В один из межостровных переходов внезапно налетевшим ветром унесло каяк с Луняевым и Шпаковским, и они остались только двое: Альбанов и матрос Конрад. На пропавшем каяке была последняя винтовка. Но даже тут Альбанов не пал духом. «Доберемся до мыса Флора — сделаем лук», — успокаивал он Конрада.
А вдруг на мысе Флора ничего нет? Чем ближе двое были к заветной цели, тем больше эта мысль точила мозг.
Но база Джексона сохранилась, и они нашли на ней продовольствие и оружие.
Это была победа!
Но после последнего ледяного купания и нервного перенапряжения Альбанов тяжело заболел, и Конрад, боясь остаться один, пошел на каяке к мысу Гранта в надежде отыскать потерявшийся береговой отряд. Эти дни одиночества были, наверно, самыми тяжелыми для Альбанова за все время похода. Его посещали кошмары, он то и дело слышал за дверью голоса. А когда вернулся Конрад, у него не хватило сил сказать ему и слова, а Конрад... Конрад не выдержал, заплакал.
Стали готовиться к зимовке — и вот эта неожиданная встреча с участниками экспедиции Седова. И горечь: «Пришлось мне узнать при этом такую новость, которую не мешало бы мне знать несколько ранее, когда я был на острове Белль. Оказывается, что на северо-западном берегу острова, очень недалеко от того места, куда ходили мы искать гнезда гаг и смотреть, что такое представляет из себя «гавань Эйра», стоит и сейчас дом, построенный лет сорок тому назад Ли Смитом. Дом этот хорошо сохранился, годен для жилья, и там даже имеется небольшой склад провизии. Недалеко от дома лежит хороший бот, в полном порядке. Когда мы ходили на северный берег острова, то не дошли до этого домика, может быть, каких-нибудь 200 или 300 шагов.
Тяжело сознавать, что, сделай мы тогда эти лишние 200 или 300 шагов, и возможно, что сейчас сидели бы на «Фоке» не вдвоем с Конрадом, а все четверо. Не спас бы, конечно, этот домик Нильсена, который в то время слишком уж был плох, но Луняев и Шпаковский, пожалуй, были бы еще живы. Уже одна находка домика с провизией и ботом сильно подняла бы дух у ослабевших людей».
Взяв на борт в качестве топлива разобранный дом Джексона, «Св. Фока» по просьбе Альбанова вернулся на мыс Гранта, но на корабельные гудки никто не ответил, а подойти к берегу не смогли из-за тесно сплоченных льдов. Тогда «Св. Фока» развернулся и, слабо коптя, тронулся на юг. Снова зажали льды, сгорел в топке и дом Джексона, уже стали поговаривать о пешем походе к Новой Земле, но пришедший неожиданно ветер растолкал льды, в топку полетели последние переборки и верхние части мачт, и к концу августа 1914 года с «Фоки» наконец увидели берег. Появился первый пароход. Стали ему сигналить, но пароход торопливо развернулся и скрылся в тумане. Что такое? На другой день встретились рыбаки. Сначала осторожно маячили вдали, потом подошли: в обтрепанном, с укороченными мачтами судне они с трудом узнали «Фоку».
Первый вопрос, который задали с него:
— Что, войны-то никакой нет?
— Как нет. Большая война идет: немцы, австрийцы, французы, англичане, сербы, почитай, что все воюют. Из-за Сербии-то и началось.
— Ну а Россия-то воюет ли?
— А как же! Известно, и Россия воюет.
— Так это же европейская война! — вырвалось у кого-то восклицание.
Но седовцы еще не знали, что самое горькое было впереди. Прошло еще немало времени, пока «Фока» медленно и устало подполз к дождливому и пустынному архангельскому причалу. На телеграмму, посланную в комитет по организации полярной экспедиции Седова, пришел удручающий ответ: «Денег нет, обходитесь своими средствами». И целый месяц, убитые равнодушием и даже неприязнью властей, седовцы жили на положении нищих на полузатопленном, без палубы и без кают, «Св. Фоке».
Как сложилась дальнейшая судьба Валериана Ивановича Альбанова? Ни на Черное, ни на Каспийское море он не поехал. Как писал В.Ю. Визе в коротком сообщении в «Летописи Севера», с 1914 по 1918 год он плавал старшим помощником на ледорезе «Канада» (потом — «Литке»). Конрад был с ним. В 1918 году перебрался на реку своей юности — Енисей, плавал на пароходе «Север» в составе Обь-Енисейского гидрографического отряда. Снова не раз лицом к лицу встречался со смертью, но благодаря своему мужеству каждый раз выходил победителем. Смерть пришла к нему нелепо, впрочем, смерть всегда приходит нелепо: после окончания навигации 1919 года Альбанов был вызван в Омск в гидрографическое управление, на обратном пути заболел тифом, и в Красноярск поезд уже привез холодное тело. По другим сведениям, на станции Ачинск радом с поездом, в котором он ехал, взорвался эшелон с боеприпасами. По третьим — он погиб при взрыве поезда где-то вблизи Ачинска.
Прошло много лет, прежде чем Валериан Иванович Альбанов вернулся к нам из забвения: в 1932 году его именем был назван мыс на острове Гукера Земли Франца-Иосифа, с 1962 года его имя стал носить остров в Карском море неподалеку от Диксона, а в 1972 году вошло в строй гидрографическое судно «Валериан Альбанов». В 1974 году оно побывало на мысе Флора, где экипажем торжественно была установлена мемориальная доска в честь Валериана Ивановича Альбанова. Символично, что судно занимается обеспечением безопасности арктических морских трасс и приписано к Архангельску, порту, с которым у Валериана Ивановича Альбанова было так много связано.
Вот что писал мне второй помощник капитана судна Егоров:
«Мы работаем в тех местах, где когда-то шел Альбанов с товарищами, и хорошо знаем суровый нрав Арктики, ее белое безмолвие, грозные льды, тишину скалистых берегов. Только человек с горячим сердцем может покорить ее. А именно таким и был Валериан Иванович Альбанов...
Наше судно в основном занимается лоцработами — мы зажигаем и ремонтируем навигационные знаки, устанавливаем буи, развозим различный груз, одним словом, обеспечиваем безопасность трассы Северного морского пути, и каждый наш день наполнен до предела простой, тяжелой работой. И при каждой высадке на пустынный берег мы ощущаем ту незримую связь, которая протянулась к нам из далекого прошлого, причастность к большому и нужному делу освоения Арктики».
УФИМСКИЙ ГИМНАЗИСТ
Такой была короткая и мужественная жизнь полярного штурмана В.И. Альбанова, прожившего девятнадцать лет в прошлом и девятнадцать лет в настоящем столетии.
Но все, что я сейчас о нем рассказал, это, так сказать, внешняя сторона биографии. А что стояло за ней? Все-таки что он был за человек, Валериан Иванович Альбанов?
Вы можете представить его во всей сложности характера, во всей сложности его глубокой натуры? Я — пока нет. Для меня он все еще скорее идея, чем плоть. Чем жил он, помимо Севера? О чем мечтал?
Ничего этого, к сожалению, в силу бурных событий начала века мы не знаем. «Несмотря на то, что «Записки...» В.И. Альбанова выдержали несколько изданий, . ни в одном из них не было биографических сведений об авторе», — писал в 1953 году в предисловии к очередному изданию «Записок...» знаток Севера известный журналист Н.Я. Болотников. Все, что мы знаем об Альбанове, — только из «Записок...», в которых, когда дело касалось его самого, он был предельно сдержан и сух; и, как я уже говорил, — из короткого сообщения участника седбвской экспедиции члена-корреспондента Академии наук СССР В.Ю. Визе, опубликованного в 1949 году в «Летописи Севера»:
Разумеется, Владимир Юльевич знал о нем больше, чем написал, ведь он знал Альбанова лично, он мог бы подсказать, откуда почерпнуть недостающие сведения, но, увы, у него уже тоже нельзя спросить.
Наверное, многое бы открыл дневник Альбанова, который он вел на «Св. Анне» с первого дня, как поднялся на ее борт, и до того времени, когда покинул ее, и еще месяц уже ледового пути, но эта часть дневника пропала у мыса Гранта, тетрадь была на каяке Шпаковского и Луняева.
Мне бы хотелось побольше узнать о его детстве. Все, повторяя Визе, пишут, что Валериан Альбанов родился в 1881 году в Воронеже в семье ветеринарного врача, но рано потерял отца и потому воспитывался у дяди в Уфе. Но ничего не пишут о матери. А кто она была? От кого у него эта магическая тяга к дальним дорогам? Умерла ли она еще раньше мужа? Или семья была многодетна, после смерти мужа было не под силу воспитать всех, и Валериану, хотел он этого или не хотел, пришлось уехать в Уфу? В какую среду он попал в Уфе? Что за люди его окружали? Что за человек был его дядя? С кем Валериан дружил? Ведь все формируется в детстве.
Кого спросить? Как я уже говорил, наверно, мало кто из его друзей детства дожил до седин?
С надеждой я шел в уфимскую среднюю школу № 11, бывшую мужскую гимназию, сделавшую очень много в деле просвещения края, давшую стране много честных и выдающихся умов. В ней учились великий русский художник М.В. Нестеров и выдающийся геолог академик А.Н. Заварицкий. Скорее всего в ней учился и Альбанов.
В школе хороший краеведческий музей, в нем собран интересный материал почти о всех гимназистах и учащихся, впоследствии ставших известными, но об Альбанове здесь впервые слышали, и это даже настораживало, не напутал ли В.Ю. Визе. Не было фамилии Альбанова и в сохранившихся за те годы списках выпускников гимназии, не было такой фамилии и в картотеке уфимского краеведа Г.Ф. Гудкова, а он-то уж не пропустит ни одну хотя бы сколько-нибудь интересную личность старой Уфы.
Тем не менее в Центральном государственном архиве Башкирии я первым делом запросил так называемый «Алфавит» — указатель имен Первой правительственной гимназии.
И сразу же — удача. Я еще не знаю ее размеров, но удача: на первой же странице детским неровным почерком выведено: «Альбанов Валериан», напротив — номера фонда, описи и дела, где я что-то могу узнать о нем.
Волнуюсь, жду. Наконец приносят.
Первая папка. Список учеников приготовительного класса за 1891/92 учебный год. Первой в нем стоит фамилия Альбанова. Потом идут Архангельский А., Гагин К., Блохин А., Кабанов А. ...Кем они стали, эти мальчишки, учившиеся в приготовительном классе вместе с Валерианом Альбановым? Имели ли они на него какое-нибудь влияние?.. Лабентович Л., Лисовский Р., Охримовский В....