Впрочем, теперь легко говорить, что тогда нужно было делать и чего нельзя. Тогда же никому толком не было известно, где их искать: на пропавших судах не было радио, тогда еще не было настоящего ледокольного флота, и поиски велись вслепую.
А их еще можно было спасти. Еще наверняка кто-то был жив из экипажа «Геркулеса», еще не все палубные надстройки и каюты были сожжены на «Св. Фоке», еще шестеро из четырнадцати — а не двое — было в отряде Альбанова, еще не канула в неизвестность «Св. Анна». Но начальник экспедиции, уходящей на поиски «Св. Фоки», капитан первого ранга Ислямов долго не соглашается грузить на пароход купленный во Франции гидросамолет поручика Я.И. Нагурского, решившегося совершить поисковые полеты в Арктике.
— Напрасная затея, поручик, только место занимает ваша игрушка. Там, в Арктике, на собаках-то трудно, а вы летать вздумали, чепуха все это...
Впрочем, сначала летчиков, пытавшихся подняться в небо Арктики, было трое, но один из них, Евсюков, уходящий на «Эклипсе» на поиски экспедиции Русанова и Брусилова, увидев Север, даже не стал собирать свою машину. Подполковник (по другим источникам — капитан) Александров, будучи участником Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, разбил свой «фарман» при первой же попытке подняться в воздух...
Откуда, как рождается в человеке эта властная тяга стремиться в никем еще не изведанное? Почему она дремлет в одних, как бы даже ни поощрялась, и почему так ярко и жертвенно вопреки всему вспыхивает в других? Ясно одно, что просыпается она еще в раннем детстве.
Любопытная параллель: так же, как и Валериан Альбанов, Ян Нагурский в детстве, властно влекомый этой тягой, пытался плыть в Америку — путь туда, по его мнению, лежал через ближайшее озеро. Так же он был выпорот и водворен в дом. Какое-то время эта страстная жажда, тоска по неизведанному, по неоткрытым землям может лишь теплиться в человеке, рискнем это сравнить с углями в потухающем костре, присыпанными золой и пеплом, — после прогимназии Ян Нагурский будет учительствовать в деревне, затем будет учиться в Одесском юнкерском пехотном училище, и не потому, что это его страстная мечта, просто обучение в военном училище бесплатное, а офицерское звание дает сравнительно приличное жалованье, и он сам, кажется, еще не подозревает, что эта детская жажда снова ярко вспыхнет в нем, как тот, совсем было потухший костер, в который снова подбросили дров.
Символично, что судьба Я.И. Нагурского тесно связана с судьбой великого русского летчика П.Н. Нестерова. Не предполагая, что случай сведет их вместе, пехотный подпоручик Нагурский служит в Хабаровске, а артиллерийский подпоручик Нестеров— во Владивостоке. Оба в один год уезжают с Дальнего Востока, каждый мечтает о небе. В аэроклубе в Петрограде Нагурский и Нестеров знакомятся. Нагурский уже допущен к полетам, Нестеров же пока вынужден заниматься теорией полета. Через год они вместе поступают в авиационный отдел офицерской воздухоплавательной школы.
Нагурский был одним из немногих, кто сразу понял всю глубину теоретического и практического новшества Нестерова— необходимости крена крыла при развороте. И вопреки устоявшимся канонам и циркулярам вслед за Нестеровым смело выполняет такие развороты и страстно пропагандирует их.
Осенью 1912 года Нестеров уезжает в Варшаву — он там будет продолжать обучение на звание военного летчика. Нагурский остается в Гатчинской военной школе. Прощаясь, оба не подозревают, что больше они — никогда! — не встретятся. Никогда, но на всю жизнь останется в Нагурском свет этой большой дружбы.
В 1914 году под давлением общественности Морское министерство отпустило средства на организацию поисков экспедиций Седова, Русанова и Брусилова. В Дании и Норвегии закупаются суда «Герта» и «Эклипс». Командовать «Гертой» будет сам начальник спасательной экспедиции капитан первого ранга Ислямов, «Эклипсом» — известный норвежский полярный исследователь, капитан знаменитого нансеновского «Фрама» Отто Свердруп.
Нисколько не умаляя заслуг Я.И. Нагурского, надо вспомнить, наконец, и о том человеке, кому принадлежала сама мысль, идея — использовать для поисков пропавших в Арктике экспедиций самолет. К сожалению, пока трудно более или менее определенно сказать, кто это был, более того, история, кажется, не сохранила в памяти его имени, впопыхах не придав этому факту большого значения. Может, и сам этот человек не подозревал, что у его мысли великое будущее. Может, это был Нансен, который однажды уже говорил о целесообразности применения в будущем самолетов в Арктике для ледовой разведки? Может, эти его мысли передал начальнику Главного гидрографического управления М.Е. Жданко Отто Свердруп? А может, это был сам Михаил Ефимович?..
Многие русские и иностранные летчики откликнулись на объявление Главного гидрографического управления. Но выбор пал на Нагурского. Немаловажную роль в этом, видимо, сыграло то, что он был еще морским инженером и служил в своем — морском — ведомстве. После личного знакомства с ним генерал-лейтенант Жданко решительно подписывает письмо в Главный морской штаб о назначении в экспедицию «военного летчика поручика Нагурского, приписанного к Морскому министерству и изъявившего желание принять участие в означенной экспедиции», хотя принять это важное решение было, видимо, не просто. Генерал-лейтенант Жданко, наверное, знал, что Нагурский открыто восхищался «выходками» своего друга юности военного летчика Нестерова и не только делал по-нестеровски виражи, но и повторил, как бы в пику заявлению, сделанному «Биржевым ведомостям» лицом, «занимающим высокий и ответственный пост в военном ведомстве», его мертвую петлю. А заявление это было таковым: «В этом поступке больше акробатизма, чем здравого смысла. Мертвая петля Нестерова бессмысленна и нелогична. Нестеров был на волосок от смерти, и с этой стороны он заслуживает полного порицания и даже наказания. Рисковать жизнью для того, чтобы только поразить трюком, — бессмысленно... Мне лично кажется, что вполне справедливым будет, если командир авиационной роты, к которой принадлежит Нестеров, поблагодарив отважного летчика за обнаруженную им смелость во время полета, посадит его на 30 суток под арест».
На Нагурского же Жданко возложил выбор системы самолета. А выбрать было непросто. Никто никогда не летал в Арктике. Видимо, это должен быть самолет, который может садиться на лед и на воду. Чтобы он был максимально грузоподъемным, обладал максимальной дальностью полета и в то же время был максимально прочен и компактен для перевозки на судне. У него обязательно должно быть воздушное охлаждение.
Нагурский докладывает о своих выводах Жданко, и тот, целиком доверившись молодому летчику, командирует его в Париж для закупки самолета, который он потом должен привезти в Христианию. Самолет по просьбе Нагурского красят в необычный для тогдашней авиации — красный — цвет. Чтобы, в случае вынужденной посадки, он был лучше виден на снегу. (И до сего дня с легкой руки Я.И. Нагурского самолеты полярной авиации несут на себе красный цвет.)
Вот тут-то, в Христиании, и произошел инцидент, о котором я уже упоминал: капитан Ислямов отказывается грузить самолет на судно. Может, вообще не стоило бы упоминать об этом в сущности малозначительном факте, если бы через семь лет в своих мемуарах, когда вроде бы уже не осталось никого в живых из свидетелей, по крайней мере самого Нагурского, капитан Ислямов напишет, что он, не в пример другим, с самого начала ратовал за использование самолета в поисках пропавших экспедиций и всячески помогал Нагурскому. А тогда Нагурский был вынужден обратиться к чиновнику Морского министерства, ведавшему снаряжением экспедиции, Л.Л. Брейтфусу (да-да, тому самому — несколькими годами позже издателю «Записок...» Альбанова), требуя погрузить самолет.
В начале июля Нагурский на «Эклипсе» приплывает в Александровск-на-Мурмане, откуда два года назад ушла в неизвестность «Св. Анна». На поиски ее и «Геркулеса» Русанова отправляется на «Эклипсе» Свердруп. Может, это было просьбой Нансена — то, что он уходил искать Именно «Геркулес»; Нансен с глубоким уважением относился к его молодому капитану А.С. Кучину, в свое время он спас Кучина от ареста царской полицией и вопреки решению норвежского парламента — в состав экспедиции могут входить только норвежцы — рекомендовал Амундсену взять его на «Фрам» для похода к Северному полюсу, но Амундсен неожиданно повернул к Южному, и Кучин блестяще зарекомендовал себя в этом походе.
На поиски Седова шла «Герта». В помощь- ей зафрахтованы пароходы «Андромеда» и «Печора», на которую и грузят самолет Нагурского.
И вот «Печора» идет на север. Но она зафрахтована только до места последней известной зимовки Седова — Крестовой губы на Новой Земле. Здесь она встречает «Андромеду», ушедшую к Новой Земле чуть раньше. Та уже побывала у Панкратьевых островов. А дальше?
— Увы, — вздыхает капитан «Андромеды» Поспелов, — судно зафрахтовано только до Панкратьевых островов, и я не имею права идти севернее.
А Нагурский мечтает начать свои первые полеты в Арктике как можно севернее, а именно с Панкратьевых островов — на северо-запад. Он знает, куда надо лететь — к Земле Франца-Иосифа. Интуитивно он чувствует, что лететь нужно именно туда. Однако пароход «Печора» зафрахтован только до Крестовой губы, могла бы туда подбросить «Андромеда», но самолет не убирается, на ее палубе, и, скрепя сердце, Нагурский начинает собирать его здесь.
Наконец 21 августа самолет собран, и сразу же — после бессонной ночи и двух пробных полетов — Нагурский с механиком, мотористом первой статьи из службы связи Черноморского флота, Е.В. Кузнецовым летит вдоль берегов Новой Земли на север. Неожиданно все вокруг затянуло туманом, вдобавок вышел из строя самолетный компас, хорошо, что в запас взят обыкновенный шлюпочный. К счастью, скоро туман рассеялся. Определившись по карте, Нагурский узнал под собой Горбовы острова. А вот остаются позади и Панкратьевы, мыс Литке... Но на исходе горючее. Надо возвращаться к Панкратьевым островам, куда должна подойти «Андромеда», и искать место посадки.