нова, так как, собираясь на ней жениться, он, конечно, мог хранить у нее свои бумаги. Но Елеонскую не нашли и ничего не узнали».
Я тут же написал в Ленинград В.И. Воробьеву. Память его была просто поразительна. Рассказав несколько удивительнейших примеров из области северной топонимики, в частности драматическую историю происхождения названия бухты Марии Белки на острове Расторгуеве, он писал: «С «бывшей» невестой В.И. Альбанова (так представила мне ее Н.Г. Елеонская — а была ли она действительно невестой?) имел я короткий, примерно пятиминутный разговор в первых числах июля 1924 года, когда наши суда Енисейского гидрографического отрада «Убеко-Сибири» пришли в Красноярск для погрузки снаряжения, угля и пр., полученного на зиму нашей красноярской базой. Она проявила мало интереса к разговору, ей казалось как-то странно, что кто-то интересуется этой, ушедшей в далекое прошлое темой. С ее слов я узнал только, что Альбанов умер от сыпного тифа в поезде (санитарном?), шедшем на восток. Где он был похоронен? Ей было неизвестно».
Мнения, что Альбанов— по крайней мере с весны 1917 года и до отъезда в Красноярск — был одинок, придерживается и В.А. Троицкий:
«Из имеющихся у меня копий десяти неизвестных писем Валериана Ивановича издателю его «Записок...» Л.Л. Брейтфусу, датированных с марта 1917 по май 1918 года, совершенно точно следует, что этот период он «кочевал» или, по его выражению, «как бы гастролировал» между Архангельском, Петроградом и Ревелем, расставшись с Архангельском весной 1917 года. В Ревеле служил на портовых ледоколах, на разных частных квартирах (адреса указаны) проживал. Нет и намека на семейную жизнь или жену где-то, наоборот, веет неустроенной холостяцкой жизнью».
Неужели Тамара Александровна все-таки что-то напутала? Но если бы просто: «женат», «не женат», а не эта такая жизненная деталь— «но детей не было».
А может, и не напутала? Может, одно второму не противоречит? Действительно, был женат, когда уходил в экспедицию. Но экспедиция пропала без вести, детей не было, — может, она просто его не дождалась (да простит меня тот человек, если я возвожу на него напраслину!)? И в Красноярске у него появилась новая невеста.
Что-то прочно связывало его с Красноярском. Почему в марте 1905 года он вдруг с Балтики уехал туда? Допустим, в Сибири легче было устроиться на службу. Но почему он уехал из Красноярска в Архангельск в 1909 году? (Его архангелогородские родственники якобы подарили музею гидрографического судна «Валериан Альбанов» нож Валериана Ивановича, но на мое письмо они не откликнулись.)
И почему он снова уехал в Красноярск весной 1918 года? Как считает В.А. Троицкий, причиной тому, вероятно, было вступление в Прибалтику немецких войск.
Старейший сибирский речной капитан К.А. Мецайк в свое время рассказывал писателю Г.И. Ку блиц-кому, что в Красноярске Альбанов просился у него на службу на пароход «Север». Но В.А. Троицкий уточняет: «Из писем Альбанова к Брейтфусу, хранящихся у меня, следует, что на «Канаде» Альбанов служил только до весны 1917 года, а затем перебрался в Ревель на ледоколы Балтики, лежал в госпиталях Петрограда, все время следя за изданием книги и советуясь с Брейт-фусом, как ее оформить. Книга вышла не накануне революции, как Вы и другие пишете, а в декабре 1917 года, а Альбанов получил ее в Ревеле уже в январе 1918 года. Ему лично послал ее Брейтфус. В переписке — просьба Альбанова к Брейтфусу: помочь устроиться после госпиталя на службу, и именно Брейтфус рекомендовал Альбанова в Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана (начальник Б.А. Вилькицкий) — в ее речной филиал, снаряжавшийся в Красноярске. Вот выдержка из письма Альбанова Брейтфусу от 19 мая 1918 года: «...считаю необходимым уведомить Вас, что на службу я принят. В день приезда Константина Степановича (Юркевича] из Петрограда я явился к нему, и дело было окончено. Конечно, такой быстроте событий способствовали Вы, за что я спешу Вам принести свою благодарность...» Константин Степанович Юркевич назначен был начальником речной части экспедиции, это известно из ее истории. Так что котел для судового катера парохода «Север» просил, уже будучи на службе в этой экспедиции...»
И тут мне пришлось пережить еще одну горечь безвозвратной потери. Мне позвонила Е.И. Никуличева из школы № 11:
— Мы получили из Воронежа письмо, что 23 февраля 1976 года в Новохоперске умер Михаил Иванович Альбанов 1881 года рождения.
— А еще какие-нибудь сведения? — с надеждой спросил я.
— Ничего. Мы уже два письма написали в Воронеж, в Новохоперск, может, кто остался из его родственников. Но ни ответа, ни привета.
Надо же, всего в 1976 году! И я проклинал себя, что в свое время не проявил настойчивости в воронежском поиске. Тогда я получил ответ, что в архиве документов о В.И. Альбанове и его отце не прослежено и что никакие Альбановы в настоящее время в Воронежской области не проживают, — и успокоился.
Сразу же после звонка Елены Ивановны я снова обратился за помощью в адресные бюро Новохоперска и Воронежа. Начальник Новохоперского районного отделения милиции Данилов сообщил адрес, по которому жил Михаил Иванович, но ни на мое письмо, ни на письма Елены Ивановны никто не ответил, а других Альбановых, по свидетельству Данилова, в городе нет.
Неужели родной брат? Тогда он, конечно, мог бы многое рассказать о брате. По крайней мере о родителях, о годах детства. 1881 года рождения. Неужели они были близнецы? Но близнецов, как правило, стараются не разлучать, почему же в Уфу поехал один Валериан?
Или на самом деле Валериан Иванович все-таки был 1882 года рождения, а год он прибавил себе после побега от дяди, чтобы иметь возможность поступить в мореходные классы?..
И снова навязчиво встает вопрос: в чем же все-таки причина разлада между Брусиловым и Альбановым? Ведь это не просто загадка, которую любопытно бы разгадать, — в нем кроется сущность трагедии на «Св. Анне».
Как справедливо заметил в одном из писем ко мне А.И. Яцковский, «если говорить о судьбе «Св. Анны» и насчет истинных обстоятельств, при которых Альбанов и его спутники ушли со шхуны, то здесь нет важнейшего звена: нет возможности выслушать и противоположную сторону!!! К тому же, мне кажется, что содержание так называемого дневника Альбанова (опубликовано ведь, несомненно, с некоторой литературной обработкой порядочное время спустя после изрядных раздумий о происшедшем) — это не на сто процентов отражение действительных взглядов автора этих записок».
Я бы еще добавил: и тем более не на сто процентов отражение взглядов автора записок именно того времени, когда он уходил со шхуны. То, что «Записки...» перед публикацией и даже уже в корректуре подвергались дополнительной авторской обработке, подтверждает письмо Альбанова Брейтфусу из Архангельска от 10 июля 1917 года: «Если я еще не очень надоел Вам до сих пор, обращаюсь с покорнейшей просьбой. Если будете просматривать корректуру и будет у Вас для этого время, не откажите поправить и сгладить те места, которые очень резали бы глаза будущему читателю, или вычеркнуть. Уверяю Вас, я очень был бы признателен. С непривычки очень страшно увидеть в печати такое, за что потом придется краснеть. С Вами был откровенен, потому что знаю Вас...»
Может, в какой-то степени прояснил бы дело оригинал «Записок...», а еще больше — сам дневник, который велся непосредственно во время ледового перехода.
Где их искать?
— Мне представляется, — делился со мной своими раздумьями по этому поводу В.А. Троицкий, — что автограф рукописи «Записок...» Брейтфус увез в Берлин, он эмигрировал в июле 1918 года, о чем я видел в архиве приказ по Гидрографическому управлению — об исключении из списков управления бывшего заведующего гидрометеорологической частью в связи с уездом на французском судне из Мурманска. Это, конечно, он издал в 1925 году в Берлине в издательстве «Слово» «Записки...» Альбанова под названием «Между жизнью и смертью...»
Есть ли надежда найти сам дневник Валериана Ивановича, который он вел непосредственно во время ледового перехода? Маловероятно.
Почти нет никакой надежды— если он хранился у Варвары Ивановны в Красноярске.
В одном из писем В.А. Троицкий, как бы отвечая на вопрос, поставленный А.И. Яцковским: «Кто же забрал бумаги Альбанова у Варвары Ивановны в Красноярске?», писал в 1979 году:
«Редактор и автор комментариев книги «Подвиг штурмана Альбанова» журналист Н.Я. Болотников (умерший год назад) рассказывал мне, что в середине пятидесятых годов перед изданием «Подвига...» по его просьбе корреспондент ТАСС в Красноярске Ю.Ф. Бармин посетил Варвару Ивановну, спрашивая, нет ли у нее еще каких-либо бумаг или фотографий брата, но та неохотно и испуганно отвечала, что ничего нет, все отослано еще до войны В.Ю. Визе. Я пробовал писать Бармину в Красноярск, но ответа не получил...»
Значит, ни Болотников, ни Визе у Варвары Ивановны не были. Бармин ушел ни с чем. Если она еще до войны все отослала Визе, то почему так скудны сведения, опубликованные им об Альбанове в 1949 году в «Летописи Севера»?
Или у Варвары Ивановны был еще кто-то? Может, Конрад?
Кстати, где он жил и чем занимался сразу после смерти Альбанова? Вот что написал мне по этому поводу из Ленинграда полярный гидрограф С.В. Попов: «В 1919—1920 годах он служил в Байкальском отряде Сибирской военной флотилии. Был крутого нрава, в общем лихой матрос. Занимал должность коменданта отрада».
Так в чем же все-таки причина разлада?
Нет возможности выслушать противоположную сторону. Снова внимательно перечитываю «Выписку из судового журнала», сделанную Брусиловым: «Освобожден от должности...», «Готовится в путь...», «Строят каяки...» Нет, Георгий Львович старательно избегал оценки поступка Альбанова.
Может быть, причина разлада, как я уже делал предположение, — в принципах руководства? Во взглядах на будущее? Или все-таки, как гласит народная мудрость, «во всяком деле ищи женщину»? Может быть, это обстоятельство было не главным, но наложилось, обострило два первых?