на нашей, тогда еще совсем малоизученной планете полярные льды на теплую землю, ломали отважные человеческие судьбы, мечты и надежды. .
Время, когда над Арктикой витал, погибая и обретая вечность, дух мужества и жертвенной любви.
ХРУПКАЯ НИТЬ ПОИСКА
Хрупкая нить поиска. Иногда я представляю человеческую судьбу в виде такой вот тончайшей стеклянной нити, которая от неосторожного прикосновения вдруг рассыпалась, и ее надо собрать — отдельные ее кусочки затерялись бог знает где, и их надо разыскать, ну если не все, то хотя бы как можно больше.
Горькая нить поиска. Но почему горькая, ведь были и счастливые находки? Да, были. Но больше все-таки было потерь, горечи, когда в очередной раз вдруг узнаешь, что человек, который был близок к В.И. Альбанову, который мог бы над многим приоткрыть тайну, который, оказывается, жил с тобой почти рядом и которого ты наконец после долгих поисков нашел, — уже ушел в мир иной, и самое горькое — совсем недавно. И каждый раз была досада на себя — что был нерасторопным в поиске, что вообще можно было им заняться лет на десять — хотя бы на пять! — раньше. А теперь то поколение уже ушло целиком...
После долгих поисков с волнением вскрывал я письмо из Астрахани от дочери А.Э. Конрада — Т.А. Колесник. Отыскать ее мне помогли сотрудники Астраханского областного адресного бюро. Тамара Александровна писала:
«Боюсь, что мало чем смогу Вам помочь. Про Валериана Ивановича Альбанова я знаю только по рассказам отца, я родилась в 1923 году. По его словам, это был Человек огромной силы воли, чуткий к своим друзьям, энергичный, смелый, с обостренным чувством справедливости. Папа говорил, что таких людей он больше не встречал в своей жизни, что равных ему нет и вряд ли будут.
Валериан Иванович бывал у нас дома, они с папой были очень большими друзьями. Папа родился в 1890 году в Риге; он хорошо знал немецкий и английский языки, страшно любил море. Он не представлял жизни без моря. Это прежде всего их, видимо, и сдружило, а потом и та ужасная дорога. Они потому и выжили, что сильнее других были духом. Папа плавал всю свою жизнь, более тридцати лет, в советское время — механиком на судах Совторгфлота. Он был очень уважаемый человек, и его портрет всегда был на доске Почета.
В 1940 году летом папа заболел плевритом и, проболев полтора месяца, умер. Хоронил его весь Совторгфлот. За два-три дня до смерти его к нам пришли из Музея Арктики и Антарктики и просили подробно рассказать об Альбанове, но папа уже не мог говорить и часто терял сознание. Тогда они попросили, чтобы мы отдали его вещи в музей. Мама отдала дневник, который папа вел, и все фотографии Альбанова, которые у нас были.
Когда я бываю в Ленинграде, то обязательно захожу в музей и вижу портрет Альбанова, а рядом — портрет папы, а под стеклом —его дневник.
Если будут какие-нибудь вопросы, пишите. Постараюсь ответить».
Я тут же, авиапочтой, среди других вопросов задал Тамаре Александровне не дающий мне покоя вопрос: «Была ли семья у Альбанова? Был ли женат во время той трагической экспедиции Александр Эдуардович?» Это было для меня очень важно. Это многое говорило об их характерах. Какими они уходили в ту жестокую дорогу?
Тамара Александровна ответила: «Альбанов был женат, но детей, насколько я знаю, у них не было. Отец женился в 1910-м, мой брат родился в октябре 1912 года (он погиб в 1942 году в Великую Отечественную войну, мама умерла в блокадном Ленинграде)».
Теперь становится еще более очевидной зыбкость версии Северина и Чачко. Впрочем, то, что Альбанов был женат, нисколько не мешало Е.А. Жданко полюбить его. Если это все-таки так, тогда даже понятнее, почему она не сказала ему о своем чувстве, а только при прощании отдала письмо.
А Конрад! Можно представить, как он любил море, если уходил в такое плавание, ожидая своего первенца. Он увидел его, когда тому исполнилось уже два года...
Вскоре я получил письмо из Государственного архива Красноярского края:
«В документальных материалах архивного фонда Красноярского Совета имеется письмо губернского исполкома в военный отдел от 18 мая 1918 года следующего содержания: «Исполнительный комитет предлагает Вам предъявителю сего Альбанову В.И., моряку военного флота, для нужд Гидрографической экспедиции выдать паровой котел и машину во временное пользование».
Других сведений о полярном исследователе В.И. Альбанове не обнаружено. Обнаружены сведения о его сестре, Альбановой Варваре Ивановне, которая работала старшей воспитательницей в Доме матери и ребенка г. Красноярска».
Как много важных сведений в этом коротком с виду письме! Прежде всего становится известно, что в Красноярск он переехал не один, а забрал с собой по крайней мере и сестру, которая, очевидно, была моложе его. Будучи сиротой, она посвятила свою жизнь другим сиротам.
Жива ли она? Живы ли ее родственники? Что стало с женой В.И. Альбанова? К сожалению, письмо из Красноярского архива на эти вопросы не давало ответа. Нужно опять ждать.
К письму из архива была приписка: «Одновременно рекомендуем обратиться в Иркутск к Яцковскому Алексею Иосифовичу, который занимается изучением жизни и деятельности Альбанова».
А.И. Яцковский? Почему-то мне была знакома эта фамилия. Я долго ломал над этим голову, но так и не мог вспомнить. Возвращаясь в очередной раз с Камчатки, при посадке в Иркутске я пытался дозвониться до Алексея Иосифовича, но выяснилось, что он в отъезде, будет дома только глубокой осенью, и опять я думал откуда мне так знакома эта фамилия? А потом, как это всегда бывает, неожиданно вспомнил: да ведь наши пути уже пересекались, ведь это он в свое время с группой альпинистов смог покорить на Камчатке до тех пор неприступную, забитую льдом вершину Кроноцкой сопки!
И я с нетерпением ждал письма от Алексея Иосифовича. Я был уверен, что он знает о В.И. Альбанове то, чего не знаю я. Но, увы! его ответ был неутешительным:
«Да, Варвара Ивановна Альбанова в течение пятидесяти лет безвыездно жила в Красноярске — жила очень скромно, даже чрезмерно скромно, довольствуясь малоденежной работой по линии детских учреждений. Умерла в 1969 году. (Надо же — я был в Красноярске летом 1968 года! В промежутке между самолетами целые сутки бесцельно болтался по городу! — М.Ч.) Я видел дом, в одной из комнаток которого одиноко, не будучи замужем, она жила. Я видел кое-что из ее вещей, которые «расползлись» по соседским рукам. В частности, видел небольшой сундучок, который, как мне рассказывали сослуживцы Альбановой, был привезен еще из Петрограда около 1918 года, когда Валериан Иванович привез на Енисей свою мать и двух сестер. По рассказам, вторая сестра умерла в 1919 году от тифа, мать — в начале 30-х годов (имена неизвестны). Содержимое того сундучка — как хлам — выбросили или сожгли. Есть предположение, что среди бумаг, которые находились в заветном сундучке Варвары Ивановны было кое-что и весьма интересное, возможно, некоторые бумаги или даже дневники Валериана Ивановича. Впрочем, тут нужна оговорка: по рассказам сослуживицы Варвары Ивановны, которая с ней была особенно дружна, кто-то когда-то взял у Варвары Ивановны какие-то ценные бумаги, что-то пообещал — она не помнит, кто, что, когда, — но так и не выполнил своего обещания. Возможно, это был В. Визе или Н. Болотников...»
Вскоре я получил от Алексея Иосифовича еще одно письмо:
«Что касается обстоятельств смерти Альбанова, то это и сейчас остается загадкой. Думаю, что наиболее вероятна «смесь» сразу двух версий, сразу двух причин: уже будучи болен, погиб при крушении поезда, возвращаясь из служебной командировки из Омска в Красноярск. Как рассказывала уже упомянутая сослуживица Варвары Ивановны, Валериан Иванович будто бы даже поехал в эту командировку (вероятно, с отчетом о гидрографических изысканиях в низовьях Енисея), уже будучи больным. Причина та же — тиф... В общем туман пока не рассеялся. Ясно одно: погиб где-то под Ачинском в 1919 году.
Найти место, где похоронен В.И. Альбанов (если он был «Нормально» похоронен, в чем с полным основанием можно сомневаться), — дело наверняка безнадежное. Зафиксирован ли каким-либо документом факт смерти Альбанова? Не знаю. Не исключено, что в каком-нибудь документе такого рода его фамилия могла быть обозначена, возможно, среди десятков прочих. Но пока что такая бумага не найдена. Вот что ответил на мой запрос краевед из Ачинска М.И. Павленко: «...в 1919 году на станции Ачинск-1 взрывы были, снимали с поездов и больных тифом, умерших или замерзших. Недалеко от станции на пустыре был устроен тифозный барак, а около него — яма, куда хоронили умерших или погибших при взрывах. Лет десять назад, при строительстве железнодорожной больницы, это «кладбище» было обнаружено. Старожилы подтвердили, что в эту яму хоронили собранные трупы погибших при взрывах и умерших от тифа. Я побывал в ЗАГСе. Книги похороненных за 1919 год не нашли...»»
Значит, в свое время Валериан Иванович избрал Местом своего постоянного жительства Красноярск. Но почему именно Красноярск, а не тот же, например, Архангельск? В Красноярск он перевез мать и сестер. А почему в Красноярске не сохранилось никаких сведений о его жене, если Т.А. Колесник ничего не напутала? Опять загадка.
Она стала еще загадочнее, когда я неожиданно получил письмо из далекой Хатанги от известного полярного гидрографа, кандидата географических наук В. А. Троицкого. Как раз по предложению Троицкого именем Альбанова был назван остров близ Диксона. Великодушно предлагая свою помощь в трудном поиске, Владилен Александрович, между прочим, писал:
«В конце шестидесятых годов мой сослуживец, старейший гидрограф Всеволод Иванович Воробьев, служивший еще в «Убеко-Сибири», рассказывал, что в 1922— 1924 годах он был знаком в Красноярске с бывшей невестой Альбанова, по имени Клавдия, которая была подругой хорошей знакомой Воробьева Елеонской Надежды. Как он говорил, он помнит, где в Красноярске стоял домик Елеонской, где они с приятелем, ухаживавшим за Клавдией, часто виделись с этими подругами. Фамилии Клавдий он не помнит. Попробуйте сами написать Воробьеву (но спешите, Всеволоду Ивановичу уже за восемьдесят, здоровье плохое, хотя многое хорошо помнит). По сведениям Воробьева и с его рисунком расположения дома Елеонской я обращался к красноярским краеведам — с просьбой разыскать родственников или саму Елеонскую, а через нее узнать судьбу Клавдии, не осталось ли у нее каких бумаг Альба