– Случайно. Чудесная датчанка, – отозвалась эхом стоявшая в дверях мисс Макдональд. – Случайно. Чудесная датчанка, – повторила она, словно пытаясь запомнить эти слова.
«Леди потеряла рассудок», – подумал я, и мое подозрение сменилось опасением, когда она бросилась к нам через всю комнату и, схватив Вики за плечи, выпалила: «Ты – сокровище!», – и убежала прочь.
– Что же скрывается за всем этим? – спросила Вики, будто я знал это, но никак не хотел рассказывать.
Я болезненно покачал головой.
– Ну, как говорила бабушка Кроуиншенк…
– Она имела в виду, что ты – сокровище, ведь ты жертвуешь собой, идя наперекор страхам…
– Она не имела в виду ничего подобного, и ты знаешь об этом, – перебила меня Вики. – Она вела себя так, словно я сказала что-то важное. Но что же я сказала? Что Освальд услышал о чудесной датской поварихе. Вот! Она совсем забыла о поварихе – другой поварихе. Миссис Ле Врей. Она решила, что миссис Ле Врей имеет какое-то отношение ко всему этому. Да! Кто угодно может описать ее как «маленький круглый объект». Она не датчанка, но, возможно, датчане как-то связаны с делом – например, кого-то из них могут подозревать полицейские. Может ли датчанин быть маленьким и круглым? Здесь, в Сэтори, так много датчан, но кто из них низкий и толстый?
– Низкий и толстый? – повторил я. – Низкий и толстый. Низкий и…
– Да перестань ты, – возмутилась Вики.
– Но… но… – запнулся я и против своей воли повторил: – Низкий и толстый.
– Ох, – выдохнула Вики и критически осмотрела меня. – Нет, – высказала она свое решение. – Ты полный, но не маленький, и готовить не умеешь. Никто, даже полиция, не может описать тебя как маленького и круглого.
– Спасибо, – поблагодарил я и, набивая трубку трясущимися пальцами, просыпал табак на пол.
Глава XXXVIII
Когда начался ужин, я вместе со всеми прошел в столовую и сел за стол. Но я не мог здесь оставаться, так что нашел себе нелепое оправдание – расстройство желудка, и вышел на утонувшее в тумане крыльцо. Я нуждался в тумане, ибо ясность в моем рассудке была невыносима.
Вики прошла за мной и сказала:
– Дорогой, вот таблетка активированного угля. Вызвать врача?
Я отослал ее и был чуть ли не груб, так как боялся повторить слова «маленький и толстый».
Вы, конечно, догадались? Дот Бейли, с ее унаследованной склонностью к жестокости и жаждой мести. Дот Бейли – единственный человек в доме, которого совсем не испугалась бы Хелен Бейли.
Мотив? Она ненавидела Тони Шарвана с такой силой, которая могла переродиться только из любви. Она думала, что у него и ее матери был роман. Или, возможно, она знала о шантаже и опасности. Нам она сказала, что не слышала о секрете матери вплоть до субботнего утра. Но, по словам мисс Макдональд, никто не может наверняка распознать ложь. Дот была разъярена и задета, поскольку он не смог встретиться с ней. Она обнаружила его в комнате матери. Ревность, ярость, страх. Мотивы множились и усиливались. У кого, как не у Дот Бейли, была причина уничтожить его личные бумаги?
Возможность? Где была Дот в то время, пока я, Вики и Эвадна Парнхэм, выйдя на крыльцо, ждали Меркеля? Мы предполагали, что в гостиной. Но, в конце концов, наше мнение, что она была внизу, основывалось лишь на предположениях. Радио грохотало. Комната Хелен Бейли была в задней части дома.
Как сказала Вики, убийство занимает всего минуту. У Дот было больше, чем одна минута на то, чтобы подняться наверх, взять пистолет Тони Шарвана, использовать его и подготовить стихотворение с запиской. Она молода и романтична. Конечно, она читала стихи из книжки матери и точно знала, где найти подходящий текст. Для того, чтобы напечатать несколько слов, была использована ее пишущая машинка. Идея подделать подпись могла прийти ей в голову, поскольку она привыкла копировать картины. Записка напечатана, пистолет положен у руки, ей осталось только запереть дверь и спуститься. Почему запереть дверь? Чтобы отсрочить обнаружение. Позже она по той же причине перерезала телефонный провод. Ключ? Один ключ был найден в комнате… Нет, стой, Дот могла войти в комнату после того, как дверь была открыта мастер-ключом Эвадны Парнхэм, и подложить ключ на вырванную страницу, где я его и нашел.
Но я задаюсь вопросом, могла ли она спуститься вниз и тихо-спокойно провести остаток вечера? Хладнокровность была ее привычной маской, хотя сама она предпочитала думать о ней как о сдержанности. Смогла бы она удержать эту маску? Какое-то время да; это было необходимо. Мне на ум приходит сцена за ужином, окончившемся потасовкой. И вот еще один мотив: о том, как она выиграла приз, знал только Тони Шарван. Конечно, это не мотив для убийства, но это добавило дров в огонь ее гнева.
Темперамент? В тот вечер, когда у Дот произошел приступ гнева, ее собственная мать нуждалась в поддержке посторонних людей для того, чтобы поговорить с ней. Это Дот проскользнула в комнату, где коронер беседовал с полицейскими. Ее легко спровоцировать на вспышку гнева, ярости или ревности.
Как Хелен Бейли узнала о вине Дот? И когда она обнаружила ее? Я решил, что ее открытие произошло после того, как мы с Вики вышли из дома днем в воскресенье. Во время всех этих проблем Хелен Бейли была испугана, опечалена и взволнованна; но она вовсе не вела себя как мать, которая знает о том, что ее дочь виновна в убийстве.
Призналась ли Дот матери? Я знал, что нет. Поскольку если бы она призналась, то была бы уверена: мать будет стоять за нее и поддерживать ее вплоть до последнего слова на суде. Нет. Хелен Бейли каким-то ужасным образом узнала о вине Дот и, не подав вида, взяла паузу на обдумывание. Но Дот как-то прознала об этом и, обезумев от страха…
– Мистер Ван Гартер, простите за вторжение, но я должна поговорить с вами наедине.
Я обернулся и увидел Сару Парнхэм. На ней было тусклое платье в блекло-пурпурных и светло-коричневых тонах, оно было до того изношенное, что даже аккуратные манжеты казались мягкими и пожелтевшими.
– Я считаю, что судя по тому, что этим вечером вы не смогли остаться в столовой, теперь мы понимаем друг друга. Или нет?
– Я не понимаю, – ответил я, пытаясь не смотреть ей в глаза.
– Вам нужно поесть. Извините, что я усадила Дот за ваш стол. Она просила место возле мисс Ван Гартер.
– Да. Теперь мы понимаем друг друга. Но я боюсь, что мы не можем сделать ничего.
– Не знаю, – сказала она, вынимая из кармана блузки конверт, запечатанный маленькой и круглой каплей красного воска. – В воскресенье Хелен дала мне его с четкими инструкциями. Я выполняла ее инструкции, и должна продолжать соблюдать их. Только… я больше не могу хранить этот конверт. Честно говоря, я слаба и напугана. Мне совсем не нравится эта тайна. Поверьте мне, это неотвратимо. Я хочу, чтобы вы взяли этот конверт на хранение. Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что не станете открывать его и не позволите никому открыть его до тех пор, пока в личности преступника не останется никаких сомнений. Я имею в виду, что эта печать не должна быть сломана, пока преступник не будет осужден... – она запнулась и глубоко вздохнула, – и казнен, – непроизвольно вздрогнув, закончила она.
– Вы уверены, что если будет произведен арест, то письмо не поможет оправданию или смягчению приговора?
– Нет-нет, – снова вздрогнула она. – Наоборот… Если произойдет арест, обсудим это снова. Но я думаю, что в этом случае, несмотря на обещания, нам лучше уничтожить его. Только… Ох, как бы я хотела все объяснить. Но я не могу. Это из-за обещания. Я не смею.
– Мисс Парнхэм, вы добрая и удивительно здравомыслящая женщина. Вы должны понимать, что сейчас не время для запечатанных писем, секретных обещаний и прочих тайн.
– Я понимаю, – ответила она. – Я на самом деле понимаю, мистер Ван Гартер. Но эти бумаги важны, и если нет ареста, если не произойдет то, чего мы боимся… Я пообещала не уничтожать их. Но я боюсь хранить их у себя. Вы – мужчина, богатый и влиятельный мужчина. Я – деревенская школьная учительница. Я не имею права возлагать на вас эту ответственность; но в каком-то смысле эта ответственность настолько же ваша, как и моя. Я не прошу вас хранить их всю жизнь. Только несколько месяцев – и, если ничего не случится, я заберу их у вас, действуя в согласии со своим обещанием. Ваша племянница любила Хелен – как и все мы. Поможете ли вы мне ради Хелен? Прежде я никогда в жизни не просила помощи у мужчины. Как, впрочем, и у женщины. Но сейчас я дрожу от страха. Думаю, что любовь к Эвадне превратила меня в трусиху. Она так нуждается во мне. Мистер Ван Гартер, рискуя предать Хелен, признаюсь вам: она искала в комнате Тони Шарвана именно этот конверт, и она нашла его. Он мертв. Хелен мертва.
– И вы думаете, что из-за этого стоит рисковать еще одной жизнью? Ради того, чтобы спасти убийцу, кем бы он ни был?
– Нет, – ответила она. – Я сохраню конверт. Но в случае моей смерти я хочу, чтобы вы прочли его содержимое. Тогда вы поймете и увидите, что я не дура и не преступница.
– Один момент, – сказал я. – Знает ли мисс Бейли о существовании этих бумаг?
– Нет. Честное слово, она не знает.
– Как вы думаете, содержимое этого конверта может поставить под угрозу чью-либо жизнь?
– Мистер Ван Гартер, клянусь, что нет. Клянусь собственной жизнью. Я не читала эти бумаги; но я знаю, что Хелен сказала мне правду о них. Я знаю это, ведь правда была так необходима. И она запретила мне. Хотя я знаю причину. Я… Ох, думаю, я схожу с ума. Я держала их сколько могла. Теперь… я надеюсь, что вы поможете мне. Для вас это намного проще, ведь вы не знаете.
«Леди говорит правду», – подумал я. Она действительно сходит с ума. И, несомненно, она делает из мухи слона, стреляя из пушки по воробьям. Но она искренна, честна и напугана. Это все из-за женской истеричности, и, как мужчина, я должен помочь ей.
Поэтому я попросил у нее конверт и заверил ее, что исполню условия. Почувствовав мелодраматизм ситуации, я попытался разрядить ее, но смог лишь банально заметить, что завтра арендую ячейку в Сэтори-банк и положу туда конверт для пущей безопасности.