Во время своего небольшого, путешествия по Каратагской долине я не имел возможности подняться выше впадения р. Парьен в р. Каратаг-дарье, на север, к перевалу Мура, хотя хотелось бы посетить и район оз. Искандер-куль, к которому также тянет целая группа сообщений о «диком человеке». В. А. Ходунову таджики жители кишлака Лабиджай говорили, что на Искандер-куле обитает несколько семей «диких людей». По словам чабана Кинджи Олимова, его товарищ видел «маймуна» в районе Искандер-куля у перевала Дукдон (Из писем В. А. Ходунова 1959–1961 гг. в Комиссию по изучений вопроса о «снежном человеке»). По словам Шкура Нучаева, чабана, кроме ущелья Дузах-дара «одами-явои» водятся на Искапдер-куле (Полевой дневник Б. Ф. Поршнева, Гиссарский хребет, Таджикская. ССР, июль 1961 г.).
Указания на Искандер-куль уже выводят нас на северные склоны Гиссарского хребта. Соседний Зеравшанский хребет дает тоже небезынтересные описательные данные, хотя пока и не многочисленные. Записана беседа с таджиком Амоном Валиевым из кишлака Дехаус, который в Зеравшане, по его словам, видел это существо: оно покрыто волосами, рост его превышает рост высокого человек, оно очень боится людей. И другие жители видели в районе Зеравшана волосатого дикого человека, предполагая, однако, что это убежавший от людей и одичавший житель одного из кишлаков (ИМ, I, № 29, с. 90–91). Геолог В. И. Соболевский в 1933 г. записал следующую беседу на перевале Рова-санг (Зеравшаиокик хребет) со встретившимся стариком-таджиком, получившим помощь на перевале от геологов и следовавшим дальше вместе с геологической экспедицией. Здесь, на этом, снежном спуске, он однажды, спускаясь вниз от хребта, увидел падающий около него камень, затем дугой камень задел его плечо. Обернувшись, он увидел наверху двух обезьян, самца и самку. Из лука, каким пользуются до сих пор охотники-таджики, он застрелил самца. Самка, увидев это, с громким криком скрылась. Охотник поднялся вверх, нашел убитого. Последний был покрыт серо-желтой шерстью. Стащив его вниз по снежнику, охотник погрузил его на своего ишака и повез домой. По дороге он встретил секретаря из ближайшего кишлака (назвал имя человека, широко известного тогда в этих местах, известного и В. И. Соболевскому). Он показал свою добычу секретарю, поделившись с последним возникшими в пути сомнениями: а что, если он убил не обезьяну, а человека? Секретарь сказал ему: если ты убил человека, то пойдешь под суд, если обезьяну, русские не дадут тебе покоя требованиями добыть еще таких обезьян. Согласившись, охотник снял добычу с ишака и закопал труп в земле где-то у гряды ближних скал — «вон под теми синими камнями» (ИМ, I, № 30).
Наконец, на Зеравшанский хребет, возможно, указывает и воспоминание бабушки преподавателя Узбекского государственного университета М. Х. Хайдарова, о том, что примерно в 1866–1867 гг. по улицам Самарканда при большом стечении парода везли на арбе дикого человека, волосатого, с человеческим лицом и сверкающими небольшими, глазами; руки его были связаны за спиною (ИМ, III, № 107, «а»).
На юг и юго-восток от Самарканда ведут нас сведения, собранные в Кашка-дарьинской и Сурхан-дарьинской областях Узбекской ССР. Представляют интерес записи, произведенные Г. Я. Снегиревым в кишлаке Ургут в 1960 г. Проживая там у чабана Устона Рузибоева, таджика, 32 лет, Г. Я. Снегирев расспрашивал его и его брата Ахтама. Они часто гоняют овец через перевалы в долину р. Кашка-дарья. Медведи там не водятся. Обросшего шерстью человекоподобного зверя они в беседах с Г. Я. Снегиревым называли «аикх» (медведь), но позже отожествляли его с названным им профессором Н. И. Леоновым словом «явна». «Аикх», по словам рассказчиков, живет в горах, вечерами он подчас спускается на альпийские луга для собирания пищи, а перед рассветом возвращается в горы. Он выкапывает из земли луковицы тюльпанов («лала»), корень «чухры» (ревень), объедает на высокогорных полях пшеницу, рвет и разные другие травы. Ест мышей, которых ловит и душит руками, не брезгает падалью. Последний раз Усман Рузибов встретился с «аикхом» на перевале, ночью, когда зверь этот прошел недалеко от него по снегу, поднимаясь с лугов вверх в горы; утром Усман рассматривал следы на снегу. Когда Г. Я. Снегирев нарисовал контур одного следа, похожего на медвежий, и другого — с отставленным большим пальцем, Устон и Ахтам радостно подтвердили сходство второго, показав при этом размер следа сантиметров в 30–35 длиной.
Согласно записи Г. Я. Снегирева, таджики считают, что «аикх» не трогает человека, если на него не напасть, в противном же случае — убивает. Старик чабан Сайпи из кишлака Ургут, года два-три тому назад добиравшийся домой из гор с поврежденной ногой, близко столкнулся у поворота за скалой с шедшим на двух ногах «аикхом», очень испугался, но «аикх» не тронул его и оба мирно разошлись. Со слов других пастухов рассказывают, что в их краях однажды был убит детеныш «аикха». Лет пять назад, при строительстве дороги через один перевал, дорожные строители и шоферы видели двух «аикхов» и одного убили. На вопрос, как лучше поймать или убить «аикха», может быть с собаками, опрашиваемые ответили, что «аикх» очень быстро передвигается и карабкается в скалах, пользуясь четырьмя конечностями. Однако при встрече с человеком он всегда стоит на ногах, при этом отбрасывая движением головы и руки ниспадающие ему на глаза волосы. Вдалеке же, в арчевнике видели «аикха», который собирал корешки сидя, или перебираясь на четвереньках. Усман Рузибоев, по его словам, видел яму, которую «аикх» вырыл на ночь себе летом в лугах. «Аикх» якобы любит сидеть в горах на уступах, покрытых землей, и отпрашиваемые встречали отпечатки его зада и широко расставленных ног, а также рук, на которые он опирался, когда вставал, эти отпечатки они тут же постарались нарисовать. По описанию рассказчиков, «аикхи» ростом около 2 м., покрыты рыжеватой шерстью. На голове длинные волосы, лоб скошен назад. Рассказчики говорят, что «аикхов» в горах мало, их становится все меньше, живут они очень разобщенно, вместе не собираются. По рассказам пастухов, однажды к ручью спустились самец, самка и два детеныша. Когда они поднимались обратно, то взрослые сначала унесли одного детеныша, а потом вернулись за вторым. На вопрос, почему так редко находят следы «аикха», опрашиваемые объяснили, что на альпийском лугу «аикх» следов не оставляет (за исключением останков съеденных мышей), на снегу же в горах даже при небольшом ветре следы быстро заносит. «Аикха» никто не ищет, так как встреча с ним считается дурным предзнаменованием.
Г. Я. Снегирев отмечает, что среди опрошенных им на рынке в Ургуте узбеков никто не знал об «аикхе» или о диком волосатом человеке под другим любым именем, а все сведения и рассказы исходят только от пастухов-таджиков, сопровождавших отары овец в горы. Зато среди них эти рассказы удерживаются стойко. Бабка Усмона Рузибоева говорила ему, что когда они с мужем кочевали по Афганистану и Таджикистану, то за свою жизнь она видела живого «аикха» пять раз. (Сообщение Г. Я. Снегирева 28 сентября 1960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке».)
Однако это не значит, что мы имеем дело с национальным фольклорным сюжетом таджиков, что сюжет этот вовсе не знаком узбекам. По сообщению С. С. Семина, в 1943 г. в кишлаках, прилежащих к окрестностям г. Сары-Ассия (Сурхан-дарьинской области Узбекской ССР), один из местных жителей поведал ему, как незадолго до того ему пришлось встретиться с существами похожими на людей, но значительно выше и, как ему показалось, сильнее человека. Их было двое: мужчина и женщина. Тело их, как описывал рассказчик, покрыто волосатой растительностью. Мужчина держал в руках дубинку и шкуру какого-то животного, а женщина — ребенка. Увидев рассказчика, человекоподобные существа поспешили уйти в горы. Несмотря на то, что земля была покрыта снегом, оба они были голы и босы (ИМ, II, № 66). Очень любопытные народные легенды, связанные с появлением «яван-адама» («дикого человека») в Байсунском и Ширабадском районах, были записаны известным краеведом и охотником И. Ф. Ломаевым (ИМ, II, № 67).
Если, двигаясь на юг, мы перейдем на территорию Туркменской ССР, мы тоже услышим сообщения о «диком человеке». Вот одно из них. Охотник Чары Куларов, 70 лет, из селения Польварт на р. Аму-дарья, рассказывает, что охотясь с товарищем недалеко от селения в песках на джайранов, к вечеру развели они костер, а туши семи джайранов и трех зайцев положили недалеко от костра, засыпав их песком. Когда стемнело, охотники сначала услышали какие-то звуки вроде стона, а вскоре увидели в свете костра подходившее к ним человекообразное существо, «яван-адам». У него были очень длинные руки, нос небольшой, широкий и плоский, тело было покрыто густыми волосами, как у медведя. «Яван-адам» перестал издавать звуки, стал втягивать носом воздух и пошел к тому месту, где песком были присыпаны убитые джайраны и зайцы. Затем стал руками выкапывать их из песка. Схватив тушу одного джайрана за задние ноги, оторвал одну из них и стал с жадностью пожирать мясо. «Яван-адам» обглодал ее и ушел в пески, снова издавая звуки, напоминающие стон. Охотник Чары Куларов, заканчивая свой рассказ, добавил, что «яван-адам» боится огня, что стрелять и убивать «диких людей» нельзя, так как они не звери, а люди, как бы наши кровные братья, но только ведущие образ жизни диких зверей. (Из сообщений студента ГИТИС (Москва) Дурды Довлетова, записанных А. А. Машковцевым 30 января 1961 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке».)
Другие сведения по Туркменской ССР относятся к району Кушки и хребту Копет-Даг. Однако они носят пока предварительный характер.
Вернемся на территорию горного Таджикистана. На севере его лежит Туркестанский хребет, в своей восточной части граничащий с Киргизской ССР. Из записей, относящихся к Туркестанскому хребту, интерес представляет следующая. Заслуженный старый деятель революционного движения Таджикистана Бобокалонов (ныне персональный пенсионер, таджик, около 60 лет, житель пос. Шахринау Гиссарского района) сообщил, что осенью 1935 г., когда он с отрядом красноармейцев находился в районе кишлака Матча в верховьях Зеравшана, в одном из боковых ущелий Туркестанского хребта, на высоте около 3 тыс. м., они натолкнулись на «дикого человека» — «одами-явои». Он в это время вырывал траву и ел. Его выгнали из ущелья и поймали. Он был высокого роста, около 180 см. Лицо, шея, а также ладони рук были голые, остальные части тела заросли волосами черного цвета. На голове у него были длинные волосы, ниспадающие на уши; под маленьким лбом были большие глаза. Предложенную лепешку не взял и все время молчал. Затем его, якобы, отправили в Душанбе в музей. Бобокалонов добавляет: «Раньше, до 1935 г. „дикий человек“ был, теперь пропал». (Из записей В. А. Ходунова летом 1960 г. Архив Комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке».)