороны СССР, Маршал Советского Союза. — А.Ш.), Пуго и другие, — изготовлены соответствующие бланки, печать и т. д.» [8.С.8].
Замысел состоял в том, что было решено создать следующую ситуацию. Следовало собрать воедино ту часть руководства, которая была однозначно против развала страны, дезавуировать ее и лишить власти и возможности общаться с внешним миром вообще или на период разгрома. Именно такова подоплека кадрового аспекта августовских событий 1991 года и устранения всех фигур, могущих потенциально помешать развалу СССР. Наиболее стойких лиц из числа тех, кто все понял, но которых не удалось уложить в сценарий, просто убили: Б. К. Пуго, С. Ф. Ахромеева. Это повлияло на неизвестных противников: они были запуганы. Остальная элита предала и СССР, и КПСС. И все последующее время — последние четыре месяца 1991 года больше уже формального существования СССР — подтверждает это. Не было адекватного сопротивления развалу: те, кто мог его еще оказать, оказались либо в тюрьме, либо в могиле. Если прежде мы еще могли наблюдать в руководящей элите страны такие группы: разобщенные патриоты, которых «вычислили» и «контролировали» наблюдатели; болото, которое постепенно сходило с позиций нейтралитета в сторону врагов сохранения Союза; «агенты влияния» и активно помогающие им клановые образования, то теперь первой группы практически не существовало: ключевые фигуры были устранены. (Отметим, что это уже была вторая столь массовая акция по устранению действительно советского руководства. В качестве первой можно рассматривать дисциплинированный исход из ЦК КПСС «группы пенсионеров» в апреле 1989 г.)
В дальнейшем необходимо будет еще и еще раз проанализировать август 91-го. По всей видимости, мы сейчас не сможем, даже перебрав абсолютно все методики, зная все приемы и проведя сопоставительный анализ, сказать, как это все задумывалось, как проводилось, что «получилось» и что «не получилось». Здесь еще много загадочных моментов как для исследователей, так и для западных аналитиков — да, да, они и сами еще до конца не знают, каких еще успехов, скрытых благодаря эффекту самоорганизации, они добились: «Я думаю, что анализ „путча“ еще предстоит: какую роль здесь сыграли секретные службы Запада и другие силы. Но здесь перепутались интересы Запада и Советского Союза, взаимоотношения многих сил, и не следует сбрасывать со счетов то, что участники этого переворота все-таки рассчитывали остановить сползание страны к катастрофе. Этот элемент тоже был. Но все было сделано глупо, нелепо, как будто бы заранее было нужно, чтобы „путч“ провалился. И я уверен в том, что именно на это и рассчитывали, чтобы предотвратить настоящий путч. Как, например, пожарники для тушения пожара устраивают встречный пожар. Это — провокация. Доминирующую роль во всем этом сложном сцеплении событий сыграла, по-видимому, провокация, чтобы победить настоящий переворот, который остановил бы движение страны к катастрофе. И это было возможно!» [21.СС.38–39].
В аналитической подготовке и разработке документов выделяются две группы, одна из которых была создана непосредственно при первом лице: «В 1991 году <…> чрезвычайные меры стали острейшей необходимостью для обеспечения подъема производства, строительства и структурной перестройки. Их разработка велась тремя группами специалистов под общим контролем и руководством Горбачева. Одну из этих групп возглавлял А. Тизяков, будущий член ГКЧП, другую — А. Милюков, тогда и сейчас верный советник вождей, президентов, спикеров, третью — В. Величко, первый заместитель премьер-министра [48.С.81].
Вторая группа — внутри центрального аппарата КГБ СССР. Ее условно можно назвать по имени ее главных участников — Жижина и Егорова: „…9 декабря <…> Крючков вызвал к себе генерал-майора КГБ Вячеслава Жижина — заместителя начальника Первого Главного Управления (разведка), в прошлом — начальника секретариата Председателя и полковника КГБ Алексея Егорова.
Крючков дал задание Жижину и Егорову (со ссылкой, между прочим, на поручение М. С. Горбачева) подготовить записку о первоочередных мерах „по стабилизации“ обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения.
Такая записка была ему представлена. А вместе с ней — проект указа Президента М. С. Горбачева и постановление Верховного Совета СССР о введении в стране чрезвычайного положения. По словам Егорова, одновременно с этим по поручению Горбачева некими другими товарищами готовились и документы о введении прямого президентского правления в Литве“ [1.СС.247–248]. „5 августа Крючков снова позвал к себе своего зама Грушко и уже знакомых нам Егорова и Жижина. Там же Павел Грачев <…>. На том совещании Крючков поручил подготовить еще одну, но уже более подробную аналитическую записку на предмет введения в стране чрезвычайного положения. Работу, — объяснил Председатель КГБ, — следует вести конспиративно. А посему Грачев, Егоров и Жижин отправились писать документ на оперативную дачу Второго Главного Управления (контрразведка), расположенную неподалеку от деревни Машкино, по дороге на Ленинград. Написали. И предупредили Крючкова <…>, что введение чрезвычайного положения может вызвать негативную реакцию среди некоторой части населения…“ [1.С.255].
Помощник начальника Второго Главного Управления (контрразведка) КГБ СССР полковник Егоров Алексей Георгиевич: „Впервые к разработке проблемы чрезвычайного положения в стране я был привлечен в декабре 1990 г. (т. 7, л.д. 7 — это ссылка на заведенное уголовное „Дело ГКЧП“. — А.Ш.) Примерно 15–16 августа <…> Крючков на этот раз поручил нам подготовить документ о первоочередных мерах экономического, социально-политического и правового характера, которые следует реализовать в условиях чрезвычайного положения (т. 7, л.д. 10) <…> Крючков достал из своей папки тот проект документа, который я и Жижин готовили перед встречей и, обращаясь к участникам, предложил ознакомиться с мерами, которые необходимо осуществить, вводя чрезвычайное положение. Хочу отметить, что на этой встрече документ еще не обрел название: „Постановление № 1 ГКЧП“ В тот момент мы его условно называли документом о неотложных мерах по стабилизации экономической и политической обстановки в стране“, (т. 7, л.д. 12)» [48.С.81]. Итак, документы группы Жижина-Егорова легли затем в документы ГКЧП, ныне каждый может с ними ознакомиться и сравнить с предпутчевским открытым документом ЦРУ. Интеллектуальная пропасть налицо.
К настоящему времени — десять лет спустя — стало известно, что существовало четыре варианта на случай критического развития ситуации: чрезвычайное положение в стране, чрезвычайное положение в Москве, прямое президентское правление в стране, прямое президентское правление в Москве. Датируются они декабрем 1990 г. [37.С.8].
После августовского «путча» начали готовить «путч» октября 1993 г. Именно так сейчас выглядит подготовка и публикация в начале октября аналитического документа «Угроза безопасности и необходимость сотрудничества республик». Речь шла о возможности реванша за неудачу августа, и документ предупреждал о возможности еще одного путча. «Сенсацией прошлой недели, бесспорно, стало появление на рынке гласности документа „Угроза безопасности и необходимость сотрудничества республик“. Он рожден в Аналитическом управлении КГБ СССР и рисует довольно мрачную картину нашего переполненного эйфорией сегодня, равно как и традиционно светлого завтра.
Документ этот был не один — он входил в целый пакет аналитических записок, подготовленных для нынешних и будущих парламентариев экспертами военно-политического отдела Института США и Канады АН СССР, Института Европы АН СССР, а также руководителями двух управлений КГБ СССР» [4.158.С.6]. Экономическое управление КГБ предупреждало о возможности энергетических кризисов в Москве и на периферии, а Аналитическое управление — как раз именно о возможностях коммунистического реванша.
Мотивы основных игроков
Третий звонок спектакля под названием «путч» прозвенел 17 июня 1991 г. на закрытом заседании Верховного Совета СССР. Председатель КГБ СССР В. А. Крючков довел до сведения депутатов записку в ЦК КПСС за подписью Ю. В. Андропова, подготовленную внешней разведкой, «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан». Случилось это только тогда, когда развал СССР был предрешен. Скорее всего именно это событие можно назвать ключевым поворотом, а не те три дня в августе 1991-го.
Почему М. С. Горбачев взялся исполнять свою, пусть во многом и вне сцены, роль в августовском спектакле, раз она оказалась для него в результате самоубийственной? Мотивы его поведения могут быть только одни: он не сомневался в том, что он должен был еще оставаться «на плаву». Ему — ошибочно — представлялось, что из этой ситуации он должен был выбраться один, да еще и получив соответствующие политические дивиденды: «События августа 1991 года имеют свою логику и предысторию. Задолго до этой даты они продумывались и готовились самим Горбачевым, и не им одним. Для него же это имело глубоко личные причины и цели — сохранить и укрепить свою личную власть любой ценой. Необходимо было отвести нависшую над ним угрозу, указать „виновников“ провала в экономике и развала страны, уничтожить любые силы, которые на тот момент могли воспрепятствовать реализации его планов» [48.СС.12–13]. Страх М. С. Горбачева по прилете 21 августа 1991 г. из Фороса в Москву объясняется именно этим. Он его не разыгрывал. Ему говорили, что весь путч задуман только для того, чтобы свалить консерваторов, тот же премьер В. С. Павлов потребовал себе больше власти. Но убрали не только всех консерваторов, но и его самого. Он был уверен в успехе операции — ведь все большие и малые операции по разгрому СССР ранее прошли без сучка и без задоринки, и он всегда выходил сухим из воды, значит, должно получится и на этот раз.
Таковы были мотивы, по которым М. С. Горбачев повел свою игру, совершенно не замечая самоубийственности своей роли и того, как его использовали. И здесь в самую пору сказать, что его оценка как предателя интересов народа и страны хотя и во многом справедлива, но не всегда до конца объективна. Первым человеком, сказавшим это в открытую, был Государственный советник юстиции 2-го класса (что соответствует воинскому званию генерал-лейтенанта) В. И. Илюхин, который будучи начальником управления Генеральной Прокуратуры СССР по надзору за исполнением законов в КГБ СССР, членом Коллегии в ноябре 1991 г. возбудил уголовное дело против Горбачева по ст. 64 («Измена Родине»). Этим самым он выполнил свой гражданский и служебный долг и в тот момент это можно было только приветствовать, но с тех пор прошло много лет и «зацикленность» на такой оценке, во-первых, утратила свою остроту, а во-вторых, позволяет спекулировать на этой теме разным политическим деятелям, которые занимаются по сути тем же самым.
М. С. Горбачев еще на заре своей политической карьеры по сути начал игру, до конца не представляя всей сложности пути, в том числе и собственного. Он полагал, что раз он стал первым лицом в стране, то это означает, что ему принадлежит первая роль всегда, везде и во всем. Он не принимал во внимание, что есть способы, которые заставят его вернуться в прежнее состояние. Он еще мог позволить себе сказать по возвращении из Фороса на сессии российского парламента: «Всей правды я вам все равно не скажу», но это уже не было направлено против тех, кто им удачно манипулировал. Сама же фраза звучит двусмысленно: он и сам не знал всю правду тогда, не знает и теперь.
Что касается слов его оппонентов о нем как о предателе, то на мой взгляд, вынесение подобной сомнительной оценки на многомиллионную читательскую аудиторию и использование ее в своей аргументации научно несостоятельно (да в конечном итоге и безнравственно). Да, в нашей книге все рассматривается с позиций системности, и нужно сказать, что М. С. Горбачев во многом работал на внешнюю среду в ущерб Союзу ССР и при этом был согласен на все условия, на сдачу любых позиций, кроме тех, что касались его сугубо личных интересов. Да, он лишь самая видная фигура из многих и многих подобных ему лиц в элите СССР. Но основная масса авторов, пишущих о нем и том времени, дают ему оценку с позиций нравственных и эмоциональных, а не с точки зрения глубокого бесстрастного анализа. Ведь если вспомнить тот период, можно отметить, что по мере хода перестройки к нему присоединились миллионы людей, которые на референдуме 17 марта 1991 г. проголосовали за развал СССР. Людей же, которые действительно отстаивали сохранение Союза ССР, было ничтожно мало. И лишь эти люди имеют моральное право давать оценки подобного рода. Вот пусть они и только они и бросают первыми камни, я же на себя такую роль принять не могу.
«Постсоюзная» судьба М. С. Горбачева удачна. Но могли быть и альтернативы. Причем с любым исходом — если бы по сценарию заокеанских штабов «перестройки» было необходимо его устранение, то это сделали бы, и сделали бы не задумываясь. Это стоит четко понимать и помнить всем тем, кто еще когда-либо согласится на роль двурушника. И то, что при исполнении всех сценариев сохранили жизнь политикам сыгравшим двусмысленную роль — Президенту СССР М. С. Горбачеву, вице-президенту РФ А. В. Руцкому, Председателю Верховного Совета РФ Р. И. Хасбулатову совсем не говорит о том, что в следующий раз, когда по плану будет нужен не «Форосский плен», а нечто с кровавым финалом, то это сделают автоматически. И число «смертельных загадок» тогда будет расти в соответствующей пропорции. Так что, «господа политики», прежде чем надевать на себя маску и начинать играть, задумайтесь, кто эту маску с вас будет снимать.
Тут стоит обратить внимание на то, что у М. С. Горбачева не было достойного политического образования, чтобы научиться тонкостям управления. Имея его, можно было бы и остаться на плаву, и вести свою еще более тонкую, чем у тех же американцев, политическую игру. Но отсутствие такой политической культуры привело к тому, что он сам себя обыграл.
Будучи эмоционально восприимчив и внушаем, а потому управляем интеллектуально подготовленными и информированными людьми, он стал не на самый оптимальный в том числе и для себя путь. Отдельные процессы и акции не складывались у него в целостную прогнозируемую картину, если бы он видел обратную сторону явлений и процессов, тогда он вполне мог бы удержаться у власти.
Надо сказать, что и В. А. Крючков так же, как и М. С. Горбачев, полагал, что для него все обойдется. Для этого суфлеры приготовили ему успокоительную версию: «Пострадают все, кроме Вас. Вы нам еще нужны». По методу аналогии можно сделать предположение, что В. А. Крючкову говорили, что его отправят в отставку за то, что не заметил заговора. Накануне из-за разыграннной «неудачи» с Вильнюсом первого заместителя председателя КГБ СССР генерала армии Ф. Д. Бобкова отправили в отставку. (Журналистка «Московских новостей» Е. М. Альбац утверждает, что увольнение Ф. Д. Бобкова состоялось именно на основании того, что в Вильнюсе операция не отличалась гибкостью [4.159.С.15]. Сам же Ф. Д. Бобков утверждает, что увольнение состоялось 9 января 1991 г. [4.160.С.373]. Известные события в Вильнюсе произошли 13 января 1991 г.)
Обошлось ведь? Обошлось. И для В. А. Крючкова будет то же самое. И лишь потому, что эта затеянная чехарда должна была вроде бы отвечать его целям, он и приступил к игре. О том, что он окажется в Лефортово, он узнал уже в конце «спектакля» вместе со зрителями.
Мотивы Г. И. Янаева тогда были просты и ясны: сдержать грубой силой, подобно бульдозеру, хорошо организованное и четко направленное наступление. Однако вектор наступления был выбран безупречно, а сила его была такова, что любые, даже довольно правильные акции, направленные против Белого дома, были бы самоубийственными. Несомненно, желательным и малоконфликтным был бы путь договоренностей с региональными элитами, в том числе и в самой Москве. Однако проведение целеустремленной и тщательно продуманной политики с предварительной разработкой программ, чего не было сделано и без чего трудно было бы ожидать быстрых масштабных изменений к лучшему, оставалось за пределами интеллекта вице-президента СССР. Отсутствие у него политической проницательности образовало порог отставания — ГКЧП оставалось лишь беспомощно следовать за навязываемыми событиями. Вместо восстановления охранительной (защитной) и воспроизводительной функций страны произошел столь масштабный разлом, после которого СССР не подлежал восстановлению ни за какой сколь угодно долгий период времени и ни под каким видом.
Пожалуй, никто так не был заинтересован и в столь малой цене августовского политического кризиса, как Б. Н. Ельцин. Даже скорее всего ЦРУ было заинтересовано пусть и в небольшом, но более продолжительном конфликте — это еще быстрее добило бы Россию. Б. Н. Ельцину же конфликт обошелся ровно настолько, насколько ему это было нужно — власть к нему перешла.
А. И. Лукьянов всегда и во всем поддерживал все начинания М. С. Горбачева. Тот, в свою очередь, всегда и во всем поддерживал и самого А. И. Лукьянова. Какие бы вместе действия они ни совершали, они всегда шли рука об руку и нуждались друг в друге. Потому А. И. Лукьянов мог смело пускаться в любую авантюру вместе со своим напарником — он всегда мог надеяться на то, что М. С. Горбачев поможет ему. Он забыл, что, кроме такого своего рода «исторического» подхода, существуют еще и другие, он не учел тот фактор, что руководят еще и самим Горбачевым и что «Сам» может попасть в такой капкан, откуда выбираться придется в одиночку («Боливар двоих не увезет»), В реальной политике это бывает довольно часто. И потому А. И. Лукьянов мог спокойно ехать отдыхать на Валдай, не зная, что его роль расписана другими авторами сценария, а не его бывшим другом.
В таком же положении очутился и вечный ближайший помощник генсека В. И. Болдин.
Неожиданно для самого себя командующий Воздушно-десантными войсками генерал-полковник (на тот момент) П. С. Грачев явился одним из самых главных действующих лиц. (Хотя особого доверия у разработчиков спектакля он, видимо, не вызывал и посему был продублирован своим заместителем генерал-майором А. И. Лебедем.) Начало его части игры закладывалось еще на стадии разработки сценария ГКЧП со стороны КГБ, тогда на второй стадии работы группы Жижина-Егорова был приглашен третий участник — П. С. Грачев. Зачем понадобился командующий войсками ВДВ, который способен высадить где-то десант, захватить любой опорный пункт «одним полком за два часа», и не более того? Ведь это довольно грубая сила, и в принципе не годится для тонких операций, как написал актер и поэт Леонид Филатов в своей сказке «Про Федота-стрельца, удалого молодца»: «Генерал: Что дурак — не обессудь! У меня иная суть! Мне б куды-нибудь в атаку, аль на штурм куды-нибудь!»
П. С. Грачева в КГБ незаметно для него самого тонко обработали, ему показали все замыслы операции, ему была внушена его роль, причем под таким углом зрения, чтобы он уже сам потом разбирался, чьи приказы и как ему выполнять, а чьи игнорировать. И когда Б. Н. Ельцин позвонил ему утром, то решение, кому подчиняться, первому президенту еще РСФСР Б. Н. Ельцину или министру обороны Д. Т. Язову, у честолюбивого генерала уже «созрело». Предварительная обработка чекистов, конечно же, склоняла к первому варианту, что же касается второго, то наказание за прямое непослушание или «неправильное толкование» приказов могло быть только минимальным. А П. С. Грачев как никто другой предпочитал держать яблоки во всех корзинах. Если бы, кроме упомянутых, был еще и третий вариант, то он и там поимел бы свой интерес… «Никто танки к Белому дому не посылал. Ни для защиты, ни для нападения. Не было в том никакой необходимости. А потому и не было приказа. Это подсуетился генерал Грачев. „Верный воинской присяге“, он вначале активно участвовал в совещаниях у Язова и предлагал крутые меры, а потом мчался к телефонам докладывать Ельцину. Они были знакомы. Когда Борис Николаевич еще избирался в депутаты, то побывал в Пскове, где Грачев командовал дивизией ВДВ. Видно, крепко сошлись за столом. Но Грачеву надо отдать должное: все просчитал. Берет верх ГКЧП — первым окружил гнездо сопротивления. Побеждает Ельцин — я первым к вам пришел на помощь» [37.С.9].
Мы изложили причины действия лиц прямо или косвенно принимавших активное участие в ГКЧП. Мотивация же секретаря ЦК КПСС О. С. Шенина была другая: никаким образом не участвовать в путче и, наоборот, дистанцироваться от членов ГКЧП как можно дальше. О. С. Шенин занимал только один пост — партийный и он не хотел ни чем скомпрометировать себя и Центральный Комитет в случае возможной неудачи. Тем не менее это не спасло ни от разгрома КПСС, ни от ареста одного из секретарей ЦК. Причем желание Шенина было настолько велико, что это было отмечено практически сразу же: «Он полетел в Форос вместе с представителями ГКЧП. Но полетел не к президенту, а к генсеку. В последние месяцы Шенин был де-факто вторым лицом в партии. Вместо часто болевшего Ивашко он проводил заседания Политбюро и Секретариата. <…>
В ночь с 18 на 19 августа Шенин встречается с Кравченко (Председателем Государственного Комитета по телевидению и радиовещанию — А.Ш.) и передает тому для обнародования документы ГКЧП. Его роль в путче, как мы видим, меняется. Но в последующие дни он снова держится в стороне. <…> Как близость, так и отстраненность его от путчистов, видимо, не случайны.» [4.161.С.1].
Таковы вкратце были причины, которые заставили основных игроков начать политическую интригу, но подлинными хозяевами положения были совсем другие люди. Именно они играли этими политиками, как шахматными фигурами. Причем играли одновременно и черными и белыми. Поэтому результат был известен заранее. Как говорил в таких случаях герой фильма «Блеф», сыгранный певцом и актером Андриано Челентано: «Ставьте на „черное“, ставьте на „красное“ — все равно выпадет „zero“!»
Самое же виртуозное во всей этой комбинации было то, что политические пешки из ГКЧП этого не почувствовали и даже спустя годы считали, что вели исключительно самостоятельную игру и были инициаторами своего плана.
Три дня московского августа создали такой резонанс, что игра была кончена в кратчайшие сроки, вся страна и советский строй покатились в пропасть. После этого уже ничего не требовалось изобретать, чтобы их добить. Никто и ничто не могли спасти Союз Советских Социалистических Республик осенью 1991 года…