Вслед за Доллопсом он вошел в дом, и тут дверь бального зала медленно отворилась, и оттуда вышел Клик с сияющими глазами, с выражением полного удовлетворения на лице.
— Слава богу, с вами все в порядке, Клик! — сказал суперинтендант, шагая к нему. — Хотя как вы сюда попали незаметно для всех — понятия не имею! Вы же знаете, наш человек дежурит на дороге.
Клик улыбнулся.
— Именно, мистер Нэком, — ответил он безмятежно, легкая странная улыбка играла на его губах. — Все дороги ведут в Рим, вы же знаете. Между прочим, Леннард снаружи?
— Да, — ответил мистер Нэком. — Но что из этого? Только не говорите мне, что вы в конце концов докопались до истины, найдя и девушку, и драгоценности!
Клик коротко торжествующе рассмеялся.
— Докопался до истины? — переспросил он. — Нет, я еще только начинаю раскопки.
И он буквально вытолкнул мистера Нэкома из дома.
— Леннард, — обратился к шоферу Клик, — отвезите меня в Музей естественной истории в Кенсингтоне[8], летите, как на крыльях. Нельзя терять ни минуты!
Дверца лимузина распахнулась и тут же снова захлопнулась. Машина рванулась вперед по подъездной дорожке, потом вылетела на дорогу. Секунду спустя она уже мчалась в направлении Лондона, оставив позади удивленных суперинтенданта и Доллопса, которые медленно направились пешком к деревне.
Там они обнаружили, что гостиница переполнена людьми, чьим ремеслом было вынюхивание фактов, правдивых или ложных, на потребу любознательной публики; словом, репортерами всех газет в стране, публиковавших колонки полицейских новостей. Исчезновение леди Маргарет Чейни заставило вспомнить романтическую историю этой семьи, и сэр Эдгар и леди Брентон корчились от публичности, которую вынуждены были терпеть благодаря энергичным представителям прессы. Когда же просочились вести о том, что знаменитые драгоценности исчезли, возбуждение читающей публики достигло предела.
Тем временем Петри, Хаммонд и их товарищи продолжали доблестно нести вахту вокруг Чейни-Корт. Местные жители так интересовались действиями и успехами полиции, что, когда тем же днем на пустом лугу, примыкающем к поместью Чейни-Корт, разбил лагерь караван весело раскрашенных цирковых повозок, впервые за всю местную историю этого никто не заметил, кроме юных жителей округи. Для детей дознание вряд ли было таким же интересным и веселым, как «Цирк сумчатых профессора Джеймса», как было написано и нарисовано на повозках и кричащих афишах, торопливо расклеенных повсюду. Кенгуру, мускусные кенгуровые крысы, опоссумы и другие виды австралийской фауны были обещаны на представлении, которым открывались в понедельник цирковые гастроли. Неудивительно, что юное население Хэмптона проводило каждый свободный час в тщетных попытках утолить по дешевке свою внезапную страсть к естественной истории.
Однако констебль Робертс присматривал острым профессиональным взглядом за профессором Джеймсом и его фургонами, потому что эти средства передвижения неизменно влекли за собой цыган, а воры драгоценностей следовали с цыганами рука об руку.
Таким образом, когда примерно в пять часов на следующий день Клик появился в окрестностях Чейни-Корт, сей важный джентльмен остановил его и начал умолять об одолжении — констеблю нужно было немедленно поговорить с представителем Скотланд-Ярда.
— Цыгане, сэр, — сказал констебль Робертс с отвращением. — Они объявились на том поле!
Он махнул рукой в упомянутом направлении.
— Объявились прошлым утром, и я понятия не имею, прогнать их или нет.
Клик, стоя рядом с машиной, с непроницаемым, как у статуи, лицом глядел на констебля.
— Цыгане, Робертс, вот как? Но уж наверняка цирк не состоит целиком из цыган? — в конце концов спросил он. — По-моему, странное время года для цирка. Я думал, циркачи появляются здесь позже.
— Так оно и есть, сэр, — многозначительно ответил констебль. — И, что еще забавнее, я не верю, что там есть какие-то животные… Во всяком случае, живые, сэр.
— То есть? — переспросил Клик. — Вы же не хотите сказать, что в цирке демонстрируют только дохлых животных? Это было бы уже чересчур.
Констебль пожал плечами.
— Нет, сэр, этого я не говорил. Но я понятия не имею, почему нигде не видно никакого зверья. Больше того — его и почуять-то нельзя! А мне никогда не встречались цирки, которые нельзя было бы учуять за милю.
Клик засмеялся, но тут же снова сделался серьезным.
— Если подумать, Робертс, вы правы. Думаю, я сам погляжу, что там и как, прежде чем присоединюсь к суперинтенданту. Что, хотите составить мне компанию? Нет, думаю, лучше я схожу один. Мы можем спугнуть пташек, а если там дело нечисто, лучше бы схватить их с поличным. Вы и так уже сделали достаточно, чтобы заслужить продвижение по службе.
С этими словами он снова залез в машину, бросил несколько слов Леннарду, и они поехали прочь в надвигающихся сумерках.
Опустив шторки, имея при себе верный сундучок мистера Нэкома, Клик по дороге не терял времени даром, и, когда несколько минут спустя они доехали до маленького циркового бивуака, из машины высадился тучный бродяга-австралиец.
Самодовольной походкой он направился туда, где, предположительно, стоял шатер владельца цирка, и издал такой громкий крик: «Коу!», что его можно было бы услышать на другом берегу реки.
Возглас возымел желанный эффект, призвав «профессора Джеймса» — человека с внешностью кокни, по которому нельзя было сказать, что он вообще когда-нибудь выезжал из Англии.
— Коу! — нараспев приветствовал его австралиец. — Видеть твой маленький табор для меня — что вернуться домой. Ну-ка, дружище, тащи сюда одного из твоих блаженных кенгуру. А я уж позолочу тебе лапу, за мной не заржавеет!
Морщинистое, смуглое лицо «профессора» стало еще мрачнее, когда он услышал эту просьбу. Покачав головой, он ворчливо ответил:
— Цирк еще не готов; ничем не могу вам помочь.
Бродяга тут же сунул руку в карман и вытащил пятифунтовую банкноту.
— Дай мне взглянуть на кенгуру, во имя нашей далекой старушки-родины, — слезно взмолился он и многозначительно помахал бумажкой перед носом «профессора».
Глаза этого человека блеснули — было ясно, что предложение для него весьма искусительное. Но, похоже, циркач получил очень строгие приказы.
— Убирайтесь, — угрожающе сказал он. — Видеть не хочу ни вас, ни ваших дурацких денег! Проваливайте.
Сжав кулаки, он шагнул вперед, и австралиец слегка отпрянул, а после засмеялся нехорошим смехом.
— Порядочек, друг, — успокоил он. — Я не затевал ничего плохого. Но если ты такой грубиян… Черт с тобой и с твоими кенгуру!
Пошатываясь и во все горло распевая старую песенку из мюзикла, он пошел прочь, а «профессор» с легким сожалением глядел ему вслед.
Было уже почти семь часов вечера, когда мистер Маверик Нэком, беспокойно расхаживая по маленькой комнате, которую снимал в «Оружии Хэмптона», увидел, как дверь распахнулась и снова захлопнулась без малейшего звука. Нэком заморгал при виде Клика, который возник в паре шагов перед ним.
— Наконец-то! — воскликнул Нэком. — Господи, дорогой мой, я никогда в жизни не радовался так вашему появлению! С тех пор, как вы уехали, все как будто пошло кувырком. Никогда не догадаетесь, Клик, что случилось — после всех указаний, которые я дал этому идиоту Робертсу, он дал сбежать банде индусов. Мне сказали, что они отправились на станцию — и прости-прощай!
— Это неважно, — спокойно ответил Клик. — Я наконец-то приближаюсь к разгадке тайны, друг мой.
— К разгадке! — задохнулся мистер Нэком. — Боже мой, рассказывайте!
Клик поднял руку и засмеялся тихим, но довольным смехом.
— Терпение, мистер Нэком. Может, я не должен был этого говорить, потому что мне еще нужно прояснить несколько фактов, — невозмутимо ответил он. — Но прежде всего нужно вернуть драгоценности туда, где их можно будет взять под стражу, — завтра, при свете дня.
— Какие драгоценности? — выпалил мистер Нэком, очевидно, потерявший из виду этот аспект дела, потому что на уме у него было главным образом убийство.
— Драгоценности Чейни, конечно, — ответил Клик. — Прежде всего «Пурпурного императора»…
— Господи всемогущий, я и забыл про них. Я думал о бедной юной девушке, — взволнованно сказал мистер Нэком. — Десять шансов против одного, что ее уже убили и…
— Думаю, она жива, — перебил Клик. — Мне остается прояснить всего одно обстоятельство, и тогда, хочется думать, леди Маргарет сможет сама все объяснить. У меня накопилось столько новостей, что я даже не знаю, с чего начать. И здесь говорить неудобно. Поедемте вместе со мной в Чейни-Корт.
— С удовольствием, — тут же отозвался суперинтендант.
Однако, когда они очутились в машине, там воцарилось молчание. Мистер Нэком видел, как глубоко Клик погрузился в свои мысли, и до поры до времени пытался сдерживать свое любопытство. Так они молчали, пока не миновали заржавленные ворота. Только когда машина подъехала к дому, Клик встряхнулся и быстро сказал:
— Немедленно расставьте вокруг дома констеблей. Поместите их и людей в штатском там, где они не смогут видеть и слышать того, что будет происходить на задах поместья. Потом под предлогом того, что вам нужно осмотреть тело, поскольку я привез новые улики, идите в бальный зал. Я присоединюсь к вам через полчаса.
Мистер Нэком кивнул в знак того, что все понял, и исчез на дороге, где были расставлены его люди, оставив Клика осуществлять задуманное.
Тридцать минут спустя, как всегда почти бесшумно, Клик вынырнул из полумрака заброшенного сада, вошел в Чейни-Корт и присоединился к суперинтенданту в бальном зале, где в торопливо сколоченном гробу лежало тело незнакомца… Который для Клика больше не был незнакомцем.
Нахмурив брови и пристально глядя на мертвеца, Клик негромко проговорил:
— Итак, в конце концов ты все же потерпел неудачу, Блейк. Столько лет ты ускользал от нас, и вот теперь… Быть пойманным, как крыса в крысоловку, из-за какого-то пурпурного камня! Что ж, жизнь даже при самом лучшем раскладе — странная смесь. Но ты выпил свой бокал до дна, Блейк, и больше тебе ничего не причитается…