[491]. Источником этой информации Такер называет Медведева. Однако в том абзаце, на который ссылается Такер, Медведев пишет нечто иное: «Николаев рассказал Кацафе, как было организовано убийство...»[492] Однако в новом издании книги Медведева этот абзац был изменен следующим образом: «Николаев рассказал ему (Кацафе), что убийство Кирова было организовано органами НКВД...»[493] Причина такого значительного изменения не ясна. В российском издании книги «К суду истории» («Let History Judge»), вышедшей в 1990 г., вся история о Кацафе была опущена[494].
Если в заявлении Кацафы действительно содержались бы подобные сведения, то следует предположить, что о них упомянули бы те, кто видел данный документ, например судьи Верховного Суда Петухов и Хомчик. Однако они рассказывают совсем другую историю[495]. Таким образом, слова Кацафы, что Николаев якобы сказал ему, что он действовал по приказам НКВД, следует считать весьма сомнительными.
Когда в эпоху гласности дело об убийстве Кирова заново стало привлекать интерес людей, на сцене снова появилась Шатуновская, которой к этому времени было уже почти девяносто лет. У нее взял интервью Николай Зенькович, автор популярных очерков о политической истории Советского Союза. В своем интервью Шатуновская представила еще одну версию о происхождении информации об утверждениях Николаева по поводу приказов НКВД. По словам Пальчаева, который в 1934 г. был прокурором Ленинграда и якобы присутствовал при допросе Сталиным Николаева, Николаев ответил на вопрос Сталина, что сотрудники НКВД четыре месяца назад убедили его убить Кирова, аргументируя это убийство интересами партии и государства. После этих показаний Николаев якобы был избит. Автором этого рассказа является Опарин, старый большевик, хорошо знавший Пальчаева. Данная история якобы была подтверждена еще одним ветераном партии, другом Чудова Дмитриевым, который слышал рассказ Чудова о событиях во время этого допроса[496].
Шатуновская также написала письмо Яковлеву, в котором она пересказывает утверждения Николаева о том, что сотрудники НКВД принудили его совершить убийство[497]. Комиссия Яковлева изучила письма Шатуновской Микояну и Хрущеву и сделала следующее заключение: «Содержание этих писем свидетельствует о том, что О. Г. Шатуновская, участвуя в 1961 г. в работе комиссий по исследованию обстоятельств убийства С. М. Кирова, тенденциозно подбирала отдельные свидетельства из писем и заявлений граждан, подтверждающих выдвинутую ею версию, что и было использовано в опубликованных воспоминаниях Н. С. Хрущева»[498]. Обратите внимание, что здесь тоже мемуары Хрущева косвенным образом признаются «тенденциозными».
Конечно же, Николаев действительно мог в своих показаниях обвинять НКВД. Но это может не иметь ничего общего с правдой или может представлять собой, как предполагает Хрущев, всего лишь отчаянную попытку Николаева избежать казни. Однако в соответствии с тем, что мы знаем из других источников (материалы других допросов Николаева, его дневники), данная история заслуживает мало доверия. Как и большинство других слухов на эту тему, попытки Николаева обвинить в своих бедах НКВД практически не подтверждаются другими источниками. Эта версия показаний Николаева на допросе Сталиным основывается на информации из вторых, третьих и даже четвертых рук, и определить независимости таких источников невозможно. Варианты этой версии также содержат много фактических неточностей: Запорожец не был в Ленинграде 2 декабря, револьвер принадлежал Николаеву. Но некоторые историки продолжают верить этим слухам; некоторые из них даже считают их почти подтвержденными фактами[499].
Данная версия, по которой Николаев говорит об участии НКВД и даже Сталина в убийстве Кирова, является не единственной версией о том, что говорил и делал Николаев во время допроса Сталиным. Имеются и другие, которые основываются на совершенно иных сведениях. Одна из них — это рассказ Кацафы, появившийся во время работы комиссии по расследованию дела Кирова в 1960-х гг. Предположительно, Кацафа сопровождал Николаева на допрос 2 декабря 1934 г. На самом допросе он не присутствовал, однако пояснил, что когда Николаева увели с допроса, заместитель начальника оперативного отдела НКВД Гулько якобы сказал, что «этот подлец Николаев был очень груб в беседе со Сталиным, отказался отвечать на вопросы и вел себя как хулиган. Но при этом Николаев был готов отвечать на вопросы Ворошилова. На вопрос, почему он стрелял в Кирова, он заявил, что сделал это потому, что ему не давали никакой работы, он и его семья отказываются оставаться в санатории, даже если бы они все были больными, и т. д.[500] Когда Николаева отводили в камеру, Николаев сказал другому охраннику Гузовскому, что Сталин обещал сохранить ему жизнь, если он раскроет всех своих сообщников. Однако, по словам арестованного, никаких сообщников у него не было[501].
Рассказ Кацафы о том, что якобы ответил Николаев на вопрос о мотивах убийства, соответствует записям в дневнике Николаева. В них Николаев предстает как отчаявшийся человек: ему не дают подходящей работы, а его заявление на отправку семьи в санаторий отклонено[502].
Допрос Сталиным Николаева упоминается и в мемуарах Рослякова. Хотя он и не присутствовал на самом допросе, однако Росляков был в Смольном в это время. Росляков ничего не говорит об обвинениях Николаева в адрес НКВД. По словам Рослякова, по дороге на допрос Николаев находился более или менее в сознании. Он не узнавал Сталина до тех пор, пока ему не указали на портрет вождя. Рыдая, он якобы снова и снова повторял: «Что я наделал, что я сделал!»[503]
Кирилина сообщает примерно такие же сведения; она приводит ряд свидетельств об истерическом состоянии Николаева во время допроса. Он якобы кричал: «Я отомстил», «Простите» и «Что я наделал!» Более того, после возвращения из Смольного Николаеву оказывалась медицинская помощь врачами-невропатологами[504].
Если мы не признаем присутствия на допросе Кулагина, которого упоминает Медведев в первом издании книги «Let History Judge», то в этом случае единственным прямым свидетелем, очевидцем событий во время допроса Сталиным Николаева остается Молотов. Во время своих неоднократных бесед с Феликсом Чуевым в 1970-1980-х гг. Молотов приводит свои версии ряда исторических событий, в т. ч. и убийства Кирова. Молотов описывает Николаева как обозленного и ожесточенного человека, и эта характеристика совпадает со словами Кацафы. Согласно Молотову, Николаев заявил, что данное убийство было идеологически мотивированным, т. к. он является сторонником Зиновьева[505]. Тем не менее этот рассказ Молотова о Николаеве не вполне соответствует другим свидетельствам Молотова. Он тоже сказал, что Николаев, вероятно, не был ни правоверным зиновьевцем, ни правоверным троцкистом, но использовали его именно зиновьевцы. Молотов также сказал следующее: «Думаю, что женщины там ни при чем». Не приводя никаких деталей, Молотов также упоминает и допрос Сталиным Мильды Драуле. Его упоминает также и Росляков, однако только на основании вторичных источников данных. Он утверждает, что Драуле выглядела растерянной и потрясенной; по ее словам, до этого события она ничего не знала и ничего не подозревала[506].
Молотов не упоминает о словах Николаева о сотрудниках НКВД, которые приказали ему убить Кирова. Но нам кажется, что надежность Молотова как свидетеля по данному делу вызывает большие сомнения. Если рассказы о попытке Николаева обвинить в убийстве НКВД соответствуют действительности, то у Молотова были все причины держать язык за зубами. Хрущев упоминает, что ни у кого не возникало даже желания спросить у Молотова и Ворошилова, справедливы или нет эти слухи. «Они были не такими дураками, чтобы говорить об этом, а мы не такими наивными, чтобы спрашивать»[507]. Надежность сведений, сообщенных Молотовым довольно невысока. Его беседы с Чуевым печально известны ложью, к которой он прибегал в тех случаях, когда полагал, что правда может причинить ущерб партии или правящему режиму[508].
Хотя мы и не знаем точно, что именно происходило во время допроса Сталиным Николаева 2 декабря, нет никаких сомнений в факте существования допроса. Менее достоверна история о том, что на следующий день, т. е. 3 декабря, Сталин якобы лично пришел в камеру к Николаеву и имел с ним часовую беседу один на один. Эта история, как и многие другие, берет свое начало из лагерных рассказов. Корабельников, предположительно один из охранников Николаева, рассказал ее Льву Разгону, который привел ее в одной из своих книг[509]. Однако это весьма сомнительный источник, т. к. в документах нигде не упоминается Корабельников как один из тюремщиков Николаева. И если эта история даже частично правдива, то удивительно, что Кацафа ничего не говорит по этому поводу. Не найдено подтверждений этой истории и в других независимых источниках.
Допрос Сталиным Николаева 2 декабря 1934 г. оброс мифами. Путешествие Сталина в Ленинград, допрос, на котором он лично допрашивал убийцу, добавили драматизма в историю убийства Кирова и, естественно, породили большой интерес к событиям, происходившим во время этого допроса. История о том, что Николаев действовал по приказу НКВД, ведет свое начало из слов подсудимых на показательном процессе над Ягодой и другими лицами, который состоялся в марте 1938 г.