Ужасающий лязг колоколов по-прежнему осквернял воздух, а световой шар по-прежнему кружил во тьме на вершине башни. Вейлхэмптонский призрак продолжал свое жуткое шоу, хотя голове, придумавшей его, было теперь не до изобретательств, а руки, направлявшие его, были прочно скованы железом.
Клик повернулся к егерю с улыбкой на губах.
– Позвольте ваше ружье, Нортон. Спасибо. Смотрите на шар, джентльмены, и отойдите немного в сторону. Готовы?
Бах! Бах!
Ружье громыхнуло два раза подряд, и заряды картечи застучали по колоколам. С вершины башни донесся пронзительный, почти человеческий крик, световой шар дернулся и полетел вниз, пока не ударился о землю со странным хрустом.
– Джентльмены, вот это и есть Вейлхэмптонский призрак, – сказал Клик, направив луч фонарика на место падения. То была маленькая черная обезьянка с проволочным намордником на пасти и ярко светящейся, воняющей фосфором губкой на макушке раздробленной головы. И совсем рядом с тем местом, где лежала обезьянка, по глине тянулась к каменной башне цепочка ее следов.
Глава XVIКлик дает разъяснения
– Как мне удалось во всем разобраться? – повторил Клик вопрос герцога, когда они все вместе сидели в гостиной дома викария час или больше спустя, обсуждая это дело. – Ну, по правде говоря, первое подозрение у меня возникло из-за звона колоколов. О нет, не благодаря какой-то особой способности к дедукции или прочей сверхчеловеческой чепухе, а исключительно благодаря памяти. Я уже упоминал, что Овертон был не очень оригинален в своих идеях. И я просто вспомнил случай, который произошел несколько лет назад: сбежавшая из клетки обезьяна терроризировала одну швейцарскую деревню, забравшись на церковную колокольню и заставляя колокола звонить посреди ночи, перепрыгивая с одного на другой. Это, конечно, навело на мысль о подобной возможности и в нашем случае, и я приступил к решению этого вопроса с помощью сукновальной глины. Кстати, мистер Нэком, я выбрал этот вид глины не только из-за тонкости ее порошка и способности хранить отпечатки даже самых незначительных предметов, попадающих на нее, но и потому, что у ее частичек есть свойство слипаться друг с другом. А это значит, что вероятность того, что она, как и всякая другая пыль, будет унесена внезапным порывом ветра, достаточно мала. Полагаю, вы догадались, что я рассыпал глину у основания башни, когда оставил вас сидеть в лимузине?
– Я так и рассудил, – ответил суперинтендант. – Однако что меня поразило, так это вся та бессмысленная чушь о древесине и кубических футах, о которой вы говорили, когда вернулись. Я даже сейчас не могу понять, в чем тут смысл.
– Не можете? Это немного опережает сюжет, но готов внести ясность прямо сейчас. Дело в том, что я уже не сомневался в прокладке туннеля – почему, вы узнаете позже. А для подземной галереи такой длины – целых 288 футов! – требуется через определенные промежутки устанавливать деревянные крепи, если, конечно, строители не хотят, чтобы туннель стал для них могилой. А поскольку закупать пиломатериалы, а тем паче тайком доставлять их к дому Хердонов было довольно рискованным делом, мне нужно было выяснить, где именно эти красавцы их доставали. Они просто не могли обойтись без древесины, старой или новой, и мысль о старом дереве заставила меня допустить возможность того, что они намеренно добились того, чтобы соседний дом остался без арендаторов. Так можно было потихоньку разобрать его изнутри и использовать эту древесину для крепей. Итак, когда я отправился засыпать глиной площадку вокруг колокольни, я решил заглянуть внутрь того, другого домика и утвердиться в своих догадках. Я открыл дверь с помощью отмычки, и даже поверхностный взгляд расставил все по местам. Полы были вскрыты, стены разбиты кувалдой, все пространство дома завалено известково-цементным мусором, а все балки и прочие деревянные конструкции вырваны с корнем и вынесены. Я наскоро прикинул, сколько древесины исчезло отсюда, сопоставил с тем ее количеством, которое необходимо для крепей туннеля, и когда вы застали меня за арифметическими подсчетами, я пытался определить, насколько далеко эти ребята продвинулись в своей работе.
А теперь вернемся к началу. Сама мысль о земляных работах возникла у меня в результате размышлений о возможной причастности к этому делу сэра Джулиуса Солински. Поначалу я решил, что туннель копают с целью что-то тайно добыть. Затем я подумал о крахе, который ожидает капитана Пола Сандрингема в случае предполагаемого брака и возможного появления другого наследника… Я прибавил все, что знал о порочной натуре этого человека, – тут все и встало на свои места! На такой плодородной почве само собой выросло понимание того, зачем мог понадобиться туннель. А от этой точки оставался всего один логический шаг до понимания роли Хердонов и их восхитительного, идеально ухоженного сада.
– Но как же эти вещи связаны между собой?
– Во-первых, меня сразу насторожило такое жгучее желание устроить сад в этом конкретном месте, а во-вторых, мне не понравилось, что за ним так чудесно ухаживает парочка, настолько невосприимчивая к призракам, колоколам и прочим проклятиям подлунного мира. Другие на их месте давно бы уже забросили свой участок и бежали бы отсюда куда подальше. Я спросил себя: «Зачем люди с таким скромным положением и достатком, что им приходится ютиться в маленьком домике с соломенной крышей, тратят немалые деньги на роскошный, даже по меркам герцогской резиденции, цветник?» Ответ очевиден – чтобы у герцога не возникло желания эти домики снести. Значит, дело явно нечисто. Если допустить существование туннеля, то он вполне мог начинаться здесь. Чем больше я обдумывал это предположение, тем более реальным оно выглядело. И еще: чтобы поддерживать сад в таком идеальном состоянии, этой пожилой паре пришлось бы трудиться все дни напролет. Но если они копают туннель, а сад при этом выглядит ухоженным, есть лишь один способ добиться такого впечатления. У них должен быть постоянный доступ к свежим цветам, которые можно высаживать взамен увядших. Значит, это должны быть растения с неглубокой корневой системой, такие как герань, фуксии, лилии и тому подобные, чтобы замену можно было произвести не только быстро, но незаметно для стороннего наблюдателя.
– А, теперь я понимаю, что вы имели в виду, неся всю эту непонятную чушь про герань. И почему вы так рвались поболтать с миссис Хердон, едва увидев этот садик.
– Именно так, мистер Нэком. Я сразу понял, что иду по верному следу. Я также заметил, что женщина, выпрямляясь, очень уж старательно одергивает садовый фартук, надетый поверх юбки, и задался вопросом, что же такое она старается скрыть. И для выяснения этого, я вырвал кустик, проросший на стене, и бросил ей, изобразив, что это очень редкий и ценный вид. Когда она поймала его фартуком и я увидел на юбке следы желтой глины, то был сперва разочарован.
– Разочарованы, старина?
– Да, цветом пятен. Я ожидал, что они будут голубыми. Ибо, как вы знаете, можно сказать, что графство Эссекс почти полностью покоится на грунте, известном геологам как «лондонская глина», а она определенно голубого цвета. Однако я тут же вспомнил, что мы находимся недалеко от границы с Суффолком, а следовательно, на краю пояса желтой глины, и – вот оно. Простите, герцог? Как мне пришла в голову мысль о причастности к этому делу капитана Сандрингема? О, впервые навел меня на такую мысль диалог у ворот дома викария, когда стало известно о смерти капитана. Управляющий был явно огорчен этой новостью и не знал, как быть дальше; но когда Карстерс высказался насчет «одной проблемой меньше», выразительные глаза мистера Овертона загорелись так, что ошибиться стало невозможно. Сегодня я попросил герцога отослать управляющего в Брейнтри, чтобы я мог обыскать его охотничий домик, там я и нашел доказательства договоренностей этого пройдохи с капитаном Сандрингемом, а также узнал, кто такая на самом деле мисс Эмми Костиван.
Будучи в замке, я расспросил герцогского камердинера и узнал, что случилось в ту ночь, когда Том Дэвис отправился выяснять, что происходит с колоколами. Незадолго до его ухода Карстерс угощал его шампанским. Услышав это, я сразу понял, как морфий попал в организм Дэвиса. Однако я с самого начала знал, что если ему ввели именно морфий, то это сделал Карстерс, потому что негодяй всегда имел этот наркотик при себе. Откуда я это знал? Ну, вы помните тот раз, когда сэр Джулиус Солински проехал мимо нас на своем автомобиле? Карстерс в знак приветствия поднес руку к шляпе, его рукав задрался, и я увидел неопровержимое доказательство его вины. Сукин сын пристрастился к подкожным инъекциям морфия – на его руке были отчетливо видны следы от иглы. Не думаю, что остались какие-либо сомнения в том, как умер бедняга Дэвис. Наркотик подействовал не сразу, и бедняга упал без чувств уже на дороге. Тому есть четкое подтверждение. Вы видели, как я рассматривал его ногти? Под ними была дорожная пыль. После этого, я полагаю, Карстерс, следовавший за ним, выжидая момент, набросился на него, затащил в полуразрушенный коттедж и размозжил ему голову кувалдой, которой рушили стены и выбивали балки. Теперь по поводу другого трагического случая, связанного с тем же коттеджем, а именно таинственного исчезновения ребенка, безумия и самоубийства отца. Я полагаю, это есть не что иное, как ловкая выдумка мистера Джеймса Овертона. Герцог сказал мне, что тело Смейла так и не нашли, и утверждение, что он сошел с ума и утопился, основано лишь на его прощальной записке мистеру Овертону. Управляющий впоследствии заявил, будто видел, как тело Смейла выловили из реки в добрых десяти милях отсюда. Разумеется, история об исчезновении ребенка глубокой ночью была еще одной небылицей такого же рода. Меня бы нисколько не удивило, если бы человек по имени Смейл, выдававший себя за отца девочки, на самом деле был капитан Пол Сандрингем собственной персоной. Более того, я считаю, мы можем с уверенностью утверждать, что миссис Мэллори, вдова, с которой все началось, была не кем иным, как сестрой управляющего Эмили Овертон, она же Эмили Костиван, а та, которая изображала ее сестру, – это женщина, которая позже выдавала себя за ее мать.