[35] связка аннулированных чеков из Сэтори-банка, несколько рекламных проспектов и больше ничего, кроме обычных письменных принадлежностей. Содержимое ящика стола было разложено на стуле и состояло из каталогов музыкальных магазинов, нескольких журналов о кинематографе, пачки телеграфных бланков, нераспечатанной колоды карт, маленького словарика, упаковочной бумаги и маленького клубка шпагата.
Теоретически, если проанализировать все эти предметы, можно было бы получить какие-то сведения о характере их владельца и его прошлом; но поскольку сыщики были правы, решив, что ни одна из этих вещей не поможет разгадать загадку, то, может, лучше не тратить на них время, а перейти в комнату Сары Парнхэм – девичью, строгую, благодаря игре прямых линий не лишенную художественности, но совершенно скучную. Она не была совершенно лишена индивидуальности, ведь, войдя в нее, все мы невольно стали передвигаться на цыпочках и, тем самым, стали вести себя, словно шпионы.
В комнате Эвадны Парнхэм мы вновь смогли нормально ходить. Как я заметил, она не была святилищем, где нужно быть ниже травы. Сломанная пилочка, ножницы с обломанными кончиками и помятый нож для бумаг лежали на шелковом шарфе, куда их бросила Дот Бейли после того, как показала нам. Их осмотрели, как осмотрели и сломанные молоточки,[36] и несмотря на единодушное мнение, что хотя кто-то и «поработал» над ксилофоном, к убийству это, похоже, не имеет никакого отношения, мистер Голдбергер упаковал предметы в конверты и спрятал их в карман. Голубоглазая кукла не удостоилась такой же чести, хотя сержант Кэмпбелл и прощупал как следует ее юбку перед тем, как мы вышли в холл и направились в комнату Дот Бейли.
Это была молодежная и явно жилая комната, так что, несмотря на наличие современной мишуры, она была свежа и привлекательна. Там был большой стол, заваленный набросками; а на мольберте у окна была установлена чертежная доска. У Дот были стремления к творчеству, которые пока еще не переросли в амбиции. Недавно она заняла третье место на конкурсе любительских плакатов – изображение огромного шпиля на фоне луны было прикреплено к двери маленькими круглыми кнопками. Справа от двери вместо письменного был карточный столик, а на нем стояла готовая к использованию портативная пишущая машинка.
Должен упомянуть: мистер Голдбергер не стал заходить в комнату Дот вместе с нами. Дойдя до дверей, он, ничего не объясняя, покинул нас – словно вспомнил о какой-то невыполненной задаче, например, о том, что с носа куклы так и не были взяты отпечатки пальцев. Я так и не узнал, в чем была его цель, так что я не смогу поведать об этом.
Он вернулся к нам, когда мистер Шоттс вставил лист бумаги в пишущую машинку и напечатал двумя пальцами: «Простите. Другого выхода не было...». Он триумфально продемонстрировал нам результат своих усилий:
– Та же самая машинка! Та же самая лента. Те же самые зазубрины на «о».
Как раз в этот момент вернулся мистер Голдбергер, который захотел услышать объяснения и, получив их, воскликнул:
– Какого черта! В кино было душно. Только взгляните на блестящие клавиши. Идеальные отпечатки. Идеальные! И вот пришли вы и стерли их собственными руками. Болван! Я…
У тут Кадуолладер вынул изо рта оливковую ветвь, ведь ему нужно было заговорить. С тревогой глядя на маленькие круглые клавиши, он сказал:
– Но отпечатки принадлежали мистеру Шарвану, разве не так? Похоже, что он пришел сюда и воспользовался этой машинкой.
– Верно, – вежливо согласился мистер Голдбергер. – Верно. Он мог это сделать. А мог и не делать. Если ему нужно было напечатать записку, то почему он пришел сюда ради нескольких слов, тогда как он мог точно так же написать их карандашом?
Сержант Кэмпбелл почесал затылок и возразил:
– Да, но зачем кому-то еще это делать?
– Чтобы все выглядело как самоубийство. Подделать подпись…
– А затем, – продолжил мистер Шоттс, – он утащил пушку, чтобы ее было не найти?
– Если пистолет унесли, то это не обязательно сделал тот же человек, который написал записку, – терпеливо пояснил мистер Голдбергер. – В любом случае, если записку напечатал сам Шарван, нам бы не помешали его отпечатки, чтобы подтвердить это, разве не так?
– Я думаю, что парень покончил с собой, а потом кто-то стащил пушку, – признался сержант Кэмпбелл.
Да, шотландцы не лишены воображения.
Глава XVI
Мистера Голдбергера сразу же впечатлила комната Освальда Флипа со звездными картами, таблицами измерений, бумагами, испещренными непонятными символами, глобусами и другими космическими атрибутами. Он решил, что это место вполне подходит для вынашивания преступных замыслов. Сыщик не скрывал: на его взгляд, все эти дурачества выглядят ничем не лучше культа Вуду. Думаю, будь его воля, он отправил бы большую часть содержимого комнаты в полицию для тщательного осмотра, заодно прихватив и самого Освальда. Я уверен, его решимость удалось ослабить только благодаря моим неоднократным упоминаниям астрологии в связи с астрономией. Мистер Голдбергер вышел из комнаты, окинув ее прощальным взглядом, в котором ясно говорилось: он намеревается еще вернуться сюда для того, чтобы разобраться как следует.
Хоть мистер Голдбергер и раздобыл несколько примитивных трофеев в оставшихся комнатах (Вики и Пола Кизи), но там не было ничего сколько-нибудь важного. Так, в одном из журнальных столиков Вики был найден грубоватый гаечный ключ,[37] а в комнате Пола Кизи – сломанный диктофон.[38] Хотя эти предметы предлагают летописцу непреодолимый соблазн выставить их в ложном свете, читателю не стоит ориентироваться на данные улики, и лучше проигнорировать их.
На чердаке мы обнаружили только счастливую Ориллу: по ее словам, она крепко спала, пока мы пытались разбудить ее. Она вошла в дом через кухню незадолго до полуночи, и поскольку до нее ни у кого не было дела, она поднялась наверх – сперва по задней, а затем по чердачной лестнице – и легла спать. Она много работала, и ей был необходим сон, и по отношению к вторгнувшимся чужакам она была остра на язык. Здесь не место для объяснений; она не собирается ни давать, ни принимать их. Поэтому мы, группа молчаливых мужчин с покрасневшими лицами, вернулись в холл и оттуда прошли в комнату Хелен Бейли.
Именно здесь лейтенант Уирт в двух словах описал наше состояние:
– Проблема в том, что мы так и не знаем, на каком свете находимся.
Поскольку никто не стал возражать, он продолжил, обращаясь к бродившему по комнате мистеру Голдбергеру:
– Голди, перестань. К чему собирать отпечатки, если мы даже не уверены, было ли это убийством, или? …
– Отпечатки нужны департаменту по расследованию преступлений, – парировал мистер Голдбергер.
Вновь наступившую тишину нарушил мистер Шоттс:
– Забавно, что оружие пропало.
– Оно было бы здесь, если бы кто-то не забрал его, – ответил сержант Кэмпбелл и почесал затылок.
– Я подумал, – сквозь зевоту сказал мистер Шоттс, – нам бы лучше выйти и поискать на земле.
– Да? И верно, – заявил мистер Голдбергер. – Выйти до рассвета, побродить туда-сюда, а потом необнаруженные нами следы будут покрыты нашими собственными. У вас превосходные идеи. До восхода там ничего не пропадет, не так ли? А мы все равно не можем ничего сделать, пока не появится док.
Мистер Шоттс намекнул, что на дворе может найтись что-то помимо следов ног или отпечатков пальцев.
– Да? И что же? – спросил мистер Голдбергер.
– Оружие, – ответил сержант Кэмпбелл.
– Или убийца, сидящий под деревом, – добавил мистер Голдбергер.
– Ребята, вам никак не приходят в голову те стихи и фраза: «Простите. Другого выхода не было...», – сержант Кэмпбелл настаивал на своем. – Если это не самоубийство, я съем свою шляпу, и вы этого не забудете.
– Я ничего не забываю, – парировал мистер Шоттс. – И если та подпись не подделана, я припомню твою шляпу и съем ее вместе со своей – на завтрак.
– Как я и говорил, – объявил лейтенант Уирт. – Мы не знаем, на каком свете находимся.
Вздохнув, он вынул из кармана висячий замок и несколько штифтиков и протянул их сержанту Кэмпбеллу:
– Полагаю, вы в любом случае можете повесить это на дверь. У Голди есть инструменты. Он вам поможет.
– Его давно нужно было повесить, – проворчал мистер Шоттс.
– Что за муха вас укусила? – спросил лейтенант. – Никто ведь не может войти сюда, пока мы здесь, разве не так?
– Мы были на чердаке, – ответил мистер Шоттс.
Мистер Голдбергер вернулся из холла (он выходил туда с сержантом Кэмпбеллом) и рассеянно взял сигарету из латунной коробки на столе у диванчика.
– Пока мы уходили, здесь никого не было, – заявил он. – На дверной ручке был порошок.[39]
Боюсь, я немного вздрогнул, когда из холла раздался голос сержанта Кэмпбелла:
– Не знаю, как это Голди может курить в будуаре леди?
Шотландцы – такой деликатный народ!
– Черт! – ответил мистер Голдбергер. – Да она же сама здесь курит, не так ли?
– Вообще-то нет, – сказал я, частично защищая честь маленькой леди от возможного неодобрения этих мужчин. – Полагаю, она хранит здесь сигареты для того, чтобы предлагать своим друзьям.
– Ее друзья-мужчины подымаются сюда? – спросил мистер Голдбергер, выпустив маленькое колечко дыма.
– Конечно, нет, – ответил я. – Вы ведь знаете, что многие современные леди наслаждаются послеобеденными сигаретами.
– Так она здесь обедает? – спросил мистер Голдбергер.
– Кстати,[40] – вставил лейтенант Уирт, – мистер Ван Гартер, я хотел спросить вас, как вы отнесетесь к тому, чтобы задать несколько вопросов миссис Бейли и остальным? Неофициально, понимаете ли. Только ради надежды на помощь следствию – вдруг это даст нам подсказку, над чем работать, чтобы понять, на каком свете мы находимся. Без дока нам совсем тяжело. Я бы не хотел вмешиваться, куда не надо, если вы считаете, что все в порядке. Но принято опрашивать фигурантов, и все такое.