– Да ладно! – Клик обошел суперинтенданта по кругу, словно рассматривал его первый раз в жизни. На губах его по-прежнему играла странная улыбка. – Я буду осторожен, мой дорогой друг. Обещаю. К тому же ей я тоже дал слово. И то, что жизнь Гамильтона Клика небезразлична для такого ангела, как она, заставит меня поберечься. По крайней мере, я прислушаюсь к тому, что сказал Доллопс. Но раз вы настроены столь осторожно, то вас я с собой не возьму. Мы с Доллопсом устроим пикник на свой лад. Однако прежде чем отправиться туда, пороемся в коробке косметики и немножко изменим внешность. Не стоит появляться там в таком виде. И если сегодня же вечером я не смогу рассказать вам что-нибудь новенькое и чрезвычайно интересное, видит бог, я в самом деле уволюсь из Скотланд-Ярда и пойду преподавать в начальную школу. Боже! Мне искренне жаль молодого Мерритона. Нет, конечно, я с удовольствием отпустил бы его, но пусть пока настоящие преступники почувствуют себя в безопасности, а он посидит в камере. Предварительное слушанье коронера начнется только завтра после полудня, а к тому времени многое может случиться.
Суперинтендант задумчиво покачал головой.
– Не нравится мне эта затея, Хэдленд, – медленно проговорил он, зажигая новую сигарету от окурка предыдущей. – Здесь и в самом деле скрыта какая-то загадка. Что-то значительное. Я чувствую.
– Мне тоже так кажется, мой дорогой друг, – многозначительно согласился с ним инспектор Клик. – А что было в письме из штаб-квартиры? Я видел, как утром вам передали какой-то пакет. Вашему секретарю надо все делать аккуратнее – я сужу по тому, как была наклеена на конверте марка. Из-за этого ваша деловая переписка похожа на любовные письма. Думаю, Боркинс так и подумал.
Но если в ожидании вечернего «развлечения» с Доллопсом настроение инспектора было великолепным, то «барометр» Нэкома явно упал. Он больше не улыбался.
– Вы думаете, рано или поздно наступит конец этим непрерывным грабежам банков? – со вздохом проговорил он. – Скотланд-Ярд достаточно силен, чтобы стереть в порошок любого. Но все наши попытки бессильны, так как преступники не оставляют следов. Сотрудники из штаб-квартиры сообщили, что новое ограбление произошло в Илинге. Как обычно, похитили только золото. Они никогда не остановятся. Если бы этот случай с сэром Мерритоном не был таким странным и запутанным, я вернулся бы в Лондон к оставленным делам. Если честно, то все это сильно меня волнует.
Клик поднял руку, словно пытаясь остановить словесный поток суперинтенданта.
– Только не выкиньте какой-нибудь дурацкий фортель, – вставил он. – Дайте бандитам веревку, чтобы повеситься, они только этого и хотят. И прикажите ничего не делать. Тогда они почувствуют полную безнаказанность и начнут проявлять беспечность. Ожидание – самая сложная часть работы. Когда же они станут совершенно беззаботны, вы возьмете их голыми руками.
– Жаль, что я не могу чувствовать себя столь же уверенным, как вы, – ответил суперинтендант Нэком, покачав головой. – Но вы раскрыли так много загадок, которые на первый взгляд казались неразрешимыми, а теперь, используя свой «вес», пытаетесь меня успокоить… И еще… Ах, Боркинс! Завтрак готов? Должен сказать, что мне не очень хочется есть хлеб человека, которого я только что засадил за решетку. Но, предполагаю, перекусить все же нужно, и желательно до того, как коронер вновь начнет расследование. А люди из местного морга уже ушли?
Боркинс, который осторожно постучал в двери, а потом просунул голову в щель, приглашая всех на ленч, протиснулся чуть дальше. В его глазах был явно написан триумф, на узких губах играла улыбка. Со стороны могло показаться, что он только что выиграл на бегах огромную сумму.
Клик выпустил облако сигаретного дыма и закинул одну ногу на другую – жест, который соответствовал хамоватому образу Хэдленда.
– Хорошо, – совершенно бесцеремонно объявил он. – Однако я не хотел бы оказаться на месте вашего хозяина, Боркинс. Он виновен, в этом нет никакого сомнения; нужно лишь время, чтобы оформить все как положено. Только тогда можно будет говорить о правосудии.
– Вы так думаете? – В голосе дворецкого прозвучала затаенная радость.
– Конечно, так и будет. У господина Мерритона нет никаких шансов. Скоро он будет качаться в петле.
Приятная новость перед ленчем, не так ли? Однако нужно относиться ко всему беспристрастно. А сейчас и в самом деле пойдем перекусим.
ОНИ ПОТРАТИЛИ ВЕСЬ день, обсуждая эпизод за эпизодом все то, что случилось в «Башнях», сравнивая, повторяя каждую сцену той роковой ночи, когда Дакр Уинн отправился на болота и, согласно словам всех, кто находился в особняке в ту ночь, так никогда и не вернулся – если, конечно, не считать заявления Боркинса. А к вечеру суперинтендант, сославшись на головную боль и судороги, прихватив записную книжку, удалился в свою комнату.
На прощание Гамильтон похлопал его по плечу, а потом неожиданно усмехнулся.
– Хорошо, берегите себя, господин Лэйк, отдыхайте, – проговорил он, коснувшись руки суперинтенданта, а потом кивнул, почувствовав, как напряжены мускулы начальника под тканью пиджака. – Я, в отличие от вас, в неплохой форме. Хотя не ожидаю, что возникнут какие-то трудности. Вот утренние газеты и местные издания – все они пишут об этом ужасном деле. Кажется, у Мерритона много друзей – пишут о нем только хорошее. Но, по-моему, они ошибаются, – тут он незаметно подмигнул суперинтенданту. – Во всяком случае, эти газеты помогут вам скоротать вечер. Пока мы не вернемся.
А потом добавил шепотом:
– К тому же мы могли бы намекнуть Боркинсу, что сегодня вечером мне нужно написать несколько писем; я запрусь в своей комнате и не хочу, чтобы мне кто-то мешал. А Доллопс пойдет отправить их на почту и получить свежую корреспонденцию. Так как? Я не хочу, чтобы у кого-либо возникли какие-нибудь подозрения. Нэком кивнул, потом взял записную книжку и письменные принадлежности точно так же.
– Я буду у себя в комнате, господин Лэйк, – объявил инспектор Клик так громко, чтобы было слышно и в коридоре, если, конечно, кто-то прятался там, пытаясь подслушать, о чем говорят гости в столовой. – Мне нужно написать несколько писем. Нет, не по этому вопросу. Моему финансисту. И, знаете ли, не хочу, чтобы меня при этом тревожили.
– Хорошо, – согласился Нэком. – А я тем временем ознакомлюсь с прессой, так что можете не спешить.
Дверь за спиной инспектора Клика резко захлопнулась, и он отправился в свою комнату вверх по лестнице, тихо насвистывая, в то время как из-за угла выскользнул Боркинс и насмешливо кивнул вслед инспектору. Затаившаяся улыбка играла в уголках рта этого человека; его глаза сузились, когда он смотрел вслед Клику, который поднялся по лестнице, направляясь в спальню.
– Тьфу! – пробормотал дворецкий, обращаясь к теням, словно это были живые собеседники. – Эти полицейские – настоящие профаны и лентяи. Разве нет? Писать любовные письма перед сном… Молодой бездельник!
Потом он повернулся и пошел на кухню. А наверху в темном коридоре замер инспектор Клик. Его плечи дрожали от приступов беззвучного смеха. Гамильтону очень понравились слова Боркинса про бездельника-полицейского.
Глава XIX. О том, что случилось в «Свинье и свистке»
Ночь выдалась безлунная. Большие серые облака заполонили небо. Из-за густого тумана контуры деревьев казались размытыми, а отдельные участки болот превратились в пятна чернильной мглы.
Два человека в потертых брюках с вытянутыми коленями и грязных синих вельветовых свитерах, с яркими носовыми платками, завязанными на шее, в огромных кепках, которые то и дело наползали на глаза, брели по узкой тропинке, ведущей от «Башен» к заливу Салтсвит. На перекрестке дороги навстречу им из тумана выскользнули еще две фигуры, тоже в низко надвинутых темных кепках; они фальшиво распевали «Спокойной ночи, моряки». Идущие из особняка ответили в унисон, а тот, что был повыше, насвистел мелодию. Они разошлись, не останавливаясь, словно передавая эстафету.
Тот, что повыше, прекратил насвистывать и взял за руку спутника.
– Это был Боркинс, – пробормотал он. – А ты не разглядел лица его спутника?
– Разглядел, – отвечал Доллопс с присущим ему высокомерием. – Прекрасное личико! Но я просто поражен… А вот первым точно был Боркинс.
– Потише, мальчик! Не надо так громко орать, – голос инспектора Клика превратился в едва различимый шепот. – Я тоже его узнал, – продолжал инспектор. – Мой друг совершил полуночный визит, вместо того чтобы мирно почивать на подушках. Вряд ли я смогу позабыть такое лицо… Ах, Боркинс, Боркинс! Хотя стоило ожидать чего-то подобного. А вот теперь нам нужно понять, что общего могло быть у такого парня с Уинном? И какое ко всему этому имеет отношение сэр Мерритон? Никогда не слышал, чтобы он говорил, что его интересуют мануфактуры. Поклясться могу, они его не интересуют. И все же этот темный незнакомец – тут к гадалке не ходи, – почему он попытался убить меня, едва стало понятно, что я здесь, чтобы разгадать тайну «ледяного пламени»? Часть проблемы именно в этом, так, Доллопс? «Ледяное пламя», сквайры, темные незнакомцы… А еще моряк и дворецкий, многие годы служивший семье, – вот все фрагменты удивительной головоломки. Интересно, куда направилась эта парочка?
– Скорее всего в «Свинью и свисток», – высказал предположение Доллопс. – Туда, где «Черные Бакенбарды» поджидают своего друга Боркинса, чтобы отчитаться о проделанной работе. Черт возьми, сэр! Я никогда не видел такого зловещего на вид головореза. У меня от одного его вида кровь в жилах стынет. Нет, если бы я ночью увидел такого мерзавца, то, наверное, тут же грохнулся без сознания. Ну а если бы я встретил его в темном переулке… Нет, у меня даже слов не найдется, чтобы высказаться.
Клик весело рассмеялся. Некоторые детали его собственной «маскировки» делали инспектора этаким морячком-добрячком. Однако чтобы поддержать спутника, он похлопал Доллопса по плечу.
– Это твое право, Доллопс, несомненное право, – пробормотал он и неторопливо продолжил: – Каждый человек может чего-то бояться. Однако страх – для благородных. А твое несомненное право – не отступать, ничего не бояться и делать свое дело… Ну а теперь мы должны разыграть небольшую пьесу. Так что, Доллопс, тебе придется поднапрячься. Посмотри-ка! Там впереди свет. Что это, как думаешь? Ты же у нас следопыт-путеводитель.