Совершенно очевидно, что молодой Мерритон был встревожен, но люди, которые искали встречи с суперинтендантом, обычно так и выглядели – ведь речь, как правило, шла о преступлении.
Нэком вежливо поклонился молодому человеку, который так хотел видеть «мистера Гамильтона Клика». Еще бы, ведь об этом инспекторе Скотленд-Ярда ходили самые удивительные истории! Самым непринужденным тоном суперинтендант объявил, что, к сожалению, мистер Клик сейчас отсутствует, так как занят важными государственными делами, и поинтересовался, чем он может помочь визитеру. Потом махнул рукой в сторону инспектора, добавил, что это его помощник мистер Хэдленд, от которого у него нет секретов.
Повествование Найджела Мерритона оказалось довольно длинным, поскольку молодой человек был слишком взволнован, чтобы четко и последовательно поведать о произошедшем. Сама же история, а особенно некоторые ее детали и в самом деле показались и суперинтенданту Нэкому, и его помощнику столь необычными, что те немедленно согласились взяться за расследование. Это положило начало тому удивительному делу, которое в дальнейшем получило название «загадки Ледяного пламени».
Многое из того, что поведал блюстителям закона Найджел, касалось его семьи и было хорошо известно инспектору Клику, чья осведомленность относительно светских сплетен давно вошла в поговорку. Но читателю, надо полагать, эти события неизвестны. Поэтому нам предстоит вернуться на несколько месяцев назад, в то время, когда Найджел Мерритон только что возвратился в Англию после двенадцати лет, проведенных на службе в Индии. Первые дни он провел в Лондоне, восстановил старые знакомства, заново посетил милые сердцу места и нашел их по большей части чудесно изменившимися… Затем он отправился в Мерритон-Тауэрс, решив поселиться там, где некогда самым загадочным образом пропал его дядя. Объяснение этому странному исчезновению еще предстояло отыскать.
Возвращение домой прошло не слишком гладко. Никакими серьезными неприятностями для Найджела эти события сами по себе не обернулись, однако заставили насторожиться. Собака, охранявшая гостиницу, в которой, находясь в Лондоне, проживал Найджел, укусила его. Поезд, в котором тот отправился в графство, где располагалось его родовое поместье, потерпел крушение, однако сам Мерритон остался невредим, и все знакомые наперебой спешили поздравить его с этим чудесным спасением. К тому же во время суматохи, вызванной аварией, он познакомился с той, кого решительно счел самой красивой девушкой в мире. Позже он с удивлением узнал, что она живет по соседству с Мерритон-Тауэрс. Это обстоятельство помогло молодому сэру Найджелу пройти через выпавшее ему испытание, связанное с переездом в родовое гнездо – мрачный дом, населенный призраками его предков.
Глава IIЛедяное пламя
Окрестности Мерритон-Тауэрс считались одним из самых уединенных и пустынных уголков Англии, и туристы разве что случайно могли оказаться в районе местных болот, простиравшихся на десятки миль кругом. Найджел Мерритон видел этот особняк последний раз лет тринадцать назад и теперь находил, что память сильно приукрасила это место, наградив неким романтическим ореолом, которого в реальности не было и в помине. Дымка воображения смягчила резкие контуры здания, приукрасила его темные коридоры. В реальности они оказались куда более мрачными и суровыми, чем в воспоминаниях…
Без сомнения, особняк был по-своему красивым, но выглядел серым и унылым, наподобие старой тюрьмы. Вокруг дома протянулся ров, ворота закрывала старинная решетка, что сильно возбуждало воображение Найджела в детстве, но сейчас эти детали казались странными, придающими окружающему пейзажу нечто зловещее. Обстановка в самом доме тоже навевала тоскливые мысли. Стулья, казалось, за столетия вросли в пол, беспорядочно теснясь в комнатах и коридорах. Чудовищные занавеси красной парчи приобрели с годами фиолетовый оттенок. Они висели у всех окон и дверей, не пропуская в дом свет и свежий воздух. Ковры были толстыми и темными, рисунки их поблекли, став почти неразличимыми, словно растворившись в унылом мраке столетий.
Настоящий дом с привидениями… Атмосфера пропиталась смесью затхлых запахов, которые сразу указывали на почтенный возраст здания, которому, по самым скромным оценкам, было лет триста пятьдесят – четыреста. Узкие, подобные бойницам окна, несомненно, были хороши для той эпохи, но совершенно не соотносились с современными взглядами на гигиену и здоровье… Именно из-за них комнаты оказались темными и заплесневелыми. Когда Найджел впервые вошел в дом через парадную дверь, которую торжественно открыл для него дворецкий, служивший еще его дяде, он почувствовал себя так, словно заходит в склеп. Дверь за ним закрылась, дневной свет померк, и довольно храброго по большому счету мужчину невольно пробрала дрожь.
В первую ночь Мерритон едва ли сомкнул глаза. Его кровать оказалась гигантской, над ней возвышался огромный балдахин с четырьмя гербами. Кисти балдахина и цветом, и видом напоминали перезревшие сливы, и, оказавшись внутри, человек ощущал себя сломанной игрушкой внутри чудовищной пустой шкатулки Викторианской эпохи. Кровать скрипела, стоило только повернуться на мягком пуховом матрасе. В итоге сэр Найджел, привыкший в Индии к простой и удобной походной мебели, встал с постели, захватил одеяло и устроился на диване у окна.
– Как можно жить в таком месте, – пробормотал он себе под нос в очередной раз. – Неудивительно, что мой бедный дядя исчез! То же самое случилось бы с любым уважающим себя христианином. Придется многое поменять в Мерритон-Тауэрс, иначе в самом деле кошмары замучают. Да на этой кровати не то что спать – даже лежать страшновато. Если я все же решу остаться, ни за что на нее больше не лягу, это уж точно.
Он устроился на жестком диване, набитом конским волосом, и выключил светильник. Комната немедленно заполнилась серыми и лавандовыми тенями, словно, кроме болот, протянувшихся на половину мира, не осталось больше ничего, словно он остался один на всем белом свете. Мерритон хорошо знал одиночество безлунных индийских ночей в глубине диких джунглей, когда воздух словно застыл и самый тихий звук способен оглушить, – то мистическое одиночество, которое ощущает белый человек, оказавшись далеко от родного дома, на чужбине, до которой еще не дотянулась длань европейской цивилизации. Но все эти воспоминания не шли ни в какое сравнение с ночью, проведенной в старом особняке. Сэру Найджелу вдруг пришло в голову, что человек, живущий в таком месте, вполне способен на самоубийство. Сэр Джозеф Мерритон исчез пять лет назад… что совсем неудивительно!
Найджел Мерритон долго лежал, уставившись в окно, курил сигарету за сигаретой, с ужасом взирая на открывающийся пейзаж. Какое будущее ждет его в этом доме? А ведь ему еще нет и тридцати! Никакого признака жилья до самого горизонта. Только топи с чахлыми рощами на вершинах редких холмов и зарослями кустов. И так до самого Витерсби-Холла. Там находится дом Антуанетты Брелье – девушки, с которой он познакомился после крушения поезда и которая стала теперь предметом его постоянных мечтаний. Его мысли снова и снова возвращались к ней, он попытался представить ее хозяйкой этого дома. Боже! Нет! Поселить изящную, прекрасную маленькую бабочку в таком месте – все равно что заключить солнечный луч в свинцовую коробку!..
Взгляд Мерритона остановился на нескольких деревьях, которые выделялись в полутьме на фоне занимавшегося рассвета. А потом заметил вдали крошечный огонек. Один, затем два, три огонька – словно некая невидимая рука сорвала с неба звезды и усыпала ими болота. От неожиданности Мерритон вскочил на ноги, и с губ сорвался удивленный возглас. Что тут, черт побери, происходит? И, словно в насмешку, в темноте вспыхнул новый огонек, чтобы присоединиться к остальным – танцующим посреди мрачных топей.
Что же это может быть? Какое-то неземное сияние, неведомое современной науке, или чей-то эксперимент с химическими веществами?
Танцующие огни вспыхивали то тут, то там. Найджел с огромными усилиями, поскольку задвижки были старыми и ржавыми, распахнул окно. В одной шелковой пижаме, с сигаретой, превратившейся уже в столбик серого пепла, он наклонился вперед, перегнулся через подоконник, в изумлении продолжая наблюдать за мерцанием огоньков.
В мгновение все остатки сна растаяли. Мерритон почувствовал себя полностью проснувшимся. Будь он проклят, если немедленно не узнает, что тут творится! Сэр Мерритон знал со слов Боркинса – так звали почтенного дворецкого, – с которым они долго беседовали вчера вечером, что эта часть болот необитаема. А звездами эти огни быть не могли, так как плясали очень низко, почти над самой травой, подобно крошечным фонарикам, которые раскачивают невидимые руки. Да еще и этот мрачный дом, эта комната, где царствуют тени, протянув к чужаку длинные призрачные руки… Мерритон почувствовал, как от страха на спине его выступили капли холодного пота. Дьявольски жуткое ощущение! Найджел считал себя достаточно храбрым человеком, однако этот огонь на просторах болот не могло разжечь ни одно человеческое существо. «Надо пойти и узнать, что там на самом деле происходит, прямо сейчас!»
Он захлопнул окно, так что звон стекла разнесся по всему старому пустому дому, и начал торопливо одеваться. Пока Мерритон сражался с мягкими твидовыми брюками, в дверь спальни тихо постучали. От всей этой чертовщины нервы у молодого человека были так напряжены, что от негромкого звука он вздрогнул, словно от выстрела.
– Кто там, черт побери?.. Вы? – воскликнул Найджел голосом более резким, чем подобает джентльмену, так как все еще чувствовал дрожь в коленях. Дверь распахнулась, и на пороге появился Боркинс. Дворецкий был бледен, в его глазах читались удивление и испуг.
– Сэр Найджел… Сэр, я услышал ужасный шум… Словно кто-то из пистолета выстрелил! И, без сомнения, звук исходил из вашей спальни… Что случилось, сэр?
– Ничего, осел вы эдакий! – рявкнул Найджел Мерритон, но, когда дворецкий развернулся, чтобы уйти, молодой господин остановил старика: – Входите… Хотя нет, лучше убирайтесь на все четыре стороны… Ради бога, давайте или сюда, или туда! Тут невероятный сквозняк. Шум, который вы слышали, – это лишь я захлопнул окно. Оно, видимо, не открывалось столетие или два! Не могу уснуть в этой ужасной комнате… Даже глаза не могу закрыть… В общем, когда я вылез из этого викторианского гроба, –