Создается впечатление, что прогнатизм выражен у реликтовых гоминоидов меньше, чем у обезьяны, но у многих особей, если не у всех, — больше, чем у человека. За это говорит ряд более определенных указаний о строении нижней части лица: 1) массивность нижней челюсти и скул (ИМ, I, с. 8, 24; II, с. 50; IV, с. 34–35, 113 и др.); 2) нижняя челюсть выдается вперед (ИМ, III, с. 51; IV, с. 113); 3) зубы поставлены скошенно, прикус резцов, по выражению казахов, «как у лошади» (ИМ, IV, с. 40); 4) подбородок срезан назад, т. е., на нем отсутствует подбородочный выступ (ИМ, IV, с. 39). Эти признаки чрезвычайно ясно сближают аналогов «снежного человека» с палеоантропами или их эволюционными предшественниками.
В нескольких случаях отмечено, что разрез рта у аналогов «снежного человека» значительно шире, чем у людей, а губы — тонкие или почти совсем не видны (ИМ, IV, с. 39, а также кавказские и индокитайские данные).
В нескольких показаниях отмечаются оскаливающиеся крупные зубы. Особенное внимание некоторых наблюдателей привлекли выступающие больше, чем у человека, клыки. В. А. Хахлов полагает, на основе рассказов казахов, что резцы и клыки «дикого человека» почти в два раза больше человеческих, и, соответственно, предполагает, что очень крупными могут оказаться и коренные зубы (ИМ, IV, с. 79–80).
Весьма разноречива имеющаяся небольшая серия показаний о размерах и форме носа аналогов «снежного человека». О одной стороны, налицо несколько указаний на небольшой запавший нос с бросающимися в глаза ноздрями, с другой, — упоминания о достаточно крупном, напоминающим человеческий, носе (ИМ, I, с. 31, 42; II, с. 82, 115; IV, с. 38–39, I05). Эта разноречивость могла бы несколько обескуражить морфолога, если бы он опять-таки не обратился к палеоантропологическим параллелям: черепа неандертальцев свидетельствуют о большом многообразии степени развития и формы наружного носа в рамках этой группы, начиная от сильно проваленного до крупного выступающего вперед.
Наконец, остается добавить, что мы не располагаем пока сколько-нибудь ясными описательными данными об ушах аналогов «снежного человека». Немногие имеющиеся сведения разноречивы; уши то «прижаты», то «оттопырены» (ИМ, I, с. 46; II, с. 82; IV, с. 40–42).
Подводя итог, можно отметить, что данные по морфологии вида Homo troglodytes L. («снежного человека») представляют по многим признакам и общим описаниям картину некоторой амплитуды колебаний: от сближения его с антропоидом до сближения с человеком. Эти колебания можно объяснить двумя причинами: объективной и субъективной.
Во-первых, ископаемые гоминиды тоже рисуют нам картину аналогичных вариаций, располагающихся между формами, более близкими к антропоидам, и формами, имеющими «сапиентные» черты, подчас весьма выраженные, делающие их во многих отношениях по строению тела, конечностей, головы, лица похожими на современного человека (Homo sapiens). Правда, среди части антропологов распространено мнение, что эти формы всегда следует трактовать как эволюционно переходные к современному человеку, как ступеньки «перерождения» неандертальца в человека современного физического типа. Однако, ряд находок, геологически и археологически достаточно древних, заставляет внести поправки в такое понимание. Это не значит, что можно присоединиться к существующей концепции о «пресапиенсах», якобы с очень древних эпох уже представляющих особую ветвь эволюции гоминид, ведущую к современному человеку совершенно в стороне от неандертальцев. Правильным нам кажется представление, что среди ископаемых гоминид формы более или менее «сапиентные» были до определенного времени всего лишь одним из проявлений полиморфизма, одной из вариаций, вкрапленной среди других, но не имевшей еще принципиальных биологических преимуществ перед другими. Вот Homo troglodytes L. («снежный человек») также имеет значительные вариации, и часть популяций этого вида обладает большим внешним обманчивым сходством с современным человеком, чем другая часть.
Во-вторых, при наблюдении неведомого человекоподобного существа многое зависит от субъективной направленности внимания. Так, глядя на обезьяну, один человек более поражен ее сходством с нами, другой — отличием, и в зависимости от этого каждому больше западут в память те или иные черты. Описательные данные о реликтовых гоминоидах, несомненно, отразили на себе в некоторой мере воздействие этого психологического фактора — фиксацию тех или иных признаков в зависимости от установки наблюдателя.
Глава 12. Продолжение. Предварительное описание Homo troglodytes L. («снежного человека»). Биология
Если по строению тела Homo troglodytes L. («снежный человек»), как мы убедились, может быть сближен с ископаемыми гоминидами, то его образ жизни не имеет ничего общего с восстановленной археологами картиной жизни древнейших и древних предков человека. Каждая ступень эволюции последних характеризуется той или иной специфической формой находимых вместе с их костными останками искусственных орудий из камня. Археологи четко отличают, скажем, каменные «культуры» обезьяно-людей (питекантропов, синантропов, атлантропов) от каменных «культур» неандертальцев (палеоантропов). Налицо тенденция связать даже и австралопитековых с определенными формами искусственных костяных орудий, иными словами — с некоей археологической «культурой». В связи с находимыми каменными и иными изделиями и следами обитания древнейших и древних гоминид делаются предположения об их труде, общественной жизни, психике. Напротив, никаких данных о «культуре» «снежного человека» нет. Поскольку наш предварительный материал уже довольно обширен, можно с уверенностью думать, что у него нет никакой специфической «культуры» в археологическом смысле.
Следовательно, нет никаких оснований рассматривать образ жизни исследуемого реликтового гоминоида по аналогии, допустим, с тем, что известно археологам об образе жизни неандертальцев (позднеашельская и мустьерская культура). По образу жизни, по своей биологии реликтовый гоминоид предстает перед нами без каких-либо признаков труда, характеризующих прямых предков современного человека. Иными словами, налицо нет никаких поводов, чтобы рассматривать его как ступень очеловечения обезьяны. Он по своему образу жизни выступает как животное, и только как животное,
В главе 5 был очерчен предполагаемый ареал распространения реликтового гоминоида, — если не в самое недавнее время, то в относительно недалеком историческом прошлом. В главах 6–10 был дан обзор разнообразных описательных данных, относящихся к различным географическим областям этого ареала. Как уже неоднократно подчеркивалось выше, достоверность всех этих данных далеко не равноценна, можно допустить, что часть из них окажется основанной на ошибке или на народных легендах. Но данные носят массовый характер, в подавляющем большинстве подтверждают и дополняют друг друга, контролируются немалым числом достаточно надежных наблюдений вполне культурных людей, а также приведенным в предыдущей главе вещественным фактическим материалом. Поэтому мы можем с не меньшим основанием обратиться к характеристике природной среды обитания реликтового гоминоида, а вместе с тем и к его предварительному биологическому описанию.
Характерная для обитания того или иного вида территория, с определенным ландшафтом, растительным и животным миром, называется его биотопом. Существуют виды узко приспособленные к одной определенной природной зоне, но существуют и другие, способные обитать в разных и даже в весьма различных биотопах, — их называют эвритопными. Реликтовый гоминоид принадлежит к числу последних (может, быть его даже придется назвать убиквистом, наподобие лисицы, беркута или ворона). Приведенные описания встреч и наблюдений говорят, несомненно, о приспособляемости этого вида к сильно варьирующим природным условиям. Перечислим главные типы природной среды, встречающиеся на огромном пространстве ареала реликтового гоминоида, к которым приурочены встречи и наблюдения.
а) Начать надо с высокогорных снежных полей и ледников. Этот ландшафт мы ставим на первом месте отнюдь не из-за его решающей роли в жизни реликтового гоминоида, а чтобы сразу подчеркнуть полнейшую условность и случайность привычного термина «снежный человек». Эпитет «снежный» глубочайшим образом искажает сущность всей проблемы в глазах широкой общественности. Хотя в течение ряда последних лет уже ни одному мало-мальски осведомленному автору не приходит и в голову всерьез приурочивать обитание крупного высшего примата исключительно к области вечных снегов и льдов, что является биологической бессмыслицей, этот эпитет по-прежнему служит в глазах неспециалистов чуть ли не главным возражением против возможности его существования вообще. Потребуется большая научно-популяризаторская работа, чтобы читатели привыкли понимать вошедший в обиход эпитет «снежный», как совершенно условный. Д-р А. Сэндерсон в письме к автору этих строк замечает, что, по его впечатлению, сейчас главная причина, мешающая постановке серьезного научного исследования проблемы «снежного человека», состоит в ложном толковании проблемы, возникшей из некритического восприятия термина: оно заключается в том, что якобы эти существа являются не только обитателями гор, но и живут около снежной линии или выше нее. Однако, продолжает А. Сэндерсон, из всех сотен случаев, занесенных мною в картотеку, у меня нет ни одного, который хотя бы намекал, что «снежные люди» живут в такой экологической зоне.
Эпитет «снежный» вошел в широкий обиход по той причине, что снежные поля Гималаев оказались своего рода предательской ловушкой, выдавшей тайну изучаемых нами существ. Оставшиеся на снегу следы явились первыми документальными вещественными доказательствами их существования, ставшими доступными мировой науке. Однако уже предшественникам Иззарда и Стонора, а тем более после экспедиции 1954 года, было ясно, что искомое животное только пересекает время от времени высокогорные снежные поля, а не обитает в них. Что же заставляет эти существа появляться на снежниках и ледниках? Много ли времени они проводят и могут проводить в этой зоне?