Однако он нашел в себе силы не сбиться, хотя уже понял, что среди этих тупых, лишенных воображения обывателей не найдет понимания – никто ему не поверит, кроме тех, кто присутствовал в его доме в тот вечер и знал, что все, о чем говорит сэр Найджел Мерритон, – чистая правда.
Когда он закончил, коронер застыл, сплетя пальцы на животе. Затем заговорил тихим голосом, с неодобрением посматривая на обвиняемого из-под густых, нависших бровей.
– И вы, сэр Найджел Мерритон, ожидаете, что мы поверим этой истории? Вы сами признали, что между вами и покойным были весьма натянутые отношения. При этом мы своими глазами можем убедиться в том, что смертельная пуля была выпущена из вашего револьвера.
– Я сказал правду. Больше мне нечего добавить.
– Тут и в самом деле добавить нечего, – вздохнул коронер. – Но ваша история звучит весьма сомнительно. По крайней мере, многое невозможно объяснить рационально.
– Но вы должны признать, что в событиях той ночи не было никакой рациональности или логики, – неожиданно раздался голос из дальнего угла зала, и все, повернувшись, увидели доктора Бартоломью, который выглядел весьма взволнованным. – Несомненно, только воздействием алкоголя можно объяснить поведение Дакра Уинни, так что обвиняемый не может отвечать…
– Прошу соблюдать тишину в зале! – воскликнул коронер и стукнул молотком. Доктору ничего не оставалось, как повиноваться.
Допрос окончился, подозреваемому было приказано сесть. Из зала послышались возмущенные голоса – слишком многие до сих пор не верили в виновность Найджела Мерритона, слишком многим из присутствующих он был симпатичен. Никто не хотел видеть его осужденным, а тем более отправленным на виселицу.
Потом были вызваны три или четыре свидетеля, которые не добавили ничего существенного к рассказу Мерритона. После них для дачи показаний вызвали Боркинса. Выскользнув из кольца окружавших его местных жителей, дворецкий с гордостью прошествовал мимо Антуанетты. Лицо его было бледным, а губы крепко сжаты. Он занял место перед присяжными и уверенным голосом повторил свою версию того, что произошло той ночью, хотя, рассказывая все это на публике, он явно нервничал.
Клик сидел в дальнем конце зала – с суперинтендантом Нэкомом по правую руку и Доллопсом по левую. Он ждал, когда дворецкий дойдет до слабого места в своей истории, и удовлетворенно улыбнулся, когда коронер заострил внимание именно на этом моменте.
– Вы утверждаете, что слышали стоны Дакра Уинни, когда тот после выстрела лежал на дорожке под окнами комнаты сэра Найджела Мерритона, а потом фактически стали свидетелем того, как тот умер?
– Да, сэр.
– Однако я должен заметить, что человек, которому пуля попала в висок, умирает мгновенно. И вы не могли наблюдать за тем, как он умирает.
Лицо Боркинса пошло красными пятнами.
– Не знаю, что на это сказать, сэр. Я говорю о том, что слышал и видел, не более.
– Гм-м-м. Тут явно есть противоречие. Быть может, слова доктора были неправильно истолкованы. Позже мы вернемся к ним. А пока у меня больше нет к вам вопросов. Следующий!
Боркинс отошел в сторону, с облегчением вздохнул и стал пробираться назад, туда, где стоял перед этим, – в толпу своих друзей, которые кивали ему и поздравляли с тем, что он «сказал свое слово».
Потом вышел Тони Вест и рассказал все, что знал о том вечере. Говорил он довольно резким тоном, так, словно происходящее его крайне раздражало и он не мог понять, почему собравшиеся считают, что сэр Найджел Мерритон вообще имеет какое-то отношение к этому убийству. Он так и заявил коронеру, закончив свою речь, и ропот одобрения пронесся по залу. Его показания и всеобщая нелюбовь к полицейским ищейкам привели к тому, что бо́льшая часть присутствующих окончательно встала на сторону Найджела Мерритона.
Но существовали и другие улики, к которым коронер обратился, когда присяжные выслушали показания большей части свидетелей.
Достав из папки измятый листок бумаги, коронер поднял ее так, чтобы все видели.
– Имеется еще одна улика, – продолжал он все тем же размеренным голосом. – Это – долговая расписка на две тысячи фунтов стерлингов, которую нашли в кармане убитого мистера Уинни. Подписана она Лестером Старком. Присутствует ли в зале мистер Старк?
Шепот вновь пронесся по залу, когда со своего места поднялся Лестер Старк. Он, как и дворецкий, был очень бледен, а лицо пошло красными пятнами. Мерритон почувствовал, как участился его пульс, хотя он тут же возненавидел себя за это – как-никак Старк его друг и подозревать его просто грешно. Чтобы не думать ни о чем таком, Найджел перевел взгляд на Антуанетту. Присутствие любимой несказанно ободряло его.
Коронер тем временем попросил Старка подойти и ответить на ряд вопросов.
– Это ваша расписка? – начал коронер.
– Да, сэр.
– И вы написали ее за два дня до того, как Дакр Уинни был убит?
Глаза Старка бегали – казалось, он хотел встретиться взглядом с Найджелом, чтобы получить какую-то поддержку с его стороны.
– Дакр Уинни одолжил мне денег за два дня до вечеринки у мистера Мерритона. Об этом никто не знал, кроме нас двоих. Должен сказать, мы никогда не были близкими друзьями, и уж если говорить откровенно, то скорее недолюбливали друг друга. Однако в былые времена моя мать очень хорошо относилась к нему, и он этого не забыл. Дело в том, что у меня возникли определенные финансовые трудности. Мой дед после смерти оставил долги, которые надо было выплатить. Кроме того, одна женщина… Мне неловко публично говорить об этом, но, похоже, придется. В свое время мой отец ушел к ней, оставив нас с матерью. После того как он умер, эта женщина оплатила его долги в размере двух тысяч фунтов. Но затем приехала к нам с адвокатом и потребовала, чтобы мы вернули ей эту сумму. Ее адвокат подтвердил, что она вправе обратиться в суд за взысканием…
– И в итоге вы одолжили эти деньги у Дакра Уинни?
– Да, пришлось. Хотя сперва я был уверен, что скорее дам отрубить себе руку, чем пойду на это. В моих планах было попросить взаймы у мистера Мерритона. Но узнав, что он собирается жениться, я решил не обременять его своими проблемами. Не смотрите на меня так, Найджел. Я не мог обратиться к вам. У Тони Веста и других моих друзей такой суммы не было, а брать деньги у ростовщиков я не хотел. Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как пойти к Дакру Уинни. Мне пришлось унижаться, но в результате он одолжил мне необходимые две тысячи фунтов. Теперь я поступил на должность и откладываю деньги, чтобы отдать долг. Вот, собственно, и все.
– Гм-м-м… Вы сможете представить документы, подтверждающие ваши доходы, если присяжные это потребуют?
– Могу сделать это прямо сейчас, – Старк вынул из кармана пачку бумаг и положил их на стол перед коронером. Тот бегло просмотрел их и, казалось, был удовлетворен, словно нашел в них ответ, который искал.
– Спасибо. Выходит, у вас, мистер Старк, не было мотива для убийства мистера Уинни?
Старк слегка вздрогнул, удивленный такой постановкой вопроса.
– Мотива для убийства мистера Уинни? Уж не предполагаете ли вы, что это я мог его убить? Что за ерунда! У меня и револьвера-то нет, сэр. И мне нечего вам больше сказать!
– Тогда можете занять свое место, – отрезал коронер, и Лестер Старк вернулся туда, где сидел раньше. Он был красным как рак, глаза его ярко сверкали. Нервничая, он то и дело кусал губы.
Тем временем коронер вызывал все новых свидетелей. Брелье рассказал о том, как ему звонил мистер Мерритон, чтобы узнать, не у них ли ночевал Дакр Уинни. Еще он заявил, что ничто на свете не заставит его поверить, что сэр Найджел Мерритон виновен в убийстве.
Заседание шло по накатанному пути. После обсуждения с присяжными секретарь суда подошел к коронеру и начал что-то шептать тому на ухо. Коронер вытер лоб шелковым носовым платком, огляделся, словно собравшись с духом, поднялся и объявил:
– Господа! Изучив все представленные свидетельства, я не вижу возможности снять обвинение с сэра Найджела Мерритона. Даже несмотря на то, что мистер Боркинс утверждает, что убитый стонал еще с минуту после выстрела. Это, должен сказать, заставляет меня усомниться в некоторых деталях его показаний, но подавляющее большинство фактов неопровержимо свидетельствуют против мистера Мерритона. И главное, что несчастный Дакр Уинни был убит из револьвера, принадлежащего обвиняемому. И если больше нет никого, кто хотел бы высказаться, то я готов вынести вердикт «Виновен!» и передать дело в руки суда более высокой инстанции.
На мгновение в зале воцарилась мертвая тишина. Если бы в этот миг булавка упала на пол, то, наверное, это было бы слышно. А потом неожиданно Антуанетта Брелье вскочила со своего места и устремилась к коронеру – стройная, высокая, в темном платье, с вуалью, отброшенной с бледного лица.
– У меня есть что сказать, господин коронер! – голос девушки дрожал от переполнявших ее эмоций. Она подняла что-то зажатое в руке над головой. – Я хочу показать вам кое-что. Смотрите! – наконец она пробилась через толпу и положила на стол перед коронером какую-то вещь.
– Это… – громко объявила она, повернувшись к Мерритону и поймав его взгляд. – Это точно такой же револьвер, как тот, что лежит у вас на столе, сэр.
– Что такое? – на мгновение коронер, казалось, потерял дар речи. Он поднял голову и с удивлением уставился на девушку. – Где вы его взяли, мисс Брелье?
– В Витерсби-Холле, – спокойно сказала она. – Обратите внимание, что в барабане тоже один отстрелянный патрон. Все то же самое, господин коронер!
– И кому же принадлежит этот пистолет, мисс Брелье?
Антуанетта глубоко вздохнула, а потом, не сводя взгляда с Мерритона, объявила:
– Он принадлежит мне.
Глава XXIВопросы и ответы
Волна изумления прокатилась по залу, подобно шуму налетевшего ветра. Коронер поднял руку, призывая к тишине.
– Вы утверждаете, что эта вещь принадлежит вам, мисс Брелье? Замечательно… Это револьвер французского производства. Вы купили его за границей?