Для непосвященных все таджики Каратагской долины повторяют примерно одну и ту же версию о способе добывания «мумиё»: в период гона горные козлы (согласно одним — самцы, согласно другим — самки) трутся о камни и оставляют на них выделения, которые затем затвердевают, и опытные охотники либо проникают до самих этих недоступных скал, либо сбивают с них указанное вещество меткой пулей. Детали всех этих рассказов явно противоречат друг другу. В Дарвазе Н. Н. Ершов записал совсем другой вариант басни, связанной с горными козлами: «мумиё» — это якобы какие-то минеральные наплывы в горах, которые горные козлы лижут, когда у них переломана какая-нибудь кость, и быстро выздоравливают. Остается отчетливое впечатление, что версия о горных козлах пущена таджикскими муллами и посвященными в секрет лицами для того, чтобы преградить путь любопытству посторонних к тайне изготовления «мумиё». Больше доверия заслуживают утверждения, что исходное сырье подвергается вывариванию вместе с различными веществами и высушиванию, прежде чем препарат окончательно готов, что существуют разные виды и разные способы формовки «мумиё» (крупинками, плоскими кусочками). Медицинские показания к использованию «мумиё» весьма широки, чаще всего его рекомендуют для лечения последствий переломов и травм. Наиболее бесспорно, что «мумиё» тайно продается по чрезвычайно высоким ценам, а следовательно и почва для всяческого шарлатанства очень благоприятна.
Все эти разрозненные знания лишь подводят нас к порогу большой и совершенно темной темы из, истории медицины. Всякий знает слова «мумия», «мумифицировать». Сейчас многие считают, что мумия — это высушенное и набальзамированное тело. Но и в современных арабских словарях можно прочесть, что на самом деле мумия — это средство или лекарство для бальзамирования тела. А еще в XVI–XVII вв. в Европе аптекари продавали «мумию» не как средство для бальзамирования, а как снадобье для лечения переломов и ран. Говорили, что это снадобье привозят с арабского Востока. Во всяком случае, слово «мумия», которое сейчас нами ассоциируется с историей Древнего Египта, на самом деле завезено в Египет только со времени арабского завоевания. Во многих словарях оно считается арабским словом. Но арабские словари указывают, что оно заимствовано из персидского языка. В действительности же, как мы уже отмечали, в нем персидским является только первый слог «мум», тогда как окончание «ми-ё» («дикий человек») заимствовано из тибетского.
В самом предварительном порядке можно реконструировать четыре больших исторических этапа развития этого удивительного тайного лекарства восточной медицины.
Первый этап может быть назван индийско-тибетским и восходит, по всей вероятности, к до-буддийскому времени. Мы приводили выше кое-какие характеризующие его сведения. Для этого этапа характерно умерщвление «ми-гё» для изготовления лекарств без всякой опаски пролить его кровь, напротив, именно воинским оружием: стрелой, мечом. Для изготовления лекарства используется именно кровь и мясо (а также желчь) убитого животного. Иными словами, его тут умерщвляют еще как врага, как человека. Из древней тибетской медицины эти рецепты впоследствии распространились по всему буддийскому миру. Как один из поздних следов этого этапа можно упомянуть, что в «Бэнь Цао Ган-му», сочинении Ли Ши-чженя, авторитета в фармакологии XVI века, говорится об использовании в медицинских целях крови «дикого человека». Кстати, там же упоминается об изготовлении из того же сырья какого-то красителя, не из этого ли факта ведет начало странное совпадение общеизвестного современного названия одной краски «мумия» со словом «мумия» в смысле медицинского средства или бальзамирования трупа?
Второй этап связан с персидским средневековьем. Мы не знаем, в каком веке произошел решительный переворот в способе приготовления лекарства из «ми-гё». Суть этого переворота состоит в том, что было решительно запрещено пролитие его крови и поэтому для его умерщвления и превращения его тела в лекарство были придуманы новые весьма хитроумные приемы. В сравнительно поздних персидских естественнонаучных энциклопедиях мы находим уже несколько задрапированное и понятное лишь посвященным описание этих приемов. Например, в персидском словаре, составленном Гиосом, мы читаем: «Мумиё — это темное вещество, которое бывает двух видов — природное и искусственное… (Для изготовления последнего) нужен ребенок с рыжими волосами и красным лицом (несомненная зашифровка „ми-гё“), его выкармливают до 30 лет. Изготовляют каменный хум в рост человека, наполняют его снадобьями и сладостью, туда помещают этого молодого человека в стоячем положении и закрывают. Через 120 лет открывают. Все содержимое — и снадобья, и сладость, и человек — это и есть искусственное мумие. Какое место у больного болит, соответствующее место берется из мумиё и прикладывается. Особенно это применяется для лечения переломов костей» («Гиос-Сулугат» (на персидском языке), переиздано в Бомбее, 1887). Другой средневековый персидский словарь Бурхони-Котэ (Бурхон — псевдоним Маулеви Мухаммеда Хусейна) приписывает и название и способ приготовления искусственного «мумиё» европейцам, что представляется приемом маскировки. «Мумиё» описывается здесь как «вещество, похожее на смолу». Искусственное «мумиё» (в отличие от природного) изготовляется так: «находят ребенка с рыжими волосами, его содержат до 30 лет, потом изготовляют такой каменный сосуд, чтобы он там поместился, наполняют медом, погружают туда этого человека и прочно закупоривают, так хранят 120 лет, потом сосуд открывают, — все его содержимое и считается мумиё. Полагают, что это мумиё лучше природного» («Бурхони-Котэ» (на персидском языке), переиздано в Нуль-Кащуре, 1888). Легко заметить, что именно от этих рецептов тянутся нити к наиболее привычному для нас употреблению слова мумия, в смысле консервации человеческого трупа длительное время. Однако это — лишь побочный смысловой оттенок. История же самого снадобья — «мумиё» — шла своим путем.
Третий этап, должно быть, надо отнести к арабской медицине и фармакологии. Мы еще не знаем ничего о начале этого этапа. Арабский путешественник XII в. Абд аль-Латиф пишет, что в Египте можно дешево приобрести употребляемую для медицинских целей «мумию». В ходе столетий арабская рецептура изготовления этого целительного вещества распространилась во всем мусульманском мире. Центр торговли им оказался в Мекке и Медине, и вместе с тем само лекарство, так же как и странное человекоподобное существо, из которого извлекалось фармацевтическое сырье, приобрели в глазах мусульман оттенок священности и стали тайной, охраняемой от «неверных». Проникнуть в эти секреты полумедицинского-полурелигиозного характера современной науке будет очень нелегко. На основе наших предварительных сведений мы можем пока только сказать, что на этом третьем, мусульманском этапе основным приемом получения «мумиё» из рыжеволосого «ми-ё» («ми-гё») стало уже не закупоривание его в каменном хуме, а вытапливание из живого существа его жира. Этот прием еще лицемернее избегает прямого убийства, в смысле пролития крови.
Вот, например, описание этой процедуры, любезно сообщенное мне со слов отца директором Института востоковедения Узбекской ССР С. А. Азимджановой. С детства С. А. Азимджанова знает «мумиё»: ее дед, умерший до ее рождения, из паломничества в Мекку привез «чистое мумиё» — «мумиё-и-асыль», которое хранил в специальной коробочке красного дерева, перешедшей к ее отцу. С. А. Азимджанова видела содержимое этой коробочки: темные прозрачного вида кусочки какого-то вещества, от которых откалывали небольшие крохи для медицинского использования. Ценилось оно очень дорого. Средство считалось особенно эффективным при переломах, утверждали, что каким-то образом больной непосредственно чувствовал, как лекарство проникает ему в самое место перелома. О приготовлении «мумиё» С. А. Азимджанова слышала следующее. Какого то желтоволосого человека специально откармливают кишмишем. В особо подготовленном совершенно темном помещении его подвешивают за ноги вниз головой и оставляют висеть длительное время, кажется, дней 30–40. То, что с него стекало, попадало в подставленные глиняные тарелки (миски), расположенные одна над другой таким образом, что они служили как бы последовательными фильтрами, многократно процеженное сквозь них жидкое вещество оседало в нижней тарелке. С. А. Азимджановой известно, что этот способ изготовления «мумиё» и его детали в высшей степени засекречены в соответствующих мусульманских кругах (Записано 3 августа 1960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке»).
Четвертым этапом в истории «мумиё» можно считать современное положение, наблюдаемое в республиках Средней Азии, когда распространяются заменители «чистого мумиё», уже не связанные с добыванием его из жира «дикого человека». Магическая сила остается лишь за названием: многие пожилые таджики, узбеки, и др. еще готовы подчас прибегнуть к спасительному лекарству под этим именем, проданному им знахарями. Если верить некоторым слухам, то кое-кто приносит из гор труп убитого «одами-явои» и, не зная всей процедуры изготовления «мумиё», лечит себя от тех или иных болезней кустарным образом, прикладывая или принимая внутрь частицы его тела, не веря, что в нем заключена необыкновенная целебная сила.
После сказанного может быть уже не покажется чистой случайностью, что реликтовый гоминод, «снежный человек» если и сохранялся долго кое-где на земле, то подавляющая часть сведений падает на страны и районы, где население в основном было либо буддийским, либо мусульманским. Можно представить себе, что истребление этих живых ископаемых для нужд сакральной медицины сопровождалось и охраной части поголовья для тех же самых целей.
Все это, конечно, представляет собою область скорее предположений, чем систематизированных сведений. Однако и предположения заслуживают самого пристального внимания, если они судят такие важные перспективы для исследования, как в данном случае. В самом деле, если верно, что реликтового гоминоида умели использовать в медицинских целях, значит, его умели, а может быть и умеют, добывать по мере надобности, хотя бы он и представлял собою редчайшую и труднодоступную добычу. Значит были, а может быть, и есть люди, владевшие этим искусством как профессией, передававшие из поколения в поколения те приёмы поисков или приманивания реликтового гоминоида, которых так недостает сейчас зоологам, приступающим к исследованию этого реликтового вида. Допустим, таких людей сейчас уже ничтожно мало на земле, да и проникнуть в их тайны нелегко. Но может быть все-таки этого достигнуть легче, чем начинать поиски совсем заново, не опираясь ни на какой предшествующий человеческий опыт.