— Прежде всего — вниз, показывай! — приказал Фокин, когда они вошли во двор.
Тарас первым нырнул в темную сырость подвала и уверенно двинулся по знакомому коридору. Фокин включил фонарик, по старой фронтовой привычке он всегда носил его с собой. Вскоре добрались до углового помещения, где Майер оставил злополучный ящик. Здесь по-прежнему царил хаос: увеличилось количество бочек, появились кули с цементом, доски, листы фанеры. Тарас обошел все помещения, но знакомого ящика не обнаружил.
— Что и требовалось доказать, — констатировал Фокин. — Давай для контроля в отсеках пошарим.
Они обследовали еще несколько помещений, ничего не нашли и собрались уходить, когда Тарас, больно ударившись коленом, споткнулся обо что-то в темноте. Ойкнув, наклонился и пошарил руками: ящик! Как раз тот, что они ищут! Фокин направил луч фонарика внутрь и присвистнул: там ничего не было.
— Теперь попробуем отыскать Майера, — пробормотал капитан, — если…
Он не договорил и быстро зашагал к выходу. Чтобы не привлекать внимания, постояльцы вошли в отель черным ходом и по пути заглянули на кухню. У плиты, гремя кастрюлями, возилась стряпуха.
— Гансик? — равнодушно спросила она. — А кто его знает. Он как кошка, то в подвале, то на крыше… Обедать не приходил.
Фокин выразительно посмотрел на Тараса. Тот чуть приметно кивнул в ответ: понятно, мол.
На пороге кухни появилась фрау Ева и спросила, зачем понадобился герр коменданту бедный больной. Фокин пропустил ее вопрос мимо ушей и, глядя на хозяйку в упор, в свою очередь поинтересовался, где все-таки Майер.
Фрау Ева взгляда не отвела.
— Клянусь богом, — сказала, — не имею понятия. Сама ищу. Ума не приложу, куда мог деться несчастный. По всей округе ему и приткнуться некуда: ни родных, ни знакомых.
Похоже, она не лгала и была не на шутку встревожена. Пальцы нервно теребили край нарядного передника.
— Мы поможем найти его, фрау Шлифке, — пообещал Фокин и, взяв Тараса за плечо, вышел из кухни.
Пока они шли по коридору, капитан не проронил ни слова. Лицо его стало хмурым, озабоченным. Лишь у себя в номере он тихо повторил:
— Ни родных, ни знакомых… Куда он в таком случае ушел?
ТАИНСТВЕННОЕ НАПАДЕНИЕ
Ночь провели беспокойно. Фокин несколько раз вставал. Тарас видел, как вспыхивает у окна красный огонек цигарки, выхватывая контуры родного лица.
Накануне серьезного поиска Саня всегда, прежде чем что-то предпринять, долго и мучительно обдумывал детали операции, прикидывал варианты и отвергал один за другим, пока не находил наиболее, по его мнению, целесообразный и оптимальный. Потом Фокин подробно пересказывал разведчикам ход рассуждений, обосновывая свое решение. В такие моменты с ним можно было спорить, вносить предложения — это поощрялось. «Разведчик должен мыслить, как философ, — твердил он постоянно, — иначе грош ему цена».
Утром капитан, как обычно, принялся за бритье. Фокинская медлительность бесила Тараса, хоть он прекрасно понимал — это тоже проявление характера капитана. Чем сложнее была задача, тем осторожнее и осмотрительнее действовал Фокин.
Хозяйка принесла завтрак. Выглядела она неважно: веки припухли, под глазами проступила чернота. Наверняка плохо спала, а нарумянилась и напудрила нос по привычке. Спрашивать фрау Еву о чем-либо смысла не имело. Унылый вид сам по себе свидетельствовал о том, что новостей нет и она по-прежнему в растерянности.
Не успели допить кофе, как в дверь постучали.
— Открыто! — крикнул Фокин.
На пороге стоял человек в полицейской форме. Был он костляв и нескладен. На тощей длинной шее странно смотрелась массивная с высоким лбом голова.
— Обер-лейтенант Курт Вильде, — представился вошедший.
— Как же, слыхал, — поднялся навстречу Фокин. — Новый шеф местного отделения народной полиции, — пояснил он Тарасу, пожимая гостю руку. — С чем пожаловали, Курт? Небось прослышали об исчезновении Ганса Майера?
— Так точно, герр комендант, — отозвался немец. Голос у него оказался на редкость густым.
— Ваше мнение на сей счет?
— Думаю, он ушел в западную зону. Больше некуда. Я уже обзвонил соседние участки. Человек с такими приметами, как у нашего контуженного, не может остаться незамеченным.
— Да уж, физиономия выразительная, — усмехнулся Фокин. — Многое этот тип отдал бы, чтобы избавиться от особых примет… А как вы считаете, зачем Майер ушел на запад?
Курт Вильде пожал плечами:
— Можно только строить гипотезы…
— Мы с вами не гадалки, обер-лейтенант! — жестко возразил Фокин. — Профессия полицейского предполагает определенный набор знаний и умений. Или я ошибаюсь?
Немец беспомощно посмотрел на Тараса.
— Видите ли, — словно оправдываясь, смущенно протянул Курт Вильде, — я, собственно, кузнец. На заводе Круппа работал. Потом Бухенвальд… Там полицейское дело не преподавали. В солдатах успел послужить, во вспомогательных войсках. Дороги ремонтировал… А теперь вызвали и сказали: партийное задание!..
На сей раз смутился Фокин.
— Извини, брат, — пробурчал он, как всегда в минуты волнения путая русские и немецкие слова. — Откуда ж я знал… Давай мороковать вместе.
Немец обрадованно закивал головой и с сильным акцентом сказал по-русски:
— Давай! Давай!
Все трое дружно рассмеялись.
— Так у нас в концлагере русские пленные говорили, — объяснил Курт Вильде. — Сделать что надо — давай, помочь — тоже давай, кусок хлеба тихонько подсунут — давай ешь, говорят… Замечательное, универсальное слово!
— Русский язык емкий, — улыбнулся Фокин. — Итак, перейдем к делу. Слушай, что известно нам…
Он коротко пересказал полицейскому результаты наблюдений Тараса, поставил под сомнение безобидность манипуляций Ганса Майера в подвале и на территории двора отеля, сообщил о предполагаемых связях с Евой Шлифке и достаточно прозрачных намеках Гертруды. Все надлежит уточнить, проверить, выяснить…
— Постараемся, — сказал Вильде. — Но прежде, по-моему, следует установить, кем был Майер. Я по подпольной работе знаю: прошлое человека, личные и общественные связи наиболее точно характеризуют его поведение в будущем. К сожалению, у нас нет даже фотографии Майера…
— Есть! — вмешался в разговор Тарас. — Я хотел сказать, что видел снимок, на котором снят очень похожий на него человек.
— Что же вы раньше молчали, дорогой юноша? — вскочил Курт Вильде. — Покажите…
— Фото находится у хозяйки в альбоме.
— Значит, надо попросить у фрау Шлифке…
— Ни в коем случае. Лучше без шума, — остановил немца Фокин и повернулся к Тарасу: — Я спущусь вниз, отвлеку внимание хозяйки, а ты действуй.
Выждав несколько минут, Тарас выскользнул из номера и мигом взлетел по лестнице на второй этаж. Дверь комнаты оказалась, как всегда, открытой.
Он не сразу нашел альбом. Поискав, обнаружил запрятанным в одном из ящиков бюро. Сверху лежали какие-то квитанции, счета, исписанные листы бумаги. От неловкого движения они веером рассыпались по полу. Тарас бросился подбирать. Не хватало, чтобы фрау Ева застала его сейчас здесь. Рыться в чужих бумагах — разве не противное для честного человека занятие?.. Но в ушах стояло сказанное Гертрудой: «Эсэсовская гадина!»
Тарас лихорадочно откинул застежки альбома. Где же чертова фотография? Долистав до конца, он вернулся к началу и медленно перевернул страницу за страницей. Все было напрасно. Нужного снимка не было.
Когда Тарас сообщил об этом Фокину, тот присвистнул: дела-а-а… А Курт Вильде был глубоко разочарован:
— Я так надеялся, — сокрушенно сказал он. — Трудно работать вслепую, а ничего не поделаешь. Будем принимать другие меры.
День прошел в томительном ожидании. Тараса не покидало ощущение: что-то должно случиться. Но час проходил за часом, а ничего не происходило.
В полдень привезли свежий хлеб. Затем подали обед. Часы на ратуше отстучали пять раз, солнце стало уползать к горам. И вот уже вечер вошел потихоньку в комнату…
Бесплодное ожидание утомило больше, чем самая напряженная работа. Оба уже засыпали, когда в коридоре послышались торопливые шаги. За дверью раздался заикающийся голос бармена:
— Герр комендант! Герр комендант! Просили передать… сообщить! Вас вызывают…
Фокин рывком вскочил с кровати и распахнул дверь.
— Что ты бормочешь? — крикнул. — Повтори!
Бармен затараторил:
— Звонили… просили передать: срочно надо ехать…
Окончательно проснувшись, Фокин схватил бармена за плечо и грозно потребовал:
— Давай по порядку: откуда, кто и зачем звонил?
— Нам — из полиции, герр комендант. Прошу меня извинить, им — из русской комендатуры.
— Из Эйзенаха, что ли?
— Да-да, герр комендант, из этого города, как вы изволили назвать…
— И что просили передать?
— Вас, герр комендант, срочно требуют.
— Ты не ошибся: меня?
— И вас, и милейшего молодого человека! Обоих вызывают. Велели немедленно выезжать, извините, герр комендант, это не мои слова. Я только передаю: велели…
Бармен исчез, беззвучно прикрыв за собой дверь.
— Чертовщина, — пробормотал Фокин. — Кому мы могли понадобиться среди ночи? И зачем?.. Впрочем, зря беспокоить не станут, — рассуждал Фокин вслух, — похоже, что-то стряслось. Думай, дружище, как выбираться будем. Попутную машину сейчас не поймать.
— В полиции есть мотоцикл с коляской.
— Верно, — обрадовался Фокин, быстро натягивая гимнастерку.
В полиции подтвердили, звонок из комендатуры был именно такого содержания. Последний червячок сомнения, все еще сковывавший Фокина, исчез.
Через полчаса они мчались на мотоцикле по направлению к Эйзенаху. Дорога была ровной, люльку, в которой сидел Тарас, мягко покачивало. Свет фар выбеливал асфальт, и он ложился под колеса — пепельно-серый с блестками. Иногда мотоцикл подбрасывало на выбоинах, и тогда заднее сиденье скрипело под тяжестью взгромоздившегося на него Фокина.
В Эйзенах добрались после полуночи. Ссадив их у комендатуры, полицейский сказал, что ему приказано немедленно возвращаться, и дал газ.