Я впервые встретила Марит в коридоре больницы Бетаниен. В то время я искала пациентов для своего исследования, поэтому спросила ее, не хочет ли она принять в нем участие. Я сразу поняла, что она в депрессии и не очень хорошо справляется. Марит не хотела рисковать, понимая, что может оказаться в группе плацебо (группа пациентов, не получающих лечения).
Услышав обо всех взлетах и падениях, пережитых Марит, я поняла, почему она настроена скептически.
В период с 1984 по 1989 год Марит родила троих детей. Через несколько месяцев после рождения первого ребенка у нее появилась боль в пятках, и ей стало трудно ходить. Марит особо не беспокоилась по этому поводу, но все же решила проконсультироваться с врачом. Когда врач сказал, что это начало ревматоидного артрита, она испугалась.
– Никто в моей семье не страдал ревматоидным артритом, поэтому я ничего не знала об этой болезни, – призналась Марит.
Вскоре Марит родила еще двоих детей, и после рождения третьего ребенка у нее появились новые ощущения в руках: боли и скованность в суставах. Болезнь начала развиваться после первой беременности, а после третьих родов симптомы обострились. Марит быстро направили в ревматологическое отделение больницы Бетаниен. Прежде чем поставить окончательный диагноз, врачи хотели посмотреть на изменения в ее анализах крови и рентгеновских снимках. Ей пришлось прождать четыре года, до того как боли в руках и стопах наконец обрели название.
Припарковывая свой красный Mitsubishi у больницы Бетаниен в 1993 году, она знала, что ее ожидает: окончательный диагноз. В кабинете врача ей сообщили новость, которую она давно хотела услышать. Анализы подтвердили, что у нее ревматоидный артрит.
– Я была рада, – сказала Марит.
Она годами не могла найти объяснения своим симптомам и сильнейшей усталости, охватывавшей ее, когда они усугублялись. Проблема была в том, что люди ее не понимали. Они думали, что время от времени все устают. Все годы, пока у нее не было четкого диагноза, понятного всем, Марит испытывала чувство стыда. Словосочетание «ревматоидный артрит» означало, что другие наконец-то поймут, почему она так плохо себя чувствует.
– Мне казалось, будто с моих плеч упал огромный груз, – сказала Марит. – Все, что я чувствовала, было реальным и имело название. Другим может показаться странным, что я радовалась такому диагнозу, но я действительно была счастлива. Когда так долго живешь в неопределенности, радуешься, что объяснение наконец найдено.
В начале 1990-х годов вариантов лечения ревматоидного артрита было мало, и большинство пациентов, находящихся в особенно тяжелом состоянии, попадали в больницы. Некоторые из них становились калеками из-за деформированных суставов. Они страдали от ужасной боли и испытывали непреодолимую усталость, которая никогда их не покидала. То, что Марит увидела в больничных коридорах, поразило ее до глубины души. Она была учительницей музыки, окончившей престижный Музыкальный институт Баратта Дуэ, и понимала, что скоро не сможет играть на фортепиано или гитаре. Медленно, но верно болезнь забирала у нее музыку. Когда ревматоидный артрит поразил гортань, она лишилась и своего певческого голоса.
«РЕВМАТОИДНЫЙ АРТРИТ МНОГОЕ ОТНЯЛ У МЕНЯ, НО Я НИКОГДА НЕ ПОЗВОЛЯЛА ЕМУ ВЗЯТЬ НАДО МНОЙ ВЕРХ».
Пройдя профессиональную переподготовку, Марит стала учительницей для детей с особыми потребностями. Ей удалось проработать довольно долго. Ее семье из пяти человек нравилось гулять, кататься на велосипеде или лыжах и ходить в походы в горы. Они были типичными норвежскими викингами. Когда Марит чувствовала себя достаточно хорошо, она старалась проводить время на свежем воздухе.
– Однако я не знала, когда мне станет хуже, – сказала она мне. – Пришлось отказаться от долгих походов в горы, во время которых мы жили то в одной хижине, то в другой. Ревматоидный артрит многое отнял у меня, но я никогда не позволяла ему взять надо мной верх.
Марит продолжала жить во многом благодаря постепенной революции, происходившей в методах лечения.
Здоровый палец
Еще в 1990 году врачи были практически уверены, что у Марит ревматоидный артрит, поэтому в первую очередь сделали ей инъекцию золота. Да, золота. Я лично видела, что у пациентов, страдающих ревматоидным артритом, воспаление меньше на пальце, на котором они носят обручальное кольцо. Некоторые пациенты приходили ко мне на прием с золотыми кольцами на каждом пальце, потому что так им было легче.
В 1990-х годах 62-летняя британка приняла участие в эксперименте. Она страдала ревматоидным артритом 47 лет, и исследователи заметили, что палец, на котором она носила обручальное кольцо, в значительно лучшем состоянии. Они сделали рентгеновские снимки пальцев 30 пациентов, носивших золотые кольца, и 25 пациентов, не носивших их.
Поскольку люди носят обручальное кольцо только на одной руке, ученые решили проверить, есть ли разница между безымянными пальцами левой и правой рук пациента. Разница обнаружилась. Сустав безымянного пальца, на котором было золотое кольцо, был менее поврежден, чем на другой руке. У людей, не носивших колец, такой разницы исследователи не заметили.
Для опытных врачей это открытие не стало неожиданностью: золото использовалось для лечения ревматоидного артрита более ста лет. В начале 1900-х годов исследователи считали, что причина этого заболевания кроется в микобактерии туберкулеза, и думали, что золото убивает бактерии. Оказалось, что это не так, но объясняло, почему они ревматоидный артрит пытались лечить золотом. Выяснилось, что оно эффективно.
В 1932 году исследование с участием 48 пациентов с ревматоидным артритом показало, что их состояние улучшалось после инъекций золота. Несколько исследований, проведенных в последующие десятилетия, подтвердили теорию о том, что оно облегчает симптомы заболевания. Его стали часто использовать, считая одним из немногих эффективных методов лечения. Однако требовалось несколько месяцев, прежде чем пациенты замечали улучшение состояния, к тому же инъекции имели множество побочных эффектов. Некоторые пациенты по-прежнему уверены, что золото приносит облегчение, хотя сейчас этот метод применяется редко.
У исследователей все еще нет удовлетворительного объяснения эффективности золота, но, очевидно, оно оказывает противовоспалительное действие.
Организм Марит плохо реагировал на золото.
– Меня тошнило, появилась сыпь на теле, поэтому пришлось незамедлительно от него отказаться, – сказала она.
Следующей попыткой был сульфасалазин – еще один метод лечения, который проходил испытания в межвоенный период из-за убеждения о том, что ревматоидный артрит вызван туберкулезом. В 1980-х годах несколько исследований подтвердили эффективность препарата, однако ученые опять не смогли это объяснить. Известно, что он сокращает воспаление и может применяться при лечении ревматоидного артрита и воспалительных заболеваний кишечника. Однако сульфасалазин Марит не помог: она не заметила никакого эффекта.
В день, когда ей наконец поставили диагноз, врач Марит обсудил с ней несколько новых вариантов лечения. Один из них она запомнила особенно хорошо.
– Он заговорил о химиотерапии, хотя я думала, что она применяется только для больных раком, – сказала она.
Лечение рака – не единственное применение химиотерапии. Ее история, как и основы лечения ревматоидного артрита, начинается с ужасов Первой и Второй мировых войн.
Смертельный газ, ставший лекарством
В 1860 году британский химик Фредерик Гатри создал в лаборатории смесь, которая оказалась горчичным газом. В маленьких дозах он вызывал легкие симптомы, такие как раздражение кожи и глаз, но в больших разрушал легкие. Этот яд атакует ДНК внутри клеток, то есть сам механизм жизни.
К сожалению, открытия ядовитых химических соединений часто приводили к их использованию в качестве оружия, и во время Первой мировой войны горчичный газ убил более 90 тысяч человек и искалечил более миллиона человек. Желто-коричневое облако висело над местами сражений, словно предзнаменование боли, которую оно причинит солдатам. Уже через несколько часов их кожа покрывалась красными пятнами, и со временем они превращались в желтые пузыри. Когда дискомфорт перерастал в хрипы и жесткий кашель, солдаты по-настоящему пугались. Это значило, что газ поразил легкие и мог стать причиной смерти.
Сразу после Первой мировой войны ученые исследовали воздействие, которое газ оказал на выживших. Они обнаружили, что костный мозг солдат – место, где образуются клетки крови, – почти полностью разрушен. Пациенты нуждались в регулярных переливаниях крови и страдали повторяющимися инфекциями. Это открытие оставалось за полями медицинских исследований два десятилетия, вплоть до начала Второй мировой войны.
Говорят, что бомбардировка итальянского города Бари в 1943 году[16] стала инцидентом, благодаря которому в медицине появился новый спасительный метод лечения – химиотерапия. Немецкие самолеты бомбили стоявшие в гавани американские корабли, один из которых был загружен 70 тоннами горчичного газа. После бомбардировки облако токсичного газа накрыло город, вследствие чего в следующие месяцы погибла почти тысяча человек.
Выжившие стали объектами изучения американских исследователей, которые обнаружили удивительные последствия беспорядка, наведенного газом в организме. Ученые быстро заметили, что у выживших практически отсутствовали лейкоциты, клетки иммунной системы. Горчичный газ выводил ее из строя.
Это открытие навело ученых на размышления. Было ли в опасном газе то, что могло бы бороться с видами рака, поражающими иммунную систему, а именно с лимфомой и лейкемией? Они провели ряд испытаний и разработали одни из важнейших препаратов от рака, доступных в настоящее время. Среди них был метотрексат – средство для химиотерапии. Так рак превратился из смертного приговора в заболевание, поддающееся лечению.