– Мы встречаемся с ним в двенадцать в гостинице, чтобы поговорить, – сказал он.
Мой друг сообщил, что паровой катер с «Блица» пришел с приливом, а их встреча с фон Брюнингом произошла в гостинице, куда он, Дэвис, заглянул за покупками. Затем в гавань вошел и «Корморан», ошвартовавшись рядом. Стало совершенно очевидно, что последний следил за нами, поддерживая связь с «Блицем», и оба воспользовались тем, что мы закупорены в Бензерзиле, чтобы хорошенько прощупать нас. Что еще? Практически ничего. Фон Брюнинг с радостным изумлением приветствовал Дэвиса и сказал, что все гадал вчера, не «Дульчибелла» ли стоит на якоре за Лангеогом? Мой друг сообщил немцу, что мы покинули Балтику и оказались тут на пути домой, заглянув на острова в поисках укрытия от непогоды.
– Что, если он придет сюда и потребует предъявить журнал? – спросил я.
– Предъявим, – ответил Дэвис. – Все равно эта затея с прятками совершенно пустая. Но мне не по себе от будущей беседы. О чем говорить? Я не силен в таких вещах.
На ходу внеся серьезные изменения в план, мы в качестве первого логичного шага выложили на полку карты и судовой журнал. В них не содержалось ничего, кроме пеленгов, курсов да простых навигационных пометок. Для Дэвиса они были полны потом и кровью добытых секретов крайней степени важности, и он готов был лгать, чтобы сохранить их, как ни отвратительно было для него вранье. Я воспринял ценность данной информации более сдержанно, но нам обоим пришла в голову одна и та же мысль: нас могут ждать большие неприятности, если мы перехитрим сами себя и станем отрицать факт наших исследований. Нам не дано знать, насколько осведомлен фон Брюнинг. С какого времени следит за нами «Корморан»? От Вангерога явно, но, быть может, слежка началась раньше, от эстуариев, когда мы даже вида не делали, что стреляем уток. А быть может, ему известно даже больше – про предательство Долльмана, спасение Дэвиса и дальнейшие наши передвижения. Кто поручится? С другой стороны, страсть к исследованиям являлась пунктиком Дэвиса, и в сентябре он не делал из нее тайны.
Лучше быть последовательными. Позавтракав, мы решили выяснить хоть что-нибудь о «Корморане», увязшем в иле на противоположной стороне гавани, и с этой целью вступили в разговор с двумя дюжими матросами, на которых красовались свитера с надписью «Почта». Оба почти на голову возвышались над остальной толпой, тоже не мелких местных жителей, собравшейся на причале и глазевшей на нас как на некую, занесенную морем диковинку. Близнецы (выяснилось, что это так) оказались очень добродушными великанами и пригласили нас на борт почтового галиота поболтать. Несложно было вывести их на интересовавшую нас тему, и вскоре мы уже получали ценнейшую информацию, выуживая ее из с трудом, но все же понятного фризского говора. Матросы величали «Корморан» меммертской, или спасательной лодкой. Выяснилось, что у западной оконечности Юста, острова к западу от Нордернея, покоятся останки французского военного корабля, затонувшего много лет назад. На нем везли слитки, которые вопреки многочисленным попыткам так и не удалось найти. Теперь этим занимается спасательная компания, которая базируется на Меммерте, расположенном неподалеку от места крушения пустынном островке.
– Это вот герр Гримм, приказчик фирмы, собственной персоной, – заявили оба, указывая на мост поверх ворот шлюза.
Облокотившись на парапет, там стоял мужчина в лоцманском бушлате и фуражке.
– И что ему тут понадобилось? – поинтересовался я.
Братья ответили, что Гримм частенько посещает побережье, потому как в плохую погоду работа стоит. Они предположили, что он ходил на своем галиоте в Вильгельмсхафен – все необходимые припасы и снаряжение компания доставляет из этого порта. Сам приказчик местный, родом из Ауриха, бывший капитан буксира.
Шагая по пескам, чтобы посмотреть на канал при низкой воде, мы обсуждали добытую информацию.
– В сентябре ты слышал что-либо об этом? – спросил я.
– Ни слова. На Юст я не заходил. Но, вполне возможно, заглянул бы на него, если бы не повстречал Долльмана.
Что, однако, может все это означать? Как повлияет на наши планы?
– Когда будем проходить мимо, посмотри на его сапоги. – Это было единственное, что предложил Дэвис.
Канал превратился в канаву с тоненьким ручейком посередине. Он уходил от деревушки на северо-запад и на протяжении ближайшей четверти мили был обвалован поросшей ивняком насыпью. С северо-востока по-прежнему задувал свежий ветер, и мы видели, что при такой погоде выход из гавани невозможен.
Оставалось вернуться в деревушку, это унылое, богом забытое местечко. По пути мы миновали нашего приятеля Гримма. Он все так же стоял на мосту: смуглый, чисто выбритый, угрюмый мужчина в башмаках.
– Мы ведь так до конца и не определились, – заметил мой друг почти на пороге гостиницы. – Каковы наши ближайшие планы?
– Небо – свидетель, не знаю, – пожал плечами я. – Да и кто возьмется сказать? Надо посмотреть, как будут развиваться события. Уже первый час, а опаздывать нехорошо.
– Что ж, предоставляю все тебе.
– Договорились, сделаю, что могу. От тебя требуется только быть самим собой и солгать, если придется, но только насчет трюка, который выкинул в отношении тебя Долльман.
Следующая сцена: фон Брюнинг, Дэвис и я сидим за столиком с кофе и «кюммелем»[64] в грязной общей комнате гостиницы с видом на гавань и море. Перед Дэвисом лежит полный коробок со спичками.
При встрече коммандер сердечно приветствовал нас и, вынужден сказать, сразу расположил меня к себе, как ранее Дэвиса. Но вызвал и опасение, потому как у этого парня были честные глаза, но при этом чертовски проницательный взгляд.
Я проинструктировал Дэвиса разговаривать и задавать вопросы свободно и естественно, будто с момента последней их встречи с фон Брюнингом на борту «Медузы» ничего необычного не случилось. Не возбраняется полюбопытствовать для начала насчет Долльмана, общего их знакомого, и если возникнет вопрос про тот переход к Эльбе, не моргнув глазом, врать: ни малейшей опасности, дескать, не было. Необходимость в этом имелась неоспоримая, но легче от этого не стало. Дэвис приступил к исполнению возложенных на него обязанностей слишком поспешно, а задав оговоренный вопрос, покраснел так, что меня пот прошиб. Но тут я сообразил, что смущение моего друга стоит приписать совершенно иной причине.
– Думаю, герр Долльман до сих пор в отлучке, – ответил фон Брюнинг. (Получается, Дэвис высказал под Брюнсбюттелем правильное предположение). – Рассчитываете увидеться с ним снова?
– Да, – отрезал Дэвис.
– Увы, боюсь, его еще нет. Но яхта его вроде бы вернулась. Как и фройляйн Долльман, полагаю.
– Хм-м… – протянул мой друг. – Она очень красивая. Яхта.
Наш хозяин улыбнулся и задумчиво посмотрел на Дэвиса, вид которого сделался воистину жалок. Я заметил шанс и цинично воспользовался им.
– Ну, Дэвис, мы можем навестить хотя бы фройляйн Долльман, – заявил я, многозначительно улыбнувшись фон Брюнингу.
– Хм-м… – снова произнес мой товарищ. – А он скоро вернется, как думаете?
Коммандер принялся раскуривать сигару и не спешил с ответом.
– Вероятно, – сказал немец и выпустил клуб дыма. – Он никогда не уезжает надолго. Но вы ведь виделись с ним позже, чем я. Разве вы не отплыли вместе к Эльбе на следующий день после нашего с вами знакомства?
– О, вместе мы проделали лишь часть пути, – с должной небрежностью ответил Дэвис. – И с тех пор больше не встречались. Долльман пришел к финишу первым, обогнав меня.
– То есть обставил вас, если говорить напрямик?
– Да и как ему было меня не побить? Я шел под туго зарифленными парусами, кроме того…
– Ах да, припоминаю – был шторм, чертовски сильный шторм. Я думал о вас в тот день. Как вы справились?
– Ну, это был просто свежий ветер, ничего страшного.
– Grosse Gott![65] На этом? – Фон Брюнинг кивнул, указывая на окно, в котором виднелась истончающаяся кверху мачта «Дульчибеллы», скромно указующая в небо.
– Это отличная мореходная яхта! – возмущенно воскликнул Дэвис.
– Тысяча извинений! – рассмеялся фон Брюнинг.
– Не подрывайте мою веру в этот маленький кораблик, – вступил в разговор я. – Мне на нем еще в Англию возвращаться.
– Боже упаси. Я просто представил, что за дьявольский рейс вокруг Шархерна вам довелось тогда совершить. Настоящая коррида, наверное, герр Дэвис?
– Шархерна? – пожал плечами Дэвис, явно не уловив во фразе коммандера иронии[66]. – Мы срезали по пескам – прошли через Тельте.
– Через Тельте?! При шторме с норд-веста? – Офицер подскочил, улыбка исчезла с его лица, выразившего удивление. Причем совершенно искреннее, готов поклясться. До того момента я у него подобной эмоции не наблюдал.
– Герр Долльман знал дорогу, – стоял на своем Дэвис. – Он любезно предложил свои услуги в качестве лоцмана, и мне ничего не оставалось, как согласиться.
Повисла неловкая пауза.
– И мой друг, выходит, удачно провел вас? – заговорил наконец фон Брюнинг.
– Да, хотя прибой был жуткий. Но имелась возможность срезать шесть миль. И обойти Шархерн. Но не то чтобы мне удалось сильно выиграть – я оказался достаточно глуп, чтобы сесть на мель.
– Вот как?! – с неподдельным интересом воскликнул фон Брюнинг.
– Но то был сущий пустяк, потому как я находился уже достаточно далеко внутри отмелей. Они, кстати, весьма сложны при высокой воде. Мы возвращались сюда той дорогой.
«И садились на мель каждый день», – уныло припомнил я.
– И тут «Медуза» оторвалась от вас? – спросил коммандер, вперив в лицо Дэвиса странный взгляд, который я не брался истолковать.
– Она даже не заметила, – ответил мой друг. – Волны, брызги, да и яхта уже тогда значительно опережала меня. Да ей и не было нужды останавливаться, мне совершенно ничего не грозило. Вода все еще поднималась. Но, ясное дело, я вынужден был встать на ночь на якорь.