– Мистер Нэком!
– Да.
– Ведь Эссекс – ваше родное графство, поэтому вы должны кое-что знать о нем. Скажите мне… Это такая особенность эссекского сена оставлять желтоватые пятна?
– Сено? Пятна от сена? Что за бред!
– Вот именно. Я того же мнения. А что касается миссис Хердон и миссис Костиван… но давайте-ка лучше присядем и поедим. Я надеюсь, что прекрасная Эмми подаст нам что-нибудь вкусненькое. Просто умираю с голоду.
«Прекрасная Эмми» оправдала их ожидания, самолично разливая чай и раскладывая такие соблазнительные яства, что даже Карстерс решил присоединиться к трапезе.
Но в конце концов ему пришла пора возвращаться в замок, и Эмми, извинившись, встала, чтобы проводить его до дверей. И лишь тогда, когда она оглянулась через плечо на пороге и в ее глазах промелькнула настороженность, Клик смог точно определить то, что до сих пор ставило его в тупик. Он с самого начала задавался вопросом, кого напоминали ему ее глаза; теперь, когда он увидел в них это выражение, сопровождаемое характерным подергиванием головы, он понял!
Карстерс ушел, а Эмми вернулась и стала развлекать гостей разговорами, стараясь сделать их времяпрепровождение максимально приятным. Через некоторое время домой вернулся отец Эмми, поужинал на кухне и сразу же отправился спать: «Бедняга, от солнца у него раскалывается голова». Пока Эмми отлучилась помыть посуду, пришла миссис Костиван. Вскоре двум «лондонским джентльменам» стало совершенно очевидно, что им не позволят ни на минуту исчезнуть из поля зрения того или иного обитателя этого дома.
Тем временем приближалась ночь, и Клик, позаимствовав лист бумаги и конверт, сел, чтобы, как он сказал, «черкнуть пару строк женушке, прежде чем отправиться на боковую». Мистер Нэком, поняв намек, откинулся на спинку стула и принялся тихонько похрапывать.
Клик писал, пока не стемнело и не взошла луна, окрасив серебром верхушки деревьев за садом. Запечатал письмо в конверт и положил его в карман. Затем поднялся, потягиваясь и зевая. Мистер Нэком приоткрыл глаза, заморгал и поднял голову.
– Не пора ли на боковую? – сонно спросил он.
– Почти, – сказал Клик. – Как насчет выкурить по трубочке и прогуляться по саду перед сном? Отлично, старина! Хозяюшка, не против, если мы пройдем через кухню?
Миссис Костиван не возражала, но, опасаясь, что они не вполне знают дорогу, вышла проводить их. Когда они остались в кромешной темноте и раскурили трубки, на кухне тут же погасили свет. Они поняли, что хозяйка села у окна наблюдать за ними.
Вспышка зажженной спички позволила им не только разжечь свои трубки, но и дать кое-кому нужный сигнал. Три раза они не торопясь прошлись взад и вперед по саду, болтая, прежде чем Клик, поравнявшись со сломанной изгородью и зарослями бузины, шепотом не предупредил: «На следующем круге приготовьтесь. И не забудьте передать трубку», – и они развернулись и снова зашагали обратно к коттеджу.
На четвертом круге прогулки Клик взволнованно закричал: «Заяц, ей-богу! Хватай его!» И оба гостя нырнули в кусты бузины. Чей-то голос завопил: «Ушел! Ну и шустрый же, гад, прости господи!» И в этот момент Хэммонд занял место Нэкома, а Петри занял место Клика. Миссис Костиван, которая видела, как они скрылись, бросилась в сад – и взору ее предстали оба постояльца. Они возвращались к дому, смеясь и подтрунивая друг над другом и над неудачной охотой на зайца, потом пошли на новый заход по саду, безмятежно попыхивая трубочками. И милая дама вновь скользнула в темноту. Вот так и получилось, что, когда трубки были выкурены, а курильщики разошлись по койкам, в ту ночь под соломенной крышей коттеджа Костиванов оказались Хэммонд и Петри.
Глава XIУлики с мертвого тела
Встороне от дороги, под покровом чащи, их ждал автомобиль с зачехленными фарами. За рулем сидел недремлющий Леннард. Нэком первым пролез сквозь сломанную ограду, а вскоре к нему присоединился Клик, задержавшийся, дабы убедиться, что все в порядке.
– Эта парочка обожрет хозяев до последней крошки, а утречком затеют с ними игру в «делай как я», – засмеялся суперинтендант. – А теперь… что у нас по плану?
– Как я сказал еще в доме, мистер Нэком, – начало активных действий. Гонка нам предстоит на всех парах. Леннард, подай мне тот мешок с глиной. Смотри в оба! Спасибо. Мистер Нэком, возьмите это письмо; я думаю, вы должны были догадаться, что я писал его вам. Прочтите, затем садитесь в машину и действуйте в соответствии с написанным. И никаких вопросов, пожалуйста, – на это нет времени. Просто поезжайте. Сделайте все, что требуется, – по дороге можете вернуть себе присущий вам облик столичного франта, – а затем возвращайтесь сюда как можно быстрее. Я буду ждать вас на этом самом месте. Это все.
В подтверждение своих слов Клик стремительно закинул мешок на плечо и исчез в темноте леса.
Но когда спустя полчаса Нэком вернулся, выполнив поручение, Клик все так же стоял, прислонившись к дереву, скрестив руки на груди, опустив подбородок и задумчиво наморщив лоб.
– Вы прибыли всего на минуту раньше, мистер Нэком, – сказал он с легким вздохом, когда лимузин остановился и из него выпрыгнул суперинтендант. – Я тут как раз решал небольшую задачку из области арифметики, и ровно через шестьдесят секунд должен был бы найти ответ. Вот смотрите: мы имеем пространство в двести восемьдесят футов в длину и примерно три фута в ширину, а также промежутки между каждой балкой примерно в три с половиной ярда. Так сколько, по-вашему, кубических футов бруса толщиной в полтора дюйма и шириной в шесть дюймов потребуется, чтобы… Ладно, забудьте! Сейчас на это нет времени. Я разберусь с этим завтра. Идем – быстро! Нам предстоит немало работы, еще многое нужно успеть, прежде чем затрезвонят колокола.
С этими словами он проскочил мимо суперинтенданта и проворно запрыгнул в лимузин. Когда к нему присоединился мистер Нэком, он уже стягивал с себя пальто.
– А теперь опустите шторы и включите свет, – сказал он, когда Нэком захлопнул дверь и авто резво понеслось по темной дороге. – Спасибо. Сядьте с этой стороны, пожалуйста, и дайте мне добраться до шкафчика под сиденьем, и мы извлечем оттуда нашего старого друга «мистера Филипа Барча», чью роль я теперь буду играть.
До десяти оставалось еще несколько минут, когда лимузин, надсадно урча, подкатил к Вейлхэмптонской богадельне, объехал здание и свернул к небольшому отдельно стоящему домику, выполнявшему двойную функцию: больничного изолятора и, когда потребуется, морга.
Здесь в маленькой, ярко освещенной комнатке Клик и мистер Нэком обнаружили четырех человек, ожидавших их появления: мистера Бевингтона Говарда – местного мирового судью, мистера Хэмиша – управляющего богадельней, мистера Нейлора – главного констебля округа и доктора Александра Форсайта.
Все они встали, когда вошли суперинтендант и его знаменитый соратник, и по крайней мере двое из них – мистер Говард и мистер Нейлор – посмотрели на Клика с искренним уважением.
– Мистер Клик, для меня это радость и большая честь, – сказал Говард. – Я давно мечтал познакомиться с вами.
– Не будете ли вы любезны забыть об этом, мистер Говард, пока мы не завершим дело в Вейлхэмптоне? Если моя личность станет известна слишком рано, это может несколько помешать. Я буду признателен, если до тех пор вы будете считать меня неким Филипом Барчем, простым обывателем. А теперь, если вы не возражаете, могу я осмотреть тело Дэвиса?
И все шестеро прошли в соседнюю комнату, неся с собой фонари, предоставленные мистером Хэмишем, и через минуту стояли вокруг каталки, на которой лежал покойник.
Тело принадлежало прекрасно сложенному, крупному, мускулистому мужчине лет тридцати в самом расцвете физических сил, который при жизни, несомненно, был силен как бык и способен одолеть любого в рукопашной схватке. И все же сейчас он лежал в морге с раздробленным затылком, но на его лице не было никаких признаков агонии, неизбежной, казалось бы, при столь ужасной травме. Выражение его лица казалось умиротворенным. Такие безмятежные черты были скорее свойственны человеку, умершему во сне.
Уголок рта Клика изогнулся в характерной кривоватой улыбке, и, жестом призвав мистера Нэкома поднести фонарь поближе, он наклонился над телом и внимательно осмотрел ужасную рану с помощью лупы. Потом он большим и указательным пальцами открыл мертвые глаза и изучил состояние роговицы и зрачка; далее перешел к губам – осмотрел их в лупу, потрогал, понюхал, – затем перешел к кончикам пальцев и лункам ногтей. Через пять минут он сунул лупу в карман и выпрямился.
– Джентльмены, – сказал он со всей серьезностью, – я думаю, что буду совершенно прав, утверждая, что рана на затылке этого бедняги была нанесена кувалдой, которой ранее разрушали какую-то стену из досок и штукатурки. В волосах отчетливо видны следы строительного раствора и извести, а также мельчайшие частицы того, что за неимением лучшего термина можно было бы назвать старой древесной пылью. Пристрастие к использованию бриолина весьма способствует удержанию этих частиц. С самого начала, джентльмены, меня удивляло, что такой человек мог быть лишен жизни без ожесточенной борьбы и весьма значительного шума. Но теперь это меня не удивляет. Я могу с уверенностью заявить, что этот удар был нанесен после смерти и определенно не в том месте, где впоследствии было обнаружено тело.
– Значит, вы полагаете, что труп отнесли к колокольне?
– Да, мистер Говард, полагаю. Тело перенесли под колокольню и оставили там с совершенно конкретной целью, а именно – отвлечь наше внимание от всего, что могло бы привести к установлению личности убийцы, и нагнать еще больше ужаса на невежественных и суеверных людей. Если бы человек, лежащий перед нами, осуществил то, что намеревался, кое-кто рисковал проиграть по-крупному. Следовательно, этот кое-кто был крайне заинтересован помешать Дэвису осуществить задуманное, а поскольку наш бедняга был не из тех, кого можно уговорить, подкупить или обманом заманить на ложный путь, единственной превентивной мерой стало убийство.